Так помаленьку, по полушке, по копеечке и не заметил Ванька, как богатым стал. И коров у него уже не одна, а целых пять, и бычки, и лошади, и свиньи, и сарайка иного дома краше — ворота на железных петельках, крыша новой дранкой крыта. И в доме не один сундук стоит, а десять. А что в них, одному хозяину ведомо. В общем, всего вдосталь!

А вот землицы почти что и нет. Всего-то огород да клин на косогоре. А землица для мужика наипервейшее дело. Выше нее ничего нет!

Пробовал Ванька землю под урожай брать. Посеет, пожнет, половину урожая отдаст, половину себе оставит. И радостно вроде — вот он, хлебушек, в амбаре, и грустно. Год поле своим потом поливал, пахал, бурьян да траву сорную дергал, каменья выковыривал и в ближайший лес сносил. На своем работа в радость, а тут — чужое. Выхолишь землицу, поймешь душу ее, каждую складочку узнаешь, каждую ямку запомнишь, как дите родное полюбишь — и тут ее хозяевам возвращать срок приспеет. Словно полную ложку мимо рта пронес.

Сколько слез Ванька выплакал ночами темными, о землице-кормилице мечтая! Только земля не ложка какая-нибудь, не хомут — в лавке не купишь. Совсем Ванька отчаялся. А тут возьми и случай подвернись.

Надумал сосед Ванькин помирать. Надоело ему на свете жить-поживать. Скучно стало. Все одно и то же — зима, весна, лето, осень и снова зима. Вначале на печи лежнем вылеживаешься, потом с темна до темна пашешь, потом урожай собираешь и снова на печи валяешься. И каждый день, каждый день — ешь да спишь, спишь да ешь. Из года в год… Сил нет как скучно. Обиделся сосед на свою непонятную жизнь и решил помереть.

А надо сказать, жил он один, как перст, ни жены, ни детей, ни родичей, ни собаки. А вот земля была. Много земли. Жирная, как масло, мягкая, как пух, желанная, как молодая невеста. Что ж ей пропадать, землице? Стал Ванька к соседу захаживать. Тот посреди горницы в гробу лежит, не ест, не пьет, на двор не ходит. Обрыдло все. Лежит и потихоньку помирает.

— Слышь, сосед, — тормошит его Ванька, — ты погодь помирать. Задержись на чуток. Я тебе сказать что хочу.

Вздохнет сосед, к стенке повернется. Умирать и то скучно, аж скулы сводит!

— Слышь-ка, сосед, отпиши землицу. Тебе она больше ни к чему. Тебе два аршина за глаза хватит. А мне сынов поднимать надобно. Отпиши землицу, век помнить буду!

Опять вздохнет сосед, опять на другой бок перевернется.

— Земле присмотр нужен, уход, забота. Землица что дите малое, чуть не уследил — пропала. Слышь-ка, не уходи, задержись.

— Надоел ты мне хуже самой жизни! — говорит сосед. — Зачем тебе земля? Что тебе, горя-несчастья не хватает, что ты у меня занять хочешь?

— Какое же это горе — земля? Земля — радость!

— А такое. У меня всего вволю было — и еды, и земли, и мануфактуры всяческой, а жить невмочь. Тоска смертная. Каждый день солнце, каждую ночь луна. Измаялся.

— Ну отдай землицу-то, отдай, — канючит Ванька и соседа за руку теребит.

— Извел ты меня вконец, — говорит сосед, — будь по-твоему. Забирай землю. За сто рублей серебром!

— Да где ж я их возьму? — ахнул Ванька. — Я за всю жизнь таких денег не видал! Смилуйся, зачем тебе деньги? Ты же помрешь завтра!

— А это не твоя забота, — отвечает сосед, — мои деньги, что хочу, то и делаю. Захочу — в печке спалю, захочу — в нужнике попользую, захочу — тебе подарю. Понял? Слово мое последнее, другого не жди. Желаешь землицу задарма получить — поди поищи дураков, может, и сыщешь.

— Ну сбрось хоть маленько, — просит слезно Ванька.

— Я сброшу, а ты первый надо мной посмеешься, недоумком на весь свет ославишь. Не будет такого. Земле своя цена. Не хочешь — не бери. Неволить не стану. И перестань мне на рубаху слезами капать, не зли.

— Ты хоть до урожая нового погоди, — взмолился Ванька.

— А ждать мне некогда. Мне к завтрему помирать. Значит, деньги сегодня нужны. Вынь да положь. А нет — ступай!

Побежал Ванька домой деньги считать. Все сундуки отпер, все кубышки раскрыл. Перебирает медяки, в кучки складывает. Все перечел — трех червонцев не хватает. И даже если все продать — и дом, и сарайку, и скотину до последней курицы, все равно чуток не хватит. Совсем чуток, может быть, одной копейки.

Мечется Ванька по избе, в углы залезает, под лавки заглядывает, ищет, что бы еще продать можно. И тут слышит — на дворе трень-трень, балалайка играет, младший сынок струны теребит. Выскочил Ванька за дверь, хвать балалайку и к себе тянет. Вот и слава богу, нашлось что продать. На что балалайка доброму хозяину? Поди, не плуг, не соха, не моченый огурец. Ни поработать ей, ни укусить. Бестолковая штука. Баловство, одним словом. Красная цена — пятак. Дадут копейку, и на том спасибо!

Тащит Ванька балалайку на себя, а младший сынок не отпускает, к себе жмет.

— Не продавай, тятька, дедову балалайку. В ней такой звук — краше сыскать нельзя. Лучше я ее тебе отработаю.

— Дурак ты раздурак! — отвечает Ванька. — Отработаешь ты ее мне когда еще, а деньги сегодня нужны. Отпусти балалайку!

— Не продавай, тятенька. Мне без балалайки не жить, — плачет сынок.

— А это как знаешь. Но только балалайку я продам, хошь бы вы все перемерли в одночасье. Я, может, ту землицу всю жизнь ждал. И за здорово живешь отдавать ее не собираюсь.

— Отпусти балалайку, — орут старшие сыны и колотят брата под бока, — мы через твою дурость землицы лишаться не желаем! Балалайкой сыт не будешь, богатства с нее не наживешь!

И уж так бьют-колотят, что ребрышки хрустят-ломаются. Чуть вовсе не забили. Упал сынок младший.

Ванька балалайку поднял, в холстину завернул и на базар свез. И скотину свез, и сундуки пустые, и ложку распоследнюю. Продал все, подчистую. Скотину да ложки за сто рублей, балалайку за копейку. Пошел к соседу. Забирай деньги!

Сосед в гробу ворочается, деньги считает, каждую бумажку против свету смотрит, каждую монетку на зуб пробует. Привередничает — что это здесь за пятнышко, что это монетка не блестит? Боится, что обманут. На три раза перечел, в платок завернул, бечевой перевязал и в гроб, в уголок, под суконную обивку засунул. А к утру, как обещался, помер. Скучно ему жить было, что с землей, что без.

Только вот денег при нем не оказалось. Ванька с сынами весь гроб перетряхнули, каждую досочку простукали, соседа-покойника пересмотрели-перещупали. Не нашли денег. Куда делись — неизвестно. Хоть лопни с досады!