Первый Прораб шагнул к двери, остановился, взглянул на Лободу и спросил отрывисто:
– Как фамилия?
– Лобода, товарищ секретарь…
– Да не ваша!..
Лобода догадался, что нужна фамилия ударницы, и оглянулся на Бибикова. Инженер замялся. В мозгу назойливо вертелось прозвище Васька, а фамилия на язык не давалась. И только вспомнилась, председатель шахткома, стоявший в положении «смирно», выговорил:
– Васька!
– Как? – грозно нахмурился Первый Прораб. – Васька? Почему Васька?
Все молчали.
– Чугуева ее фамилия, – не вытерпел Митя. Часы показывали двенадцать минут девятого. – Васькой ее прозвали. Произвели в мужской род.
Чело Первого Прораба разгладилось. Он улыбнулся.
– В мужской род произвели?
– Ну да. Она в комбинезоне шла, шофер обознался, крикнул: «Васька, крутани!» В штанах – значит, Васька. С той поры и пошло: Васька да Васька.
– А как с машиной? Завела?
– Завела. Чего ей. Разбудила с одного оборота.
– Разбудила? – Первый Прораб оглядел Митю сверху вниз и снизу вверх, словно снял мерку. – А ты кто такой?
– Я? Платонов.
– Не Васька?
– Не Васька. Дмитрий.
– А по должности?
– Бригадир проходчиков.
– И временно исполняет обязанности комсорга, – уточнил Лобода.
– А комсорг где?
Снова возникла заминка. Комсоргом был самоубийца маркшейдер, однако происшествие с маркшейдером Лобода в свое время скрыл и теперь не знал, как отвечать.
– Комсорг повесился, – сказал Митя.
– А! Мне эта история известна. – Первый Прораб нахмурился. – Что же вы не ставите Платонова комсоргом?
– Недодумали, – сказал Лобода. – Недоглядели…
– Кадры маринуете! Вас учат не бояться выдвигать молодежь!
Первый Прораб протянул Платонову руку.
Митя пожал ее, как положено. Мягко. И Первый Прораб отбыл.
Контора опустела. Остались только руководители шахты, Ротерт и Абакумов. Они сбились в кучу, голова к голове. Митя вышел на улицу, поехал к церкви Флора и Лавра и, конечно, опоздал. На сугробе было нацарапано: «Тебя нет. Я ушла».
– Вот черт лысый! – ругнул Лободу Митя.
Как бы он поразился, если бы узнал, что свидание сорвали не Лобода и не Первый Прораб. Как бы удивилась Тата, если бы ей сказали, что в опоздании Мити виноват вождь мирового пролетариата.
Но ни Мите, ни Тате этого никогда не суждено было узнать, так же как и все мы не знаем истинных причин наших удач и несчастий.