– Зачем ему понадобились чужие документы? – перебила Каммингс.
– Я не знаю. Он находился в отеле «Регина», когда туда попала бомба… Другой мужчина, который тоже был там, сказал мне, что в тот вечер в баре ошивался какой-то подозрительный тип, он был один; медсестра сообщила мне, что его привезли с большим количеством наличных денег. Его одежда сильно обгорела, поэтому они ее выбросили, но я осмотрела его ботинки – они очень старые, просто разваливаются…
Она сделала паузу, взглянув на Каммингс.
– Думаю… возможно, он просто вор-карманник. И вероятно, ни деньги, ни бумаги не принадлежали ему.
– Да, возможно.
– В Бате живет только один Перси Клифтон, и это не он. Они уже все проверили.
– Так чьи же документы он украл?
– Какого-то другого Перси Клифтона, который тоже остановился в этом отеле.
– А почему вы думаете, что знаете его? Если вам не знакомо его лицо?
– Ну, он же обгорел. Часть его лица обожжена, и он весь забинтован. Трудно разглядеть его как следует. И мне кажется, что он может быть… кем-то, кого я знала давным-давно. Возможно, – она слегка покачала головой, – я схожу с ума.
– В этом я сомневаюсь, вы кажетесь вполне вменяемой, – сказала Каммингс.
– Я в этом не уверена, – устало ответила Френсис.
– Выпейте чая, – предложила Каммингс, дотронувшись до чайника тыльной стороной ладони. – Я закажу свежий. А как насчет бутерброда? Вы выглядите немного… бледной.
После того как Френсис поела и выпила чая, ей стало лучше.
– Помните, вы рекомендовали мне пройтись по старым местам – там, где мы бывали с Вин тем летом? Так вот, одно из этих мест как-то связано с этим человеком. Когда я смотрю на него, мне кажется, я вот-вот вспомню… Но чем больше напрягаюсь, тем быстрее это ощущение ускользает от меня. Это приводит меня в бешенство. Не знаю, что мне делать.
– Попытайтесь вспомнить. – Каммингс пожала плечами. – А что еще вы можете сделать? Полагаю, это единственный выход.
– Да, я понимаю.
– Хорошо. Теперь позвольте мне сказать вам, почему я попросила вас о встрече.
На лице Каммингс появилось серьезное выражение, и Френсис стало не по себе.
– Кое-что из того, что вы сообщили мне в прошлый раз, заставило меня задуматься. Вы сказали, что если Иоганнес невиновен и если в убийстве Вин был… сексуальный мотив, тогда истинный преступник остался на свободе. Кто знает, может быть, он и по сей день гуляет.
Каммингс посмотрела на свои руки.
– Судя по тому, что я знаю о преступниках такого рода… Так вот, маловероятно, что они останавливаются по собственной воле. Я задумалась о возможности и других жертв. И я… еще раз просмотрела наши отчеты. И кое-что нашла.
– Что именно? – резко спросила Френсис.
– Скорее кого. Лесли Рэттрей. Это имя вам ни о чем не говорит? – спросила Каммингс.
Френсис отрицательно покачала головой.
– Лесли было девять лет, она жила здесь, в Олдфилд-парке, недалеко от того места, где мы сейчас сидим, на Кентербери-роуд.
– Ей было девять лет?
– Лесли нашли мертвой примерно в ста футах от ее дома, в переулке, который тянулся за садом. Это было в сентябре тысяча девятьсот двадцать четвертого года, то есть через шесть лет после убийства Вин. Лесли была… изнасилована и задушена.
Френсис почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок; она с трудом перевела дыхание.
– С вами все в порядке? – поинтересовалась Каммингс.
Френсис коротко кивнула.
– Убийца задушил ее голыми руками, без каких-либо подручных средств. Подозреваемых не было, никого не арестовали. Кто бы это… кто бы ни сделал это с Лесли, он вышел сухим из воды.
– Боже… – прошептала Френсис.
– Да, где ж он?.. – угрюмо пробормотала Каммингс, помедлила, потом сунула руку в карман и достала оттуда листок бумаги. – Я не говорю, что эти два дела связаны между собой. Я все еще думаю, что Иоганнес Эбнер, скорее всего, был виновен в смерти Вин. Но… и этому человеку нельзя позволить уйти от правосудия. Я переписала показания матери Лесли, и если вы готовы, то я вам их покажу… Возможно, вы обратите внимание на то, чего не заметил никто другой.
