— Я покажу вам, как резать. Честное слово, покажу, — бормотал он.

Записанный голос Моксуна подтверждал его согласие «пасти» ее в соответствии с разделом 53. Она могла сломать его резец, придвинув дверцу еще на сантиметр. В ее ушах звучал собственный голос: он обещал придерживаться разделов и параграфов.

Покажите мне в резке то, чему я не могла научиться.

— Я покажу вам, как отыскать песню в утесах. Я покажу вам, как найти кристалл. Вырезать его может всякой дурак. Главное — найти его. Только не закрывайте дверь!

— Как я удержу вас от попытки убить меня?

— Просто разговаривайте со мной. Оставьте ленту включенной. Говорите со мной, пока я режу. Отдайте мне мой резец.

— Я говорю с вами. Моксун, и я открываю дверь. Я не испортила резец.

Как только она освободила резец, Моксун первым делом осмотрел его.

— Ну, Моксун, теперь покажите мне, как найти песню в утесах, — напомнила Килашандра.

— Вот сюда… — он полез на выступ. — Смотрите… — он провел пальцем неровную, едва заметную линию. — И здесь. — Теперь блеск кристалла был ясно виден сквозь покрывавшую его пыль. Моксун стер ее, и солнечный свет заиграл на кристалле. — Солнечный свет подскажет вам, где, но вы должны видеть. Смотреть и видеть! Кристалл лежит плоскими слоями, вот здесь, здесь, иногда он сложен гармошкой, иногда находится под прямым углом. Вы уверены, что не найдете дороги сюда? — он нервно взглянул на нее.

— Абсолютно уверена!

— Розовый всегда спускается к югу. — Он слегка провел пальцем вниз, к обрыву. — Я не замечал этого раньше. Почему я не видел?

— Наверное, вы просто не смотрели, Моксун.

Он не обратил на Килашандру внимания. Она вдруг подумала, что подул ветер, что было маловероятно в таком глубоком ущелье, но затем услышала слабое эхо и поняла, что это напевает Моксун. Он приложил ухо к каменной стене.

— Ага, здесь. Я могу резать здесь!

Он начал резать. На этот раз крик кристалла ожидался, поэтому дело спорилось. Килашандра не спускала глаз с Моксуна, в особенности, когда он комплектовал свои разрезы. Она принесла ему короб, унесла обратно и уложила в сани, не переставая разговаривать с Моксуном и заставляя его отвечать ей. Он действительно умел резать кристалл. И знал, как найти его. Ущелье слоилось к югу и содержало полосы розового кварца. Моксун мог резать здесь до конца своих дней.

Когда солнце спустилось за восточный край ущелья, Моксун резко прекратил работу и сказал, что проголодался. Килашандра кормила его и слушала, как он бормочет что-то насчет трещин и резов, а также про захватчиков, под которыми он подразумевал нехрустальный камень, обычно рассеянный в хрустальной жиле.

Поскольку Килашандра помнила невысокий отзыв Интора о розовых кристаллах, она спросила Моксуна, режет ли он другие цвета. Это был глупый вопрос, потому, что Моксун обозлился и отметил, что режет розовый всю свою рабочую жизнь, а жизнь эта больше, чем прожила она, ее родители и деды, и что ей следует думать о собственных делах. И он направился к своим саням.

Тщательно заперев дверь, Килашандра устроилась поудобнее. Она не была уверена, что выдержит или вообще переживет еще один день с этим параноиком. Она ни минуты не сомневалась, что неустойчивые отношения, которых она в конце концов добилась, за ночь завянут в его закристаллизировавшейся черепушке.

В холодной тьме ущелья, когда ночь заставляла скалы трещать и звякать, Килашандра думала о Ланжеки. Он говорил, что хотел узнать ее до того, как она станет петь кристаллу. Теперь эта фраза не выходила у нее из головы. Неужели одно путешествие в Хрустальные Ряды так сильно изменит ее? Может, две ночи и день, проведенные с Ланжеки, создали какую-то связь между ними? Если так, Ланжеки в следующие несколько недель будет очень занят, укрепляя связи между Джезри, Ремболом… Затем здравый смысл восторжествовал. Ланжеки хитер, но не настолько же бесчестен! А впрочем, кто знает?

