Она отвернулась, неожиданно почувствовав полное опустошение от первого хрустального опыта. Вес резца за спиной заставил ее прогнуться. Вообще-то его следовало сдать на проверку, но сейчас она решила, что у нее силы только-только, чтобы доплестись до комнаты и ванны. Она вышла в ближайшую дверь, мельком отметила, что люди все еще кидают коробки в склад, что вой ветра слышен достаточно громко, хотя этот этаж внутри комплекса. Да, она должна быть благодарна! Она слишком устала, чтобы смеяться или ворчать по поводу происшедшего. Она вошла в лифт и, несмотря на его мягкий спуск, почувствовала тошноту и схватилась за поручни.

Она поплелась к своей комнате под пристальными взглядами тех, кто был в гостиной, и старалась не крениться вправо под тяжестью резца.

Положив руку на дверную пластинку, она увидела, что опознавательный браслет все еще на ней. Теперь он не был нужен, но у нее не было силы снять его. Проходя мимо дивана, она наклонила плечо, и резец соскользнул на подушки. Она прошла в ванную и застыла в удивлении при виде наполняющейся ванны. Может, ее вход в комнату привел ванну в действие? Нет, она была почти полна. Значит, кто-то запрограммировал ее. Интор? Рембол? Ее мозг отказывался работать. Она сорвала комбинезон, пропотевшее белье, стащила сапоги и скользнула благодарно… опять это слово, в вязкую жидкость, которая поддерживала тело. Усталость и боль вытягивалась из ее тела и нервов, и она лежала в этой жидкости, не думая ни о чем.

Сколько-то времени спустя комната возвестила о посетителе, и Килашандра приподнялась ровно настолько, чтобы включить отказ. Она не хотела видеть Рембола. Но это вторжение и необходимость принять решение вывело ее из состояния пассивности. Жидкость произвела необходимое физическое облегчение, и Килашандра отчетливо ощутила свое тело. Она вышла из ванны и потянулась к простыне, но чья-то рука протянула ей ее.

Здесь стоял Ланжеки.

— Я не хотел, чтобы мне отказали дважды, — сказал он. — Впрочем, я дал вам знать, что у дверей именно я.

— Вы можете наполнять ванны и открывать двери?

— Первую можно запрограммировать, а вторая не была заперта.

— И сейчас не заперта?

— И сейчас. — Он говорил спокойно, но его рот, она заметила, чуть заметно улыбался. — Но это можно поправить.

На долю секунды ей захотелось выругать его за тот идиотский спектакль на складе. Затем она вспомнила его слова о том, что ей повезло куда больше, нежели она заслуживала. Он имел в виду, что она получила достаточно кредитов, чтобы не только купить новые сани, но и заплатить все свои долги Гильдии. Ланжеки помнил, что у нее еще остались поручительства, поэтому ей хватит расплатиться. Важно, что Ланжеки вспомнил об этом, когда справедливо обозлился на ее пренебрежение его вызовом.

— Я слишком устала, чтобы менять что-нибудь. — Она обернула простыню вокруг себя и протянула ему руку, слабо улыбаясь.

Он посмотрел на ее улыбку, на ее протянутую ладонь, быстро шагнул вперед, взял ее за талию и внес в комнату. Она ахнула от удовольствия, увидев на столе дымящиеся блюда с запахом пряных трав.

— Я предположил, что вы, наверное, проголодались.

Килашандра улыбнулась, когда Ланжеки посадил ее в кресло, и сверхъизящным жестом оперной героини указала ему на второе кресло.

Ни в этот вечер, ни потом Ланжеки не спросил ее, нашла ли она киборгенский черный хрусталь, хотя позднее у него были удобные моменты ссылаться на ее заявку. И не спросил ни о каких деталях ее первого путешествия в Ряды Милки. И она по своей инициативе ничего не рассказывала. За исключением одного.

Умело раздразнив ее, Ланжеки в конце концов дал ей ту ласку, которую она так долго предвкушала, и ощущение было почти непереносимым.

— Кристалл тоже так умеет, — сказала она, когда смогла говорить.

— Знаю, — пробормотал он странно резко и, как бы предупреждая ответ, начал целовать ее, чем исключил всякую возможность дать ей заговорить.

Она проснулась одна, как и предполагала, и много позднее, чем планировала, потому что уже был поздний вечер. Усталость еще жила в ее теле и костях. Она зевнула, потянулась и подумала, не принять ли ей еще раз лучевую ванну. Но в животе урчало, и она решила, немедленно поесть. Она заказала горячее восстанавливающее питье, и тут дисплей на ее экране спросил, когда ей удобно войти в контакт с гильдмастером.

