— Он…

— Мистер Ристольи прав, — деликатно вклинился внезапно оживший для беседы Сантино. — У Раггиро не сложности. У него, Марко, видишь ли, проблемы, — он вдруг грохнул кулаком по столу и рявкнул, заглушая звон кофейного прибора: — Охуенные, бля, проблемы!!!

Марко напрягся, но не подал виду.

— Хотелось бы в подробностях… — не меняя тона, начал он.

— А! — в сердцах воскликнул Моретти и взмахнул руками. — В подробностях! Сам ты о своем племяннике ничего не знаешь? Хороши родственники! На! Любуйся!

Он бросил на стол перед капо голограммер, над которым сразу же возникло изображение. Немолодая азиатка в национальном костюме улыбнулась в камеру одними губами и заговорила:

— Прошу прощения, что не обращаюсь по имени, но, увы, не могу знать, кто примет послание. Итак, господа, в моем секторе имел неосторожность засветиться ваш человек, — женщина повернула к зрителям коммуникатор, который держала в руках. На экране отобразилась фотография… мать его!!! Раггиро! — В связи с его некорректным поведением, повлекшим за собой цепь неприятных для меня лично, а также для жителей и гостей моего сектора последствий, я ставлю вас в известность о том, что этому мужчине дается время до двух часов сегодняшней ночи, чтобы покинуть мою территорию. Доказательства его ухода — на ваше усмотрение. Желаю здравствовать, и в будущем, пожалуйста, уведомляйте меня о своих намерениях.

Запись погасла, а Марко остановившимся взглядом всё ещё смотрел в пустое пространство перед собой. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Убью паскуду!» И думал он уж точно не о китаянке.

— Вот такой сюрприз, — сказал Коррадо. — Поэтому, Марко, отзывай мальчишку. Впрочем, когда он узнает, что его изгоняет центровая бонза, думаю, сам сделает ноги. А когда вернется, поговори с ним. Серьёзно поговори. Выжимку и запись разговора сразу мне. Сразу. В любое время.

Когда Коррадо замолчал, Моретти, который всё ещё был зол, спросил:

— Как ты собираешься наказать своего родственника за провал, а, Марко?

Марко лихорадочно соображал. С одной стороны, пришибить хотелось стервеца, с другой… племянник всё же. Единственный. Поэтому после секундного раздумья он ответил:

— Неясно, как сильно он виноват и какой нанёс ущерб, я не могу…

— Никто не помешает потом усугубить наказание, — невозмутимо оборвал его босс. — И не думай, будто из уважения к его матери мы вообще не станем его наказывать.

Марко замялся. Наказать, конечно, надо. Но за что? Раггиро, вроде, всегда дружил с головой, и таких ярких провалов у него прежде не случалось. Последнее, чего хотелось Марко — подставлять племянника. С другой стороны, на что там жаловалась Алессия?

— Запрещу ему играть, — ответил капо. — И пройдусь по заведениям, попрошу не пускать.

Босс усмехнулся:

— Его надо наказать, а не исправить. К тому же, как говорила моя бабка: «Родившийся ослом не умрёт лошадью». И потом, почему не клубы и не заведения с девочками?

Марко энергично махнул рукой, выражая высшую степень досады:

— А что ещё ему так же испортит жизнь? Осел, конечно, не умрёт лошадью, но, может, чего переосмыслит. Что до девочек из клубов и заведений… он таких не признаёт. Снимать же обычных… как запретишь?

Коррадо и Сантино переглянулись.

— Принимаем твоё решение, — сказал консильери, успокаиваясь. — Но семья парня тоже должна прочувствовать на себе его ошибку… Сестра Раггиро ведь тоже рейдер? Любит, наверное, ходить на Ту сторону? Доведи до Велии, что ближайший месяц она проведет в архиве младшим помощником. Вместе с братом. Заодно сообщи, кто в этом виноват. Только пусть… в меру усердствует, объясняя ему неправоту. Скажем так, не больше пары дней в больнице. Или мы огорчимся.

С этими словами Сантино выразительно посмотрел на часы.

Марко с пониманием поднялся из кресла.

…Он ещё не успел выйти в приемную, а уже достал из кармана пиджака коммуникатор. Сообщить новости Велии успеется, а вот Раггиро отзывать надо немедленно, кто знает, какая у него ситуация и как скажется даже минутная задержка. В их работе всякое случается, иногда несколько секунд меняют всё.

