– Обыкновенно. Просто никого не пускаешь. Приедут… спросят, можно ли остановиться. Так вот, отвечай, что нельзя!

– Кто приедет?

Матушка буквально зарычала.

– Ты можешь…

– Не могу, – Ульяна сделала то, о чём давно мечтала, но не решалась – перебила маму. – Я не могу и не хочу делать того, чего не понимаю. Поэтому, будь добра, объяснись.

– Какая ты…

Матушка осеклась.

– Ладно. Мне позвонила моя мама…

– Ты ж говорила, что она умерла!

– Мало ли, что и кому я говорила… так вот, она собирается приехать. И не одна. Притащит с собой кучу родни. Оно тебе надо, с этими уродами возиться? Просто выставь их за порог и всё…

Ульяна отключила телефон.

Это она тоже хотела сделать. А теперь взяла и сделала.

– С уродами, – повторила она задумчиво и березу погладила. Ладонь опалило теплом, и тонкие веточки скользнули по плечам. – Ну да… я ведь тоже с её точки зрения урод… и значит, вдруг да… в общем, уроду только среди других таких же и место. Верно?

Дерево качнулось и ничего не ответило. А жаль. К его советам Ульяна отнеслась бы с куда большим вниманием, чем к матушкиным.

Гостей Ульяна заприметила издалека. В целом сложно не заприметить ярко-желтый бус, вставший у самых ворот. Вон, и Пётр Савельич уже вокруг скачет, машет руками и возмущается. Нет, голоса не слышно, но явно же – возмущается. И давно. Уже подпрыгивает даже от распирающих его чувств.

Ульяна вздохнула, потому как присутствие соседа напрочь отбило желание подходить к дому.

– Надо, – сказала она себе строго. – И вообще… хватит уже… всего бояться.

Прозвучало так себе, но Ульяна кивнула и решительно ступила на тропу.

Родственники.

Надо же… а мама не говорила, что у неё есть родня. Не то, чтобы Ульяна специально выспрашивала… специально сложно. С мамой вообще сложно.

Приедет?

И почему вдруг?

Она ведь ничего не делает просто так. А тут позвонила, документы… нет, ничего подписывать Ульяна не собирается, как и верить матушке. Благо, выросла, наивности поутратила. Но интересно же.

– Ага! – сосед заметил её первым и снова подпрыгнул. – Явилась!

– Доброго утра, – Ульяна вяло помахала рукой, понимая, что, возможно, не стоило бы так торопиться. Постояла бы в лесочке часок-другой, глядишь, и надоело бы Петру Савельевичу прыгать. Ушёл бы, а уж она тогда тихонечко…

– Доброго?! Полдень уже! – Пётр Савельевич указал на небо. – Вечер даже! А у неё утро.

Трубный его голос разнёсся по улице. Басом сосед обладал мощным, что никак не увязывалось с хилым тельцем его.

– Чего вам надо? – спросила Ульяна, раздумывая, как бы ловчей обойти соседа