Френсис взяла листок бумаги.
Лесли никогда не рассказывала ни о ком, кто бы проявлял к ней излишнее внимание или пытался дотронуться до нее, и я никогда не видела, чтобы кто-то слонялся поблизости, так что это не могло случиться рядом с домом. В поведении Лесли не было чего-то странного, она была самой собой. Она стеснялась незнакомых людей и была не очень разговорчива с посторонними, но всегда оставалась веселой и улыбчивой. Ей нравилось возиться с разными животными, и в последнее время это были лягушата. За нашей дорогой, на пустырях, где строят новые дома, есть пруд, полный всякой живности. Лесли любила там играть, хотя я ей этого не разрешала. Во избежание несчастного случая мне не хотелось, чтобы она играла рядом со стройкой. И чтобы возвращалась домой перепачканная и с лягушками в карманах. За несколько дней до того, как ее похитили, строители засыпали пруд, и все эти твари кишмя кишели в садах вдоль нашей улицы. Лесли бродила по улице, пытаясь их поймать, хотя я много раз говорила ей не делать этого. За день до того, как все это случилось, я ее отругала и назвала дворняжкой-замарашкой. Она расстроилась немного, но ничего серьезного, все как обычно. В то утро, когда Лесли пропала, она собиралась отправиться в гости к тете Паулине, моей сестре, потому что у меня был назначен прием у доктора Кэллоуэма. На Лесли был надет жакет с пуговицами в виде божьих коровок и новая юбка, волосы я заплела ей в косички. Я думала, что она пойдет прямо к Паулине и не станет возиться с лягушками в своей парадной одежде. Она уже много раз ходила к тете одна и прекрасно знала дорогу. Но она так и не добралась до Паулины. Мы отправились на ее поиски только после того, как Паулина пришла узнать, куда она запропастилась. Она была очень хорошей девочкой.
Когда Френсис закончила читать, у нее в горле стоял ком. Отчаяние и боль миссис Рэттрей пробивались сквозь сдержанный тон ее официального заявления. Я назвала ее дворняжкой-замарашкой. Она была очень хорошей девочкой.
– Бедная, бедная – пробормотала Френсис.
– Да, – тихо отозвалась Каммингс. – Так… ну, есть здесь что-нибудь?.. Какой-то звоночек?.. Вам это о чем-то говорит?
– Я… Я не знаю.
Френсис снова сложила бумагу, но не сразу отдала ее обратно.
– Возможно.
Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Что-то шевельнулось на дне ее памяти. Сырое затененное место, солнечный свет струится сквозь щели в двери… Заглянули под каждый камень.
– Мне бы тоже понравились эти лягушата, – рассеянно сказала она. – Хотя больше всего я любила тритонов.
– Френсис, – сержант Каммингс наклонился к ней, – возможно, между этими случаями вообще нет никакой связи. Вы говорили, что детей иногда убивают, чтобы они молчали. Разве у Иоганнеса не было с вами общей тайны, которую он хотел бы сохранить?
Она бросила на Френсис пристальный взгляд.
– Да, – согласилась Френсис.
– А не мог он по какой-то причине считать, что Вин собирается его выдать?
– Я… Я не знаю.
Выйди на улицу! Сердитый голос Вин слышался, будто наяву, и Френсис вздрогнула. Иоганнес, пойдем на улицу! А если ты этого не сделаешь, мы больше не будем тебя навещать! Сердце Френсис бешено заколотилось. Отстань от меня!
– Итак, – наконец произнесла Каммингс. – Как я уже сказала, вполне возможно, что эти случаи ничего не связывает. Вы можете оставить эти показания у себя, если хотите. Мне они не нужны… Но если вам что-нибудь придет в голову, дайте мне знать.
– По-моему, за мной следят, – сказала Френсис.
Каммингс уже собралась уходить, но остановилась и нахмурилась:
– Что?
– Кто-то следит за мной с тех пор, как мы нашли тело Вин. – Она подняла глаза на Каммингс. – С тех самых пор, как я стала говорить, что Иоганнес невиновен.
