Сотруднице полиции так и не удалось его разговорить. Единственный раз он заговорил, в тот момент, когда женщина захотела выйти. Тогда он выдал целых два предложения:

— Тетя Алёна, мы хотим домой, к родителям. Когда нас отвезут обратно?

Не могла же прапорщик по имени Алёна сказать им, что они не вернутся домой. Не вернутся в ближайшие лет пять точно. Бабушек и дедушек у них не оказалось, как и ближайших родственников. «Прямая дорога в детдом», к детям, попавшим в него по разным обстоятельствам, но сейчас деливших одинаковую судьбу.

Участковый вздохнул и постарался проглотить комок в горле. Да уж, говорить ему было нелегко. Я как никто другой мог понять его — тоже в своё время коснулся детского дома, покуда меня не забрали в ведьмачью школу. Не самые приятные воспоминания. Холод и отчуждение — вот два слова, которые мне запомнились с той поры.

Я посмотрел на дом. Тот самый, где произошло непонятное убийство. И я по сути не должен был бы здесь находиться, но слишком уж интересная надпись появилась на стене. Я должен был её увидеть.

Дом добротный, из разряда тех, у которых есть хозяин, а не жилец, и у хозяина руки растут из нужного места. Покрашенный суриком, дом укрывался от непогоды под ровной жестяной кровлей, наличники на окнах обновлены белой краской. Сквозь забор из сварной сетки выглядывали любопытные пионы, купальницы и крупные циннии.

— Можно я посмотрю? — спросил я дружелюбно. — Топтать не буду, взгляну с порогов и ничего не буду трогать.

Полицейские с сомнением посмотрели на меня. Прежнего хозяина, князя Старицкого, вряд ли когда видели в деревнях. В основном его приказчики и распорядители занимались делами, а тут… Я уже второй раз посещаю эту деревню самолично.

— Ребята, я буду аккуратен! — снова произнес я.

— Ему можно, боярин понимает немного в трупах, — подал голос участковый. — Вон, недавно без моего участия всё разрешил. И даже виновного наказал. Староста о нем только положительно отзывался.

Я наказал? Да я даже пальцем преступника не трогал, если не считать выбитого ножа, но там была самооборона. Деревенские сами собрались того засранца наказать, я им просто не противился, а сделал вид, что ничего не знаю.

— А где сам Микей Бурый? Почему его нет? — спросил я участкового, пока полицейские колебались.

— Так он это… с трупами уехал. Чтобы отчет провести и если нужно, то в каких бумагах расписаться. Ребята, — снова обратился участковый к полицейским. — Не сомневайтесь в господине Южском. Хуже он точно ничего не сделает, а свежий взгляд может и пригодиться. Покуда сыщики не подъехали, пусть взглянет…

— В таком случае не смеем задерживать, — посторонился один из полицейских.

Я двинулся на место преступления. Сначала, правда, решил осмотреть его снаружи. Павел Дмитриевич двинулся следом.

Большой кудлатый пес забрехал на меня из-за загона. Из сарая за домом раздалось недовольное козлиное меканье. Похоже, что живность никто не накормил, да и до живности ли было, если тут про людей идет забота. Также заметил палатку у большой яблони, коробку из-под холодильника со скачущими буквами возле вырытой ямы. «Шкав». Забавное слово выведено мелом на боку коробки. Почерк неровный, детский.

— Что за палатка? — показал я на установленную пародию на дом.

— Там детские вещи, похоже, что дети ночевали на свежем воздухе. Или игрались в ней, ведь забирали-то их из дома, — ответил Павел Дмитриевич. — А лучше бы они оставались тут, в палатке…

Ответил так, как будто разговаривал сам с собой, то есть, глядя в пустоту.

— А тут что-то происходило? — присел я на корточки возле «Шкава». — Вон сгусток крови виден на подорожнике, а вон зуб чей-то в пыли валяется.

— Вот что значит молодые глаза, — восхищенно проговорил участковый. — А мы на это даже и внимания не обратили. Как-то всё в дом уставились.

— А между тем нельзя и окружение из вида упускать. Эх, жаль, что дети не разговаривают, а то может быть что-нибудь смогли бы поведать.

