— Зачем?

— Все отговаривают.

— Я — не все.

— Считается, что это очень опасно.

— Меня это не волнует.

— Вы тоже хотите подать заявление?

Она остановилась и повернулась к нему так быстро, что он чуть не налетел на нее.

— Вы вмешиваетесь в мои личные дела.

— Ох, нет, нет! — Он испуганно поднял руки и замахал ими. — Но почему вы оказались в холле Гильдии?

— Пришла купить кристалл.

— Вы не похожи на покупательницу.

— Не смейте вмешиваться в мои дела! — она быстро вышла и нажала кнопку на панели, отделявший коридор от фойе столовой.

— Я же просто хотел поговорить… — его голос следовал за ней, но, наконец, остался позади.

Раздраженная, она пронеслась мимо бара к крылу деловых помещений и комнаток. Вдоль коротких пролетов ступеней в столовую выстроились широколистные растения. Сервисные прорези, ярко-оранжевые панели меню размещались по стенам, и никто не терял время зря, чтобы получить выбранные блюда. Килашандра пошла к ближайшей сервисной прорези, но неожиданно услышала свое имя.

— Килашандра Ри, идите сюда, к нам. — Она узнала группу космолетчиков в темных мундирах, а затем капитана Андерса. Привстав, он поманил ее к себе.

Что ж, капитан будет ей защитой от того дурака, который вдруг, чего доброго, последует за ней. Поэтому она махнула капитану в ответ и остановилась возле меню. Ее поразило разнообразие блюд на дисплее. Она выбрала запеканку из морской рыбы, какую ела в тот памятный вечер на Фьюерте, и заказала ее.

— Пиво здесь тоже хорошее, — сказал Андерс, подошедший помочь ей. Он ловко набрал последовательность кнопок. — Присаживайтесь.

Она хотела было запротестовать, но тут панель открылась и выдала заказы. Приятная оперативность!

— Вот, глотните-ка пивка и скажите, как оно вам, — улыбнулся Андерс, протягивая ей литровый стакан. — Ну, вот видите, я же говорил, что хорошее. Его не обрабатывают химически, а дают нормально созреть, а это означает, что пиво хорошее. Тут понимают в этом толк. — Он быстро набрал для нее еще один стакан и широкую чашу. Они пошли к столу. — У нас новый график. Вылетаем завтра в десять по базовому времени. Срочный груз. Направление — Ригель. Вы можете воспользоваться поручительством Гильдии и пересечь Млечный Путь, если хотите.

— Я хочу остаться здесь.

— Пройти проверку? — он понизил голос, потому что они почти подошли к столу.

— Да, хотя бы для этого.

— Что бы вы ни узнали, этого не достаточно, и неизвестно, все ли это правда, — грустно сказал Андерс.

— Закон ФП требует полного осведомления об опасности.

Андерс хмыкнул, но они уже садились, и он явно не был склонен продолжать разговор.

Килашандру только что познакомили с бортинженером, с которым она на корабле не встречалась, как вдруг она увидела тревогу на лицах суперкарго и второго офицера. Она оглянулась через плечо, желая увидеть, чем вызвано такое волнение.

Двое мужчин и женщина стояли у входа и смотрели на обедающих. Килашандре бросилась в глаза не сколько их грубая и не очень чистая рабочая одежда, хотя это тоже было необычно в обществе, сколько величественность, с которой держалось это трио — нечто вроде высокомерного презрения ко всем остальным: ее внимание привлек блеск их глаз, обежавших всех, в том числе и ее. Затем эта троица целенаправленно двинулись к угловому столику, где сидели двое столь же необычных людей.

— Что они о себе воображают? — спросила Килашандра, так же раздосадованная их манерами, как суперкарго и второй офицер, но тут же сама себе ответила, потому что уже видела это высокомерие… у Каррика. — Это певцы?

— Да, — спокойно ответил суперкарго.

— Они все такие?

— А разве не таким был ваш друг Каррик? — спросил Андерс.

— Не совсем.

— Значит, он был совершенно необычным, — заметил суперкарго. — Надменнее всего они держаться, когда возвращаются из Рядов. Как эти. Вам повезло, Андерс, что они полетят не на нашем корабле.

