— Десять тысяч… что? Ты сколько их читать намерен, эти свитки? Сто лет ещё пройдет, а ты и половины прочесть не сможешь, ведь они длинны, как нити червяков, и текст замысловат, его читать не сможешь ты так быстро!

— Ну, уж прости, правитель, как могу, — кажется, пророк обиделся. — Ведь дело непростое. С большим трудом нашел я предписанье, как оживлять умерших, и оно в себя включает это всё, что раньше я сказал.

— Так делал кто-то — до? Ну, до того, как мы с тобой решили попробовать?

— Ну… нет… не знаю, — признался пророк. — Наверно, нет, я думаю. Ведь очень много потребно времени.

— Так, хорошо. Тебя сейчас я слышу, — правитель задумался. — Решим иначе. Дальше ты молись, а я, пожалуй, призову науку. И вы одновременно потрудитесь. И возражать не смей.

— Не смею, ладно, — тут же ответил пророк. — Очень хорошо. Наука так наука, я не против. И… буду я молиться у себя, ведь всё равно, где совершать обряд. Вот брызгать точно нужно будет лично, но это не сейчас.

— Вот и решили. Славно, — одобрил правитель. — Теперь ступай, а я займусь делами.

— Собственно, об итогах этого предприятия догадаться было несложно, — кивнул Ит. — Теперь, видимо, будет ученый? Я прав?

— Конечно, — кивнула сказительница. — Послушай, что было дальше.

— Секунду, — попросил Ит. — Я хотел уточнить на счет игрока 906. Можно надеяться на то, что ты больше никому не передашь эту информацию?

— Я никому не передам эту информацию, — равнодушно произнесла сказительница. Как-то даже излишне равнодушно, как показалось Иту. — Это бессмысленное действие.

— А вдруг мы что-то замышляем? — ехидно спросил Ит.

— Вы что-то замышляете? — спросила сказительница.

— Вообще-то нет, но… — Ит замялся. — Ладно. Проехали. В общем, ты никому не скажешь.

— Я никому не скажу.

— А если мне нужно будет передать информацию не одному игроку, а нескольким? — спросил Ит.

— Я могу это сделать, но только тогда, когда они будут находиться в «Хороводе», — ответила сказительница. — Что нужно передать?

— Ничего, — покачал головой Ит. — Я просто спросил. На всякий случай.

— Могу я задать тебе один вопрос? — сказительница нахмурилась. — Ты сказал, что боты были повреждены. Что именно с ними случилось?

— У них разрушены двигатели, — ответил Ит. — Не понимаю, зачем тебе это нужно знать?

— А капитан говорил о себе в женском роде?

— Да. Для чего ты спрашиваешь об этом? Это для тебя что-то значит? — спросил Ит. Вдруг ответит?

— Это плохо. Потому что, видимо, вашего капитана настигло безумие, — сказительница помедлила. — Нормальный человек будет говорить о себе по своей принадлежности.

Что-то в этой фразе показалось Иту странным, но сказительница не оставила ему времени, чтобы задуматься.

— Вернемся к сказке, — произнесла она. — Задавай вопрос, путник.

— Господи… ладно. Что ученый сказал правителю, когда тот попросил его оживить Тень?

— Слушай.

— Задача непроста, мой дорогой правитель, — учёный говорил неторопливо, вдумчиво. — Никто ещё не пробовал такого. Но, в принципе, задача мне ясна. Ты хочешь в мёртвом теле жизнь пробудить, не так ли? Чтоб вернуться могла душа. Но я тебя осмелюсь спросить: скажи мне, для чего тебе такое нужно?

— Мне нужно разговор закончить с ним. Тот, что не состоялся, — глухо ответил правитель. — Сейчас меня терзает сомнение. Был я прав? Иль нет? Ведь ты же знаешь о том, что приказал я сделать с ним. Теперь хочу я отменить приказ, и всё-таки узнать, что он тогда задумал.

— Минуло много лет, — справедливо заметил учёный. — И вдруг столь важным стал тот разговор?

— Да, стал, — ответил правитель. — Причин тебе нет надобности знать. Но стал, ты прав. Так вот, что ты мне можешь сегодня предложить?

— Где тело?