Сектор двести четыре.

Смутное беспокойство — одна из самых отвратных вещей на свете. Что-то тебя грызет, а что именно — не понять, но нервы оголены и, кажется, можешь взорваться по любому поводу. Вот только повода-то как раз и нет. И ничего нет, кроме необъяснимой тревоги, которая гложет изнутри.

Непонятное смятение охватило Мэрилин поздно ночью. Она проснулась ни с того, ни с сего и долго лежала в темноте, пытаясь понять, что её разбудило. На душе было беспокойно, словно забыла о чём-то важном.

Она прокрутила в голове события минувшего дня: встреча с посредником по продаже сухпаев, разговор с Крупняком, разговор с девчонками о приёме новеньких и их аккуратном включении в коллектив. А заодно намекнула, что присмотрит: не чморят ли новеньких не по делу. Вроде бы всё из запланированного выполнено, вроде всё нормально, всё успевают.

Затем мысли повернулись к наступающему дню. Утром должен приехать представитель межсекторальной группировки конт-плюс. Эти ребята ведут дела с корпами и могут достать практически любой предмет роскоши. За весьма немалые деньги. Мэрилин они привезут образцы тканей на новые костюмы для девчонок.

Затем будет встреча с Ли Янь, потом нужно зайти на арену — посмотреть троицу ринг-герлз, которые помогали опознать интересующего Су Мин паренька-чикано. Правда, Мэрилин на их счет несколько сомневалась, одна из танцовщиц была совсем деревянной — чувства ритма никакого, хотя на мордашку — просто картинка… Впрочем, если девчонки покажут себя достойно, нужно будет…

Стоп. Мэрилин поняла, что сна у неё не осталось ни в одном глазу, а значит, если и дальше перебирать в голове список дел, то есть вероятность встретить за этим увлекательным занятием рассвет. Она повернулась на другой бок, притягивая к себе подушку, и в темноте увидела силуэт спящего рядом мужчины. Рекс выглядел очень забавно — он лежал на боку на самом краю, оставляя всю огромную кровать в распоряжение хозяйки, которая спала, как королева — по диагонали, стянув к себе все подушки, обернувшись в несколько витков немаленького одеяла и разве что не закинув на гостя ногу.

Мэрилин стало смешно. А затем её вдруг охватила необъяснимая нежность. Весьма редкое чувство, надо сказать. Потому что, говоря откровенно, спящий мужчина был последним в списке зрелищ, на которые она согласилась бы любоваться. Во сне лицо меняется: оно расслаблено, смято подушкой, а если ещё и рот приоткрыт, то лучше вообще сразу развидеть… Но отдыхать в одиночестве Мэрилин предпочитала вовсе не из соображений эстетики.

Всё было куда банальнее. Большинство мужчин крайне нервно реагировали на любой посторонний звук. И хорошо, если просто били, не глядя, а то могли и за ствол схватиться. Поэтому интим интимом, но спать по разным кроватям. И в разных комнатах.

Первым за много лет исключением стал именно Рекс, который, несмотря на короткое знакомство и последовавшее после него трёхлетнее исчезновение, вошёл в жизнь Мэрилин так, будто всегда был её неотъемлемой частью. И вошёл, похоже, надолго. Во всяком случае, она сама предложила ему остаться, даже выделила полку в шкафу, чего прежде не делала ни для кого.

И Рекс остался, не поняв, что случилось из ряда вон выходящее. А Мэрилин не испытала даже тени сомнений, впуская его в свою жизнь. Он вообще был очень уместным. Во всём. На его полке в шкафу царил такой безупречный порядок, будто свою одежду он складывал при помощи линейки и штангенциркуля. Он не разбрасывал вещи. Никакие. Его полотенце в душе висело безукоризненно ровно там, где повесила его Мэрилин, зубная щетка стояла в том стакане, который выделила она же. И стакан и щетка, кстати, были в идеальном порядке. Если Рекс принимал душ, после него не оставались лужи воды или мокрые следы, если умывался, зеркало не было забрызгано зубной пастой, если переодевался, одежда не валялась ни на полу, ни на кресле. Все вещи он клал на раз и навсегда отведённые для них места. Мэрилин сперва даже чувствовала себя неловко, ей казалось, он ведёт себя немного неестественно, попросту говоря, выпендривается, чтобы произвести впечатление.