Вспоминая впоследствии свое состояние, она поражалась четкости мгновенных видений, словно тень ласточки, пересекавших память. За эти пять-десять секунд она поняла: пока в зале Боря, Маша, Круглов, Утургаули, ни одного слова вымолвить ей не суждено. Кабы чужие сидели, сказала бы, не сморгнув, кабы начальство, тоже сказала бы. Не устрашилась бы ни суда, ни тюрьмы, не испугалась бы и высшей меры. Но у нее не хватало жестокости марать своей скверной, позорной правдой доверявших ей девчат и мальчишек. В душе ее бушевала буря, а привыкшее к послушанию тело совершало, что велено. Рука забросила удочку за ширму, глаза прочитали вопрос «Почему плохо думать, что в нашей партии уклонов больше не будет?» Она не поняла ни слова и тупо глянула в зал. (В этот момент она заметила Борю). Оркестр затянул «Песню без слов». Зрители хихикали. Что-то спросил Платонов. Она что-то ответила. Он дал вопрос полегче: «Кто является основоположником марксизма»? (В это время Чугуева увидела Утургаули).

Платонов ждал, зал шумел, а она стояла, как манекен на витрине.

Ей было ясно, что она дошла до крайней черты. Признавайся не признавайся, назад хода нет. И все-таки заставить себя говорить не могла.

– Ослобони, Митя, – проговорила она с трудом.

Он вытащил самый элементарный вопрос, что-то вроде: «В каком месяце разразилась Февральская революция?» Она и не поглядела. Сошла со сцены и отправилась на свое место, и насмешливый шум сопровождал ее до семнадцатого ряда.

Гоша произнес что-то утешающее.

– Заткнись! – Она глянула на него с ненавистью.

А на сцене неловко управлялся с удочкой Осип. Вопрос ему достался каверзный.

– «Какой. Уклон. Опасней. Правый. Или. Левый?» – прочитал он, ответил, что левый, и закинул удочку. На крючке болталась коробка «Дели».

Осип был порядочный жадюга. Однако на людях он решил пофорсить и, по примеру Круглова, надумал угостить музыкантов. Коробка оказалась пустой. Зал смеялся. Оркестр играл «Полным-полна коробушка». Подошел Платонов, попросил закурить. Лицо Осипа заострилось. Он наконец понял, в чем дело…

– Погоди! – удержал его Митя. – Кто желает исправить ответ предыдущего оратора?

Чугуеву точно током дернуло.

– Я желаю! – воскликнула она пронзительно, словно кликуша. И не заметила, как очутилась на сцене. Митя смотрел на нее с опаской.

–Хуже всего уклон, против которого прекращают бороться! – прокричала она. – А прекращать борьбу никак невозможно, поскольку чужаки просачиваются, ровно плывун, изо всех дыр…

Митя захлопал. Вслед за ним захлопал и зал.

– А ты куда собрался? – крикнула она Осипу. – Погоди, послушай, чего скажу. Знаешь чего?

– Чего? – Осип остановился.

– Тебе левый чужак опасней, а мне такой, как ты. Чего моргаешь? Поясни, как с покойницы брошку сымал. Моргаешь? Ну так я сама разъясню. На четвертой дистанции покойницу откопали, а он с нее брошку снял. Снял да на меня нацепил. Ей-богу, правда… Вон какой распрекрасный кавалер! Любовь затеял! – Зал засмеялся. Осип выпучился на Чугуеву. – Подает брошку: цепляй, мол. Сам из шахты не понес, боялся, обыщут. А меня сроду не обыскивали. Вот он и нацепил на меня. Его, лапушку мово, попробуй ослушайся. У него финка с пружиной. Вон в этом кармане. – Она ткнула Осипа по карману. – Только вышли из шахты. сорвал брошку – и в Торгсин… Намедни в котловане своей финкой вон этакий кусок брезента отмахнул. Куды ты его дел-то? Али новой зазнобушке гостинец?.. Эх ты, дурачок! В котловане аварийная обстановка, а он хоть бы один гвоздь забил! Я за ним, как за наркомом каким, инструмент таскаю, а он фокусы кажет – спички из носа тягает!..

– Придерживайся регламента! – Осип угрожающе закрыл глаза.

– Ага, припекло маленько! – обрадовалась Чугуева, притянула его к себе и проговорила, словно по секрету:– Уж не знаю там, правый ты или левый, а что лодырь ты и первый вор на шахте, это мне известно. Мы же с тобой – с одних саней оглобли…

– Долго еще? – спросил Осип ржавым голосом.

– Да все, зазнобушка моя, – улыбнулась она жалостливо. – Пропекло – и хватит. Пущай все знают, лодырь ты и вор, на чужих спинах в рай норовишь. А коли чего недосказала, напомни… – и крикнула в зал:– Вы его не пускайте садиться. Пущай об себе сообщит. И обо мне, если желает… Я не против…

Ну вот. Сейчас кончатся ее муки и воротится судьба на предначертанные пути… Ей было точно известно, как начнет сейчас Осип. «А знаете, кто она такая сама-то премированная ударница Чугуева?»

Осип заговорил тихо. Она прислушалась и не поверила своим ушам.

– Недочеты в работе признаю целиком и полностью, – бормотал Осип. – Постараюсь улучшить с помощью коллектива…

Говорил он и еще что-то, но это было неважно. Важно, что победу на политудочке присудили шахте 41-бис; особо была отмечена товарищ Чугуева, умело увязавшая вопросы теории с отдельными недочетами, иногда имеющими место среди одной части трудящихся на некоторых участках в практической деятельности шахты.