— Нет, я учел этот момент, — покачал головой Данил. — И сделал поправки на посадку и соответствующую степень износа. Да, для дороги домой ресурса бы хватило. Для посадки — максимальный ресурс составляет два года. Все данные я могу предоставить прямо сейчас.

Тугаринов неподвижно смотрел на Данилу, буравя его взглядом. Ит вдруг почувствовал, что капитан обозлен в этот момент до крайности, и что, кажется, он уже принял какое-то решение, вот только оно точно не будет в пользу пришедших. И он не ошибся. Помолчав ещё с полминуты, Тугаринов произнес:

— Хватит. С этим балаганом пора заканчивать. Пылаев, — это помощнику, — отобрать у них коммуникаторы, и проводить отсюда. Доступ к спецификациям перекрыть.

— Этим? — Пылаев, один из помощников, мотнул подбородком в сторону людей, стоявших у стены. Вёл он себя так, как будто в конференц-зале кроме него и капитана никого больше не было.

— Всем, — резко сказал Тугаринов. — Данные открывать только по необходимости, и строго подотчетно. Под наблюдением, и в случае крайней на то нужды. Во время обычных работ данные доступны только старшим.

— Понял, — коротко ответил помощник.

— Но… — растерянно начала Зоя. — Никифор Всеславович, как же так? Мы ведь не имели в виду ничего дурного, наоборот, мы хотим, чтобы с экипажем всё было в порядке, и…

— Ничего дурного? — переспросил Тугаринов с брезгливым выражением на лице. — Замолчи, шавка. И думай, перед кем ты открываешь свой наглый рот. Тебя ни о чем не спрашивали, так что стой и помалкивай. Ты услышала, что я сказала? Отвечай!

— Д-да, — с трудом выдавила из себя Зоя. — Простите…

— Вон отсюда, — произнес Тугаринов, и отвернулся. — Пылаев, убрать этих. На сегодня довольно.

— Ты слышал, что он сказал «я сказала»? — спросил Скрипач.

— Оговорился, видимо, — пожал плечами Ит. — Со всеми бывает.

— Перепутал себя и Зою, — хмыкнул Скрипач. — Это же надо так рассвирепеть. Но дела, кажется, хуже некуда.

— Дела? — переспросил Данил. — Нет никаких дел. Ребята… поскольку коммуникаторы отобрали, завтра сбор где всегда, и по времени тоже как всегда.

— Как ты камеры отрубишь без коммуникатора? — спросил Скрипач.

— Плевать, — отмахнулся Данил. — Спасибо, что хоть «Хоровод» нам оставили. «Пусть играют, раз им заняться нечем», — передразнил он капитана. Эта фраза, про «Хоровод», была сказана уже на выходе, и, конечно, Данилу она рассердила, и сильно. — Малые дети, тупые и глупые. Пусть играют в игрушки, а папа всё сам решит. Нет, так дело не пойдет.

— А как оно пойдет? — спросила Зоя.

— Дань, они… ну, это, они как бы нам ясно дали понять, что от нас тут ничего не зависит, — заметил Стас. — И что ты предлагаешь теперь делать?

— Бороться, — жестко ответил Данил. — Я предлагаю бороться. Отобрали коммуникаторы? Хорошо! Будем разговаривать со всеми лично. Если вы отказываетесь, я буду делать это сам. Пусть даже и один, но буду.

— Мы не отказываемся, — покачал головой Ит. — Другой вопрос — будут ли нас слушать? Команда на его стороне, и, боюсь, словами мы никого ни в чём убедить не сумеем.

— Да, не сумеем, поэтому нам нужны доказательства, — согласился Данил. — Настоящие доказательства. И про движок, и про реактор, и про луну, и вообще про всё. Их надо собрать. А для этого…

— Для этого нам нужно выйти в пространство, и попробовать открыть люк, — закончила за него Зоя. — Тот, который ведет в двигательный отсек. Чтобы хотя бы показать людям, что взрыва не было, и что произошло что-то другое.

— Я вот не понял, чего он прицепился к луне, — сказал вдруг Стас. — Это же тоже затрата энергии, разве не так? До луны дойти нужно, там на орбиту встать, это маневры, потом «Велес» сажать, это вообще отдельная история. Это очень сложно, и я не понимаю, какой настоящий смысл в этом всём может быть.

— Мы тоже не понимаем, — признался Ит.

— И я тоже, — добавила Зоя. — Причем он же давит эту тему, вы заметили? Именно луна, и чтобы все там оказались. Как-то это… даже и не знаю, как сказать. Это что-то ненормальное.

