— Вместе, — сказал он, глядя на Ярину, на Ворона, на Марфу. — Мы сильнее.

Ярина кивнула, её посох вспыхнул ярче. Ворон шагнул вперёд, его меч был готов.

— Пусть лезет, — буркнул он. — Я не собираюсь бегать.

Марфа подошла, её рука легла на плечо Олега.

— Слушай искру, — прошептала она. — Она знает путь.

Олег закрыл глаза, направляя искру. Она была слабой, но он почувствовал её — реку, что течёт, несмотря на тьму. Он увидел свет, что пробивается, и тень, что отступает, но не уходит. Голос Чернобога эхом отозвался в голове, холодный и острый: «Ты не остановишь бурю».

Тени на тропе сгустились, и вой стал громче, как будто лес кричал. Олег открыл глаза, его искра вспыхнула, и он знал — это не бой, а предупреждение. Чернобог готовил бурю, и она была ближе, чем они думали.

— Готовьтесь, — сказал он, его голос был твёрдым, как сталь. — Он идёт.

Они стояли вместе, их свет был слабым, но живым, как огонь, что горит в ночи. Но тьма смотрела, и её вой был как обещание — буря уже началась.

Ночь легла на лес тяжёлым покрывалом, гася последние отблески света. Тропа перед хижиной утонула в тенях, что шевелились, как живые, а вой Чернобога, низкий и протяжный, стал ритмом, что бил по сердцу. Олег стоял у входа, его посох светился слабо, отражая искру, что тлела внутри — не ярко, но упрямо, как звезда в бурю. Оберег на запястье с синим камнем горел, как маяк, что держит его на плаву. Страх был, но он не владел им — Ярина, Ворон и Марфа стояли рядом, и их единство было как огонь, что не гаснет в ночи.

Ярина сжимала посох, её бусины светились, как звёзды, но их свет дрожал, как будто тьма давила на них. Её лицо было бледным, но глаза горели решимостью, как у травницы, что не сдаётся. Ворон держал меч, его раненая рука дрожала, но он стоял твёрдо, как скала, что встречает бурю. Марфа опиралась на стену хижины, её силы были слабы, но голос был сильным, как пророчество, что направляет в темноте. Очаг за их спиной горел, но его тепло не могло разогнать холод, что шёл от леса.

Гул Чернобога стал громче, и вой превратился в рёв, как будто сама земля кричала. Тени на тропе сгустились, и из них проступило… не фигура, не тварь, а волна — тьма, что текла, как река, но не вода, а смола, что поглощает свет. Её глаза — не красные, не чёрные, а белые, как молнии, смотрели на Олега, и его искра сжалась, как будто её резали. Голос Чернобога ударил, не в ушах, а в груди, как молот: «Твой свет… мой. Приди, или всё падёт».

— Он здесь, — прошептала Марфа, её голос был как предупреждение. — Это не вестник. Это его сила. Первый удар.

Олег сжал посох, чувствуя, как оберег жжёт кожу. Его искра была слабой, но он знал — она жива, как и они. Он вспомнил её слова: «Твоя искра — ключ для равновесия». Он не был ключом для Чернобога. Он был светом для них. Он шагнул вперёд, его голос был твёрдым, несмотря на страх:

— Ты не возьмёшь нас. Мы вместе.

Ярина подняла посох, её бусины вспыхнули ярче, и свет слился с искрой Олега, как река, что встречает поток. Ворон взревел, его меч рубанул по воздуху, как будто он мог разрезать саму тьму. Марфа шептала что-то, её голос был как нить, что связывает их, и её слова — древние, как сам лес — звучали как заклинание.

Тьма вздрогнула, её белые глаза вспыхнули, но она не остановилась. Она текла ближе, её смола заливала тропу, и лес дрогнул, как будто корни ожили, хватая их за ноги. Олег почувствовал, как искра борется, как будто её тянули в пропасть, но он сжал оберег, вспоминая их победы — Глубокий Лес, река, хижина. Они были сильнее.

— Вместе! — крикнул он, и его искра вспыхнула — не ярко, а чётко, как звезда, что пробивает бурю. Он представил реку — не бурную, а глубокую, что течёт сквозь тьму. Он подумал о Марфе, о Ярине, о Вороне, о своём мире — о детях, о смехе Коли, о запахе мела. Искра откликнулась, тепло разлилось по рукам, по посоху, по земле.