— Тело здесь, — правитель сделал паузу, видимо, ожидая реакции ученого, но тот молча ждал продолжения. — Оно слегка усохло, покрылось патиной, но целое… почти, за исключеньем некоторых частей, которые неважны. Закончив разговор, пойдем смотреть.

— Он здесь хранится?

— Да. Его сохранность проверили уже, я объяснил. Твоя теперь задача — утраченную жизнь в него обратно вдохнуть. Что будешь делать?

Наступила продолжительная пауза, затем учёный осторожно начал говорить:

— Сперва… ммм… сперва, мне думается, мы обеззаразим то, что там осталось, чтоб не тлел. Потом… ммм… потом добавим жидкостей, что надобны для тела, но по чуть-чуть. А дальше — я не знаю. Требуется время, чтоб разработать план. Но, мой правитель… пойми, тут обещать я не могу успеха. Ведь никто доселе этого не делал. Ведь что есть жизнь? Она не только и не столько движенье соков в теле, нет, она есть основанье для того, чтоб разум жил, существовал, и был на связи разум с внешним миром. Но после смерти… смерть не только соки, смерть — разрушенье клеток, тонких связей, и распад всего того, что было жизнью до этого.

— Ты много слов сказал, — правитель посуровел. — Но не по делу. Просто его мне оживи. Сумеешь?

— Не знаю, — ученый снова смолк. — Нужно думать. Есть мысль одна. Наверно, применить нам следует те соки, что давал ты мне и, вроде бы, пророку. Может быть, бессмертье твоё сумеет хлад смертельный растопить?

— Так делай, — жестко произнес правитель. — Что хочешь, делай. Только оживи. Желательно, скорее.

— Я не совсем пойму причину спешки, — сказал учёный. — Ты так торопишься? Нельзя ли мне узнать, чем вызвано сейчас твоё желанье?

Снова наступила пауза.

— Наверное, пришла пора сказать, — тяжело вздохнул правитель. — Он… здесь. Он виден только мне. Незримой тенью парит со мною рядом много лет. Я от его присутствия устал, и я… хочу закончить, наконец, своё соседство с ним. Нет больше сил ежесекундно видеть его с собою рядом.

— Не может быть, — в секунду севшим голосом произнес ученый. — Так вот в чём было дело. Мой дорогой правитель, я постараюсь все усилья приложить, чтоб от него тебя тотчас избавить. Это… страшно. Кто знает про него?

— Пророк, — с неприязнью произнес правитель. — Пытался мне помочь неоднократно. Не преуспел.

— Теперь мне всё понятно, — голос ученого окреп. — Ты говорил, что тело прячешь здесь? Веди меня к нему, мне нужно видеть.

— Идём, — решительно сказал правитель. — Идти совсем недолго.

Пауза, на этот раз ещё более продолжительная. Какой-то странный шорох, затем скрип.

— Ага, — тихо сказал учёный. — Угу. Боюсь, он сильно высох. Так… если мне не изменяет память, ты яд ему послал, что дал тебе я, но ты тогда сказал, что нужно для другого… неважно.

Пауза.

— Яд — это плохо? — спросил правитель.

— Плохо. Этот яд связал все жидкости, что были в нём, в одну. Он действует не сразу, а это значит, он страдал. Ты видишь, как скорчен труп его?

— Да, вижу, — с неприязнью произнес правитель. — Что нам делать?

— Тебе не надо делать ничего. А я попробую сперва вернуть подвижность телу, и будем выводить плохую жидкость, меняя её на новые, согласно предназначенью, как нужно. Но… пойми, правитель, боюсь, что может это не помочь.

— А что тогда? — спросил правитель?

— Не знаю, — ответил учёный. — Да, не напоминай, что я твоею властью могу быть тотчас же казнен за ослушанье. Казни́. Что хочешь, делай, пусть решенье здесь будет за тобой. Но знай, я не всесилен, и, верно, я не смогу помочь. Но попытаюсь.

— Пытайся, — правитель тяжело вздохнул. — Я… я боюсь. Мой разум более не в силах вынести соседство это. Как долго я терпел! Ах, если бы я знал… наверно, как это ни прискорбно сознавать, он нужен был, поэтому он здесь.

— Он был предтече, — беззвучно произнес учёный. — С этим можно спорить, и спорили, и много сомневались в его словах и мыслях. Да, напрасно его убил ты.