Кроме того, никто из остальных не получили Милки-перехода и не почувствовал черный кристалл. И Ланжеки сказал, что ему нравится ее общество. Ему, Ланжеки-мужчине, приятна ее компания, но в то же время Ланжеки-гильдмастер послал ее с этим сумасшедшим Моксуном.

Килашандра решительно поставила будильник на восход солнца, чтобы успеть уехать из ущелья, пока Моксун не проснулся.

Килашандра проснулась в темноте от странного шума. Она осторожно высунула голову из двери и первым делом посмотрела на сани Моксуна. Там не было признаков жизни. Она взглянула на светлеющее небо. После вчерашних поисков Моксуна она поняла, что в полутьме возможны любые навигационные случайности. Но она не желала быть поблизости, когда старый хрустальный певец встанет.

Девушка машинально проверила, все ли ее замки надежно заперты — автоматическое действие после многих тренировок. К счастью, она делала «темную» посадку и взлет в воображаемых каньонах и голубых долинах. Теперь она лишь жалела, что обратила мало внимания на местность непосредственно за участком Моксуна. Она не могла рисковать повторить вчерашний кругооборот в воздушных потоках.

Она пристегнулась к сиденью, включила двигатель на минимальную мощность. Небо уже достаточно посветлело для ее целей, но солнца еще не было. Она медленно и осторожно взлетела, не спуская глаз со сканера для уверенности, что не наткнется на какой-нибудь выступ.

Поднявшись над ущельем, она быстро включила экран внизу и увеличение. Ее отъезд не разбудил Моксуна. Скорей всего, он забудет, что она вообще была с ним, до тех пор, пока не получит свою патронажную премию. А как она поработала для этого!

Ей пришла в голову мысль, что и она когда-нибудь станет такой же, как Моксун, но она была твердо уверена, что это случиться очень и очень не скоро. И она постарается отдалить это будущее, насколько возможно.

Килашандра быстро летела к тому месту, где пять старых мазков краски составляли неправильный узор на карте Ланжеки. Солнце взошло: оно всегда выглядело величественным, а сейчас, когда позолотило восточные складки и высоты Милки-Ряда, было поистине великолепным. Она посадила сани на выветрившуюся плоскость, чтобы во время завтрака полюбоваться зрелищем зарождающего утра. Оно было чистое, приятное, с моря дул легкий бриз. Она проверила метеосводки: на ближайшие шесть часов предполагалось чистая, сухая погода.

Килашандра должна была пройти над Ф42 до Ф43 на высоте, чтобы получить полное изображение объекта. Если интуиция ее не подведет, а закрытая для остальных информация Ланжеки только подтвердила это, то одна из этих пяти заявок имела киборгенский черный кристалл.

С высоты район выглядел покинутым, овраги и ущелья, слепые каньоны, некоторые с водой, и только иногда в утреннем солнце блеснет кристалл.

Но что это? Одна из отметок была новее остальных: солнце отражалось от нее. Неужели кто-то из певцов уже обнаружил заявку Киборгена? Она сурово напомнила себе, что никто из певцов не собирался забираться так далеко на север. Одна новая метка из пяти. Но на воздушной карте Ланжеки было показано только пять старых меток.

Килашандра затаила дыхание. Киборген не был на этой заявке девять лет. Потому ли, что не мог вспомнить, где она? Он запасся полезными осколками и триадой, целым состоянием в кредитах. Не мог ли он использовать время между штормовым предупреждением и отъездом и подновить свою заявочную метку, чтобы было ее легче найти после шторма?

Килашандра стала вспоминать все насчет заявок и их захватчиков. Ничто не запрещало ей проверить обозначенное место, но поднять или резать кристалл считалось уголовным преступлением.

Она снизилась и сделала круг над участком, начиная от ярко окрашенной метки. Она не видела других саней, хотя парила для уверенности над несколькими темными ущельями, где угрожающе нависали края утесов. Она также не видела ни искорки, ни блеска освещенного солнцем кристалла. Тогда она приземлилась на выступ. Краска была свежая, толсто наложенная и только кое-где стертая последним штормом. Килашандра увидела края старой краски там, где новая была наложена в спешке. И она нашла банку с краской, заклиненную в камнях, куда ее либо бросили, либо занес ветер. Она взяла ее с восторженной улыбкой. Да, Киборген не хотел забыть эту заявку и потратил время, чтобы сохранить ее.