Ярина шагнула к нему, её посох слился с его светом, и их силы — её амулеты, его искра — стали единым потоком, как солнце, что режет ночь. Ворон рубил корни, его меч застревал, но он не отступал, его рык был как вызов. Марфа шептала громче, и её голос стал как ветер, что гонит тучи. Тьма вздрогнула, её смола начала отступать, а белые глаза потускнели, как молнии, что гаснут в дожде.

Голос Чернобога стал тише, но острее, как лезвие: «Ты не остановишь бурю. Я иду». Тьма дрогнула, её смола растворилась в тенях, и лес выдохнул, как будто отпустил их. Гул стих, но не исчез, оставив эхо, как далёкий гром.

Олег пошатнулся, его искра угасала, оставляя пустоту. Ярина поймала его за локоть, её лицо было бледным, но глаза блестели.

— Мы сделали это, — прошептала она. — Мы отогнали его.

Ворон сплюнул, его меч опустился.

— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он, но его голос был полон уважения. — Ты начинаешь светить, как надо.

Марфа подошла, её рука легла на плечо Олега. Её глаза были усталыми, но тёплыми.

— Ты нашёл равновесие, — сказала она. — Но это только начало. Он придёт сам. И ты должен быть готов.

Олег кивнул, чувствуя, как оберег остывает. Он посмотрел на тропу, где тени были неподвижны, но он знал — Чернобог не ушёл. Его тьма была терпеливой, и её рёв был обещанием. Он вспомнил свой мир, смех детей, и это дало ему силы. Он посмотрел на Ярину, на Ворона, на Марфу.

— Мы будем готовы, — сказал он, его голос был слабым, но решительным. — Вместе.

Они стояли у хижины, их свет был слабым, но живым, как огонь в ночи. Но лес смотрел, и Чернобог смотрел, и его буря была уже здесь. Первый удар был отбит, но следующий будет сильнее.

Глава 19. Сердце бури

Рассвет пришёл тихо, его бледный свет пробивался сквозь кроны, но не разгонял тени, что осели вокруг хижины после ночи. Лес молчал, но его тишина была как затаённое дыхание, как зверь, что ждёт момента для прыжка. Олег сидел у очага, его посох лежал рядом, а пальцы сжимали оберег на запястье с синим камнем. Искра внутри тлела слабо, но упрямо, как уголёк, что не гаснет в ветре. Усталость сковывала тело, но победа над тьмой Чернобога дала ему силу — не физическую, а внутреннюю, как свет, что горит в бурю.

Ярина сидела у стола, её руки перебирали амулеты — бусины, травы, камни, что пахли землёй и жизнью. Её лицо было бледным, с тёмными кругами под глазами, но движения были точными, как у человека, что знает — отдых не для них. Марфа лежала на скамье, её силы возвращались, и её взгляд, ясный и глубокий, следил за Олегом, как будто видела его искру. Ворон стоял у входа, его меч был приставлен к стене, а раненая рука перевязана заново. Он смотрел на тропу, его глаза были как у охотника, что чует зверя, но молчал — его ворчание уступило место решимости.

Гул Чернобога затаился, но Олег чувствовал его — не в звуке, а в воздухе, как холод, что предвещает бурю. Его искра была слабой, но он учился её слушать — она была не просто силой, а частью мира, частью равновесия, о котором говорила Марфа. Он вспомнил тьму на тропе, её белые глаза, её рёв: «Ты не остановишь бурю». Это был не конец, а начало, и он знал — следующий удар будет сильнее.

— Ты чувствуешь её? — спросила Марфа, её голос был слабым, но твёрдым, как корень дерева. Она посмотрела на Олега, её глаза видели глубже, чем казалось. — Свою искру. Она растёт.

Олег сжал оберег, чувствуя, как его тепло сливается с искрой. Он кивнул, хотя не был уверен.

— Она… как звезда, — ответил он. — Иногда яркая, иногда слабая. Но я не знаю, как её направить. Как быть ключом.

Марфа улыбнулась, её лицо было усталым, но тёплым.

— Не ищи силу, — сказала она. — Ищи равновесие. Твоя искра — не оружие, а связь. С нами. С миром. Слушай её, и она покажет путь.

Ярина подняла голову, её руки замерли над амулетом.

— Мы будем с тобой, — сказала она, её голос был твёрдым, как камень. — Но Марфа права. Ты должен доверять себе. Как вчера.

Ворон кашлянул, привлекая внимание.