Так, где-то тут должен сновать Кузьма. Если не появился до сих пор, то, значит, особых новостей нет. Или же наоборот — новости такие важные, что ждет, пока я один останусь.

— Ну что же, тут вроде бы ничего больше интересного нет, — сказал я, умолчав про глубокие следы на грядках с тюльпанами и пару кровавых клякс на земле. — Идемте в дом, Павел Дмитриевич?

Было видно, что кто-то прыгал по грядкам, спасаясь от неизвестно кого. А ещё в соседском заборе виднелась покосившаяся доска. И лицо человека, мелькнувшее в окне соседского дома, не могло не вызывать вопросы. Особенно своей цветистой окраской, приобретаемой после хорошей драки.

Почему я умолчал? Потому что если сейчас начну рассматривать, то просто не дадут посмотреть, ототрут подальше барчука от дел грязных, а то и вовсе сами всё затопчут. Да и соседа требовалось разговорить наедине, без посторонних ушей. Сдается мне, что этот человек что-то да знает.

— Пойдем. Как говорил один из артистов: наберите побольше воздуха. Всё-всё, молчу. Нервное вырвалось, — в ответ на мой взгляд несмело улыбнулся участковый.

Первое, что меня поразило в неплохо обставленном доме — это царящий внутри аромат сырой земли и ещё один… кислый запах. Словно заплесневевшие яблоки лежали под ногами и издавали эту вонь. Пахло даже не кровью, не отправлениями кишечника, который непроизвольно расслабляется при смерти. Нет. Пахло именно гнилыми яблоками.

— Ступайте осторожно. Вроде бы всё осмотрели и сфотографировали, но…

— Я буду тенью, — ответил я на замечание.

Участковый только покосился на меня. Зачем это барчуку? Не буду же я ему объяснять, что перед ним внезапно помолодевший ведьмак. Это конфиденциальная информация, не для посторонних людей. Я заметил, что у участкового подрагивали пальцы, а кожа на руках покрылась пупырышками, словно мурашки устроили гонки на выживание.

Я глубоко вздохнул головокружительный запах, в надежде почуять что-то ещё, и включил ведьмачье чутьё и чуть не охнул от почуянного…

Помимо теплых следов человеческих тел в доме присутствовали ледяные следы. Они в основном походили на след от волочащегося по полу холодного мешка. Как будто неуклюжий бармен тащил к стойке пакеты с колотым льдом. Кто-то или что-то с невыносимо холодной кровью оставило эти следы вместо обычных, человеческих.

И этот след походил на оставленный на песке след полоза. Как будто неизвестная змеюка быстро переместилась… переместилась из шкафа в детской под одну из кроватей, а дальше шмыгнула в комнату взрослых. И уже тут оставила послание на стене.

Размашистым почерком на стене бурела надпись: «Гарда в Кцыне». Ещё недавно бывшая алой, кровь успела свернуться и потемнеть. А вот места прикосновения на стене были вполне человеческими. Да, ледяными, но человеческими. То есть…

— У вас лицо потемнело, боярин, — кашлянул за спиной участковый. — С вами всё в порядке? Может на свежий воздух? Запашок тут, конечно, тот ещё, но мы пока не проветривали, оставили всё как есть.

— И это правильно, может быть запах придаст немного ответа, — кивнул я в ответ, а потом взглянул на участкового. — А мы с вами оставили тот зуб на улице?

— Ну да, его бы не надо трогать, пусть судмедэксперты поработают, — проговорил участковый.

— Павел Дмитриевич, а не могли вы бы принести его? Будьте любезны. Сдается мне, что он может подойти к надписи…

Я постарался проговорить это настолько загадочным тоном, чтобы заинтриговать участкового. Тот посмотрел в ответ с сомнением, как недавно смотрели полицейские.

— Стоит ли? Всё-таки это может помочь в расследовании, — отозвался участковый.

— А вы запомните, где он лежал и как, возьмите листочком и принесите — мне только глянуть на вот этот уголок буквы «Ы», а большего не надо. Почему-то мне кажется, что этот зуб принимал участие в написании слов.

— Да? — участковый почесал затылок, а потом кивнул в ответ. — Ну что же, пусть это и возможная улика, но если она подойдет, то…