Андерс коротко кивнул и, как бы не давая Килашандре возможности продолжать разговор о певцах, заговорил о пищевых припасах и грузе. Она поняла намек и принялась за еду, время от времени поглядывая на заинтересовавшую ее группу певцов. Она все больше и больше удивлялась их гробовому молчанию, хотя они добровольно подсели к другим. Она не обращала внимания на всех остальных, кто собрался сейчас в столовой. Многие приходили и уходили, обменивались дружескими приветствиями и добродушными шутками. Килашандра про себя делала осторожные оценки: судя по всему, здесь царили добрые отношения между сотрудниками базы и транзитниками. Она различала профессии по цветам. Путешественники носили одежду стиля и покроя двух-трех десятков разных культур, корабельный персонал был всегда в темной космической униформе, — печальная противоположность буйству красок. Несколько чужаков появлялись на короткое время в главном фойе, но удалялись в отдельные помещения, приспособленные к их экзотическим потребностям.

Покончив с едой и послеобеденной выпивкой, суперкарго и инженер извинились, сославшись на дела, и отбыли. Андерс помахал им на прощание и повернулся к Килашандре.

— Видите, что будет с вами, если вы станете певицей.

— А что должно случиться?

Андерс нетерпеливо щелкнул пальцами.

— Вы будете одиноки. Везде.

— С Карриком я не была одинока. Он был отличный компаньоном.

— По специфической причине, не сомневаюсь, и не говоря уж… что я лезу не в свое дело.

Килашандра засмеялась.

— Мы делаем это взаимно, мой друг. И я все-таки не понимаю, чем виноваты хрустальные певцы.

— А кто говорит, что они виноваты?

— Ну, я не заметила, чтобы кто-нибудь с ними здоровался…

— И не заметите. Выродки, вот они кто. И всегда держатся, словно они выше всех.

— Каррик… — начала она, вспомнив, каким веселым он был.

— Может, он был еще на полпути к мании величия, когда вы познакомились с ним. Они меняются… и не в лучшую сторону.

— Может быть, они должны быть такими? — сказала она несколько резко, потому что непонятная настойчивость Андерса в утверждениях раздражала ее. — Факс сказал, что они прошли мощные физические и психологические тесты и тесты на пригодность. Принимаются только лучшие, так что они и должны быть выше обычных трудяг, с которыми вы сталкиваетесь повсюду.

— Вы не понимаете! Они совсем другие! — Андерс стал жестикулировать, стараясь объяснить.

— Я все равно не пойму, если вы не объясните мне, в чем дело.

— Ладно, — сказал Андерс, хватаясь за ее предложение, — сейчас я вам растолкую. Вон тот певец, в коричневом: как, по-вашему, сколько ему лет? И не глядите на них в упор — они могут оскорбиться, если разозлятся. Особенно, когда они только что вернулись из Рядов, как эти…

Килашандра взглянула на человека, одетого в коричневое, он был выше остальных, и лицо его было таким же притягательным, как у Каррика.

— Я бы сказала, что ему лет тридцать пять — сорок.

— Мне сорок, и я девятнадцать лет летаю этим курсом. И я знаю, что он уже был певцом по меньшей мере уже девяносто лет назад, потому что именно тогда его имя появилось в пассажирских списках моего корабля.

Килашандра бросила еще один осторожный взгляд на певца: трудно было поверить, что его возраст перевалил за столетие. Современная наука нейтрализует самые тяжелые разрушительные действия физической дегенерации, но…

— Итак, вас злит их вечная юность?

— Нет. Откровенно говоря, я не хотел бы жить более ста — ста двадцати лет. Дело не в том, что певцы дольше выглядят молодыми, хотя это, конечно, тоже кое-что… Существует иное различие.

— Какое же? Психологическое? Профессиональное? Физическое? Или финансовое?

— Видите ли, есть различия, которые мы, прочие, замечаем, ощущаем, чувствуем в певцах и негодуем! — Андерс воодушевился и даже стучал кулаком по ладони, чтобы подчеркнуть свои слова. — Что бы это ни было, оно навеки отделит вас от остального человечества. Неужели вы этого хотите?