— Парируем рулем, не проблема, — отмахнулся фон Хартманн. — Главное, чтобы они слышали один дизель и один винт.
— … и тот с надрывом, — главмех поняла. — А знаешь… это так нагло и так безумно, что может и сработать.
— Старичье бы не клюнуло, — вдохнул Ярослав. — Но я верю, что мы повстречали бойкую молодежь.
Первые где-то полгода войны глубинники называли по-разному. «Золотой век», «охота на дронтов», «щедрые денечки» — и еще с полдюжины названий. Времена, когда можно было хоть в надводном положении зайти в середину конвоя и стрелять из всего, что стреляет. Но те времена давно прошли. Ярославу оставалось надеяться, что слабый отклик на радаре и неровный звук работы одинокого дизеля подарит им лишние минуты. Наверняка эскортники привыкли, что их нынешние цели стараются атаковать из-под воды. А если что-то наоборот, выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка…
— Командир, они запрашивают у нас какой-то код! Что им ответить?
— Ничего!
В придуманный образ Ярославом образ исправная радиостанция не вписывалась. Штука дорогая и хрупкая, куда уж нам.
А он последние минуты как раз усиленно пытался вообразить себя на мостике как раз такого кораблика. Жалкая посудина с барахлящим движком, то ли мобилизованный траулер, то ли вовсе буксир. Кое-как переваливающаяся с волны на волну и уж совершенно точно не представляющая никакой опасности.
Сейчас уже вряд ли кто мог вспомнить, с чьей легкой руки игра «волк, притворись овцой» распространилась на Глубинном флоте. Так-то, конечно, полная чушь — чтение мыслеобразов встречается нечасто. С другой стороны, помимо командира, на «Имперце» ещё полсотни голов и в них образом траулера даже не пахнет, зато виды торпедных аппаратов и приборов в отсеках в изобилии, самые разные.
Но всё же, вражеский конвой, даром что не получил никаких позывных, так и шёл прежним курсом, даже без противолодочного зигзага.
А и в самом деле, чего им боятся? Этот район Архипелага считался «ближней тыловой зоной», а шарахаться в сторону от каждого пятнышка на радаре — никакого топлива не хватит.
В целом, фон Хартманн угадал верно. Хотя в эскорт к «Звезде Конфедерации» действительно поставили поисково-ударную группу, её командир искренне считал быстроходный транспортник едва ли не более опасным, чем имперские субмарины. Из этих же соображений от противолодочного зигзага он и отказался. Как многие другие офицеры флота, командир эскорта искреннее полагал, что подобный маневр в исполнении армейца, тем более мобилизованного гражданского может закончиться очень и очень плохо. Потому что война, конечно войной, а вот армия…
Нет, конечно, на официальном уровне все искреннее заверяли вторую сторону, что почти мгновенная гибель крейсера «Тобакко», который лайнер «Ответственный администратор Квиринг» протаранил на зигзаге, относится к числу «неизбежных на море случайностей». А то, что полгода спустя на лайнер почему-то не передали карту минных полей, прикрывающих гавань острова Святого Духа — так это ровно такая же случайность. Раз уж на то пошло, флот тоже пострадал — вместе с «Квирингом» затонул двухмесячный запас хинина и виски.
В какой-то момент Ярославу показалось, что их затянуло в зону временной аномалии. Рио-Рита, повторяла чуть ли не одни и те же цифры расстояния до цели. Даже стрелка часов замерла, словно приклеенная.
А потом медленное, на грани с полной остановкой, время сорвалось и, пришпоренное, бросилось вскачь.
— Торпеды пошли!
— Радист передачу закончил!
— Один эскортник разворачивается, идет прямо к нам! Нет, два!
— Срочное погружение на девяносто! Право тридцать, полный ход!
— Есть погружение!
— Двадцать секунд!
— Крен на левый борт, выравнивай…
— Нет времени, так идем!
— Третий эскортник тоже развернулся в нашу сторону!
— Тридцать секунд!
— Забегали, — навигатор неожиданно хихикнула, — суетятся, кричат, что-то там дёргают. Смешные такие…
Ярослав сильно подозревал, что людям на мостике лайнера сейчас очень сильно не до смеха. Даже при хорошем раскладе — акустик на фрегате сразу распознал шум идущих торпед и об этом сообщили по радио или светограммой — на это ушло время. А дальше в игру вступала физика. Громадная туша обладала громадной же инерцией. Кричи — не кричи, дергай — не дергай, но быстро изменить скорость или уйти с прежнего курса лайнер не сумеет. А значит, не сумеет и уклониться от шеститорпедного залпа с перекрытием цели в полтора корпуса.
— Глубина сорок, идем дальше…
— Сорок пять секу… ЕСТЬ!
Таня Сакамото могла бы и не повышать голос — передавшийся через толщу воды тяжелый глухой удар услышали все. А за ним ещё два.
— Глубина шестьдесят саженей.
— «Павианы» на подходе… начали сброс.
— Руль влево на шестьдесят, — тут же отозвался фрегат-капитан.
— Командир, я…
Серия бомб разорвалась выше. Конфедератский командир, похоже, в самом деле оказался умелым охотником и отлично построил заход на сброс. Он лишь не знал скорость погружения новой вражеской субмарины.
Но и с этой ошибкой «Имперцу» мало не показалось.
Первый удар пришел сверху-справа, почти опрокинув подводную лодку на бок. Двумя секундами позже великанская кувалда ударила вновь, уже слева, и ещё сильнее вмяла «Имперца» в тёмные глубины. Освещение выбило сразу. В темноте что-то запоздало грохнуло.
— Доложить о повреждениях! — скомандовал Ярослав. По личным ощущениям, лежал он плашмя. Ноги упирались в какие-то трубы, а левое плечо — во что-то твёрдое и угловатое. Скорее всего, стойка гирокомпаса, ничего более подходящего рядом не было. А ещё сверху давило что-то большое и сравнительно мягкое…
— Лейтенант Неринг… Герда…
Аварийное освещение так и не включилось, но кто-то сумел задействовать карманный фонарик. Света он давал немного, но хотя бы сделал темноту не такой непроницаемой.
Выбраться из-под Герды и встать на ноги, фон Хартманн смог лишь со второй попытки. Не очень ровно — «Имперец» завис в толще воды с дифферентом на нос и креном на правый борт. В очередном суматошном взмахе фонарика Ярослав разглядел микрофон на проводе, и даже сумел не оборвать его, пока ловил.
— Говорит командир. Отсекам — доложить о повреждениях.
— У меня очки разбились, — тихо пожаловался кто-то из угла отсека. — И коленку ободрала, когда падала.
Динамик внутренней связи заскрипел, щелкнул и неожиданно совершенно четким, без всяких искажений девичьим голосом сообщил: «Варенью — пизда!». Затем снова что-то щелкнуло и одна из чудом уцелевших ламп аварийного освещения начала о-очень лениво набирать яркость.
— Всем отсекам доложить о повреждениях! — в третий раз потребовал фон Хартманн, краем сознания удивившись, что сумел удержаться от рева с матюгами. — Торпедный отсек, что у вас?
— Командир, мы тут это… — кажется, говорила Эмилия, хотя динамик транслировал звук с металлическим отзвуком, утробно, как из пучин унитаза, — течём. В смысле, из-под крышки второго аппарата течёт… а, нет, уже хлещет. Мощная такая струя… наверное, гидроударом перекосило…
— Всем немедленно покинуть отсек!
— Но, командир…
— Живо вон оттуда! — заорал фрегат-капитан, и уже не сдерживался. — Съебались нахер, мокрощелки блядские! Пять секунд, кто не успеет, лично в жопу выебу!
Он выпустил микрофон и бросился в сторону носового отсека. Подошвы сандалий скользили и то и дело чавкали по вязкой дряни под ногами. Судя по липкости, преобладало варенье, но запах безжалостно свидетельствовал, что где-то нещадно сифонит масло из магистрали. Бежать по этому всему получалось не очень. Как он сумел ни разу не пропороть ногу осколками банок с проклятым вареньем, Ярослав так и не понял. Когда он добрался к переборке между первым и вторым отсеком, люк уже закрыли и задраили, а личный состав торпедного жался по углам.
Основной свет до сих пор не включили, в тусклом аварийном все эти чумазые мордашки с липкими колтунами на головах казались совершенно одинаковыми, но всё равно — общий счёт упрямо не сходился. Для верности фон Хартман еще раз внимательно осмотрел перепуганную стайку девиц.