Она быстро ответила согласием, и экран воспроизвел видеоконтакт.

Гильдмастер был в окружении полос отпечатков и выглядел усталым.

— Отдохнули? — спросил Ланжеки. — Да, вы выглядите значительно лучше, — легкая улыбка мелькнула на его губах, — после стресса и усталости от вашего драматического возвращения. — Затем выражение его лица изменилось, Ланжеки снова стал гильдмастером. — Не будете ли вы столь любезны прийти в мой офис поговорить о межпланетном назначении?

«Будете любезны», а не «вам следует» подумала Килашандра, чувствительная к ключевым словам.

— Приду, как только оденусь!

Он кивнул и прервал контакт. Она допила остатки питья и внимательно оглядела себя в зеркалах ванной. Никогда еще она так не волновалась. У нее были хорошие крепкие лицевые кости, широкие щеки, высокий лоб, густые, красиво выгнутые брови, которые она не сужала, так как естественность подчеркивала хороший «сценический» эффект. Челюсть была сильной. Она утратила мускулы подбородка, развитые пением. Она похлопала по сторонам подбородка: не дряблые. Но лицо ее заметно похудело, как и тело. Она заметила, что ключицы стали выступать. Если сейчас она, по словам Ланжеки, выглядит лучше, на что же она была похожа накануне? Прямо сейчас она могла сыграть «Космическую Ведьму» или «Вредную Вдову» без всякого грима.

Она нашла свободную легкую блузку с завязывающимися вокруг шеи концами и длинную широкую юбку и снова встала перед зеркалом. Что-то изменилось, но размышлять об этом некогда: надо увидеть гильдмастера.

Она была почти у лифта, когда из гостиной вышла группа.

— Килашандра?

— Рембол? — она с легкой улыбкой передразнила его удивленный вопрос. — Ты должен был бы узнать меня!

Рембол как-то странно ухмыльнулся. Рядом с ним стояли Джезри, Мистра и Бартон.

— Ну, сейчас ты больше похожа на себя, чем вчера, — ответил он, растерянно почесал в затылке и жалобно улыбнулся остальным. — Я не верил Консере, когда она уверяла, что пение кристаллу изменяет человека, но теперь верю.

— Не думаю, чтобы я изменилась, — натянуто ответила Килашандра, раздосадованная тем, что Рембол, да и остальные, судя по их лицам, замечали то, что ускользнуло от нее.

Рембол засмеялся.

— Ну, зеркалом ты пользовалась, — он указал на ее тщательно подобранный наряд, — но ты не видела.

— Нет, не видела.

Рембол сделал гримасу в ответ на ее резкий тон.

— Певцы славятся своей раздражительность, — сказала Джезри с недобрым взглядом.

— О, брось, Джез, — сказал Рембол. — Шандра только что из Рядов. Это в самом деле так тяжело, как говорят?

— Все было бы прекрасно, если бы я не имела дела с Моксуном.

— Или с гильдмастером, — сочувственно сказал Рембол.

— Ах, да, ведь ты был там! — Килашандра решила нагло вывернуться из этого эпизода. — Конечно. Он был совершенно прав. И я получила трудно усваиваемый урок: в Рядах нужно спасать свои сани и свою шкуру. — Я еще увижу тебя, Рембол? Сейчас я должна идти к Ланжеки. — Она сказала это упавшим голосом, изображая страх и ища сочувствия в лицах. — Если вы будете в гостиной, я приду позднее.

— Удачи тебе! — искренне сказал Рембол, и остальные ободряюще помахали ей, пока она входила в лифт.

За этот короткий путь она о многом передумала, но только не о предстоящей беседе с Ланжеки. Как могла она так сильно измениться за несколько дней резки кристалла? Джезри никогда не была дружелюбна, но, по крайней мере, не проявляла такой явной антипатии. Килашандра досадовала также и на себя за опрометчивую фразу «все было бы прекрасно без Моксуна». Да, но как она объяснит опыт, который закалил ее, утвердив как хрустальную певицу? Одному Ремболу она, может быть, и попыталась бы объяснить, предупредить его, что сразу после странной безболезненной агонии первого раза возникает абсолютно непонятный экстаз, но его можно вкушать только очень короткое время, иначе он захлестнет мозг, нервы и чувства.