— Вот да, — поддержал девушку Скрипач. — Это совершенно ненормально. Ладно, ребята, давайте подумаем, как будем доказывать экипажу то, что мы понимаем, и сколько это займет времени.

Трансивер, который им удалось пронести на борт, представлял собой выглядевший монолитным кубик с высотой граней четыре сантиметра. Замаскирован трансивер был под сувенир, изготовленный под заказ, с фотографиями семьи на каждой грани. Обычно трасивер либо валялся в сумке Скрипача, либо и вовсе стоял на виду, на выступе над его койкой — по семье было положено скучать, и фотографии ни у кого вопросов не вызывали.

Вернувшись в каюту, Скрипач первым делом вытащил трансивер из сумки, и, повернувшись к Иту, спросил:

— Где лучше, как думаешь?

— Пошли вниз, — предложил Ит. — Там народу никого. Нам это будет в самый раз.

— Угу, — согласился Скрипач. — Давай вниз. Ну мы и влипли, Итище. Сам не верю.

— Ты лучше подумай, как мы это будем объяснять Лийге, — вздохнул Ит. — И давай я сначала всё-таки сделаю приватную дорогу вниз. Нам с тобой для этого коммуникаторы не нужны.

— Это да, — согласился Скрипач. — Нам действительно не нужны. А вот другим…

— Ты же сам говорил об очередности спасении в самолете, — напомнил Ит не без ехидства. Однако Скрипач игру не поддержал, он хмуро глянул на Ита, и тяжело вздохнул.

— Говорить-то я говорил, что было, то было, — сказал он после почти минутных раздумий. — Но… ты же меня знаешь. Да, могу ляпнуть сгоряча, а на самом деле… — он махнул рукой, и отвернулся. — Делай дорогу давай. Лийге, думаю, мы найдем, что сказать.

Внизу, разумеется, никого не было. После нелепой и страшной смерти Ани люди коридор, ведущий к ныне закрытому шлюзу, предпочитали не использовать, благо, что существовали и другие коридоры на этом уровне, по которым можно было ходить по своим делам. Ит и Скрипач дошли по пустому коридору почти до самого конца, и остановились примерно в том месте, где находились те самые следы на потолке, которые раньше привлекли их внимание. Скрипач вытащил трансивер, поставил на пол, и отошел на пару шагов. Несколько секунд трансивер просто неподвижно стоял на полу, потому засветился, поднялся в воздух, и на его месте возникло объемное изображение, правда, не Лийги, которую они вызывали, а Даны — чему Ит и Скрипач немало удивились.

— Привет, — растерянно сказала Дана. — Господи, это вы? Быть того не может. Почти три года мы вас не слышали и не видели, а теперь…

— Привет. Дан, мы влипли, — тут же начал Скрипач. — Мы влипли в проблемы по самые уши. И нам до зарезу нужна Лийга.

— А что случилось? — с тревогой спросила Дана.

— Позови Лийгу, — попросил Ит. — Найди, оторви от дел, затащи домой, или где вы там сейчас, причем срочно. Дело очень серьезное, нам надо поговорить.

— Но мне-то можно будет остаться? — спросила Дана.

— Конечно, можно, — заверил Ит. — Просто… у неё больше опыта, и она способна разобраться в том, что мы сейчас расскажем, лучше, чем ты. И лучше, чем мы, — добавил он. — Потому что, стыдно сказать, мы по сей день так ни в чём и не разобрались.

На поиски Лийги у Даны ушло минут двадцать — разумеется, на это время трансивер отключили. Затем Дана вызвала их уже сама, и, о счастье, Лийга уже тоже была в комнате, и смотрела на Ита и Скрипача с не меньшей тревогой, чем до того смотрела Дана.

— Что у вас там происходит? — начала она, не здороваясь. — Вы чего такие…

— Какие? — спросил Скрипач с интересом.

— Видел бы ты себя, — сардонически усмехнулась Лийга. — Одуревшие и встрепанные.

— Одуреешь тут, — сварливо заметил Скрипач. — Лий, в общем, вот что получается…

Рассказ занял не очень много времени, потому что говорил Скрипач в этот раз кратко, старясь не отвлекаться на мелочи. Он обрисовал ситуацию, объяснил, как выглядел отсек с реактором, коротко сказал о смерти Ани, и о последнем разговоре с капитаном. Лийга слушала молча, не перебивая, и, по ходу рассказа, становилась всё мрачнее и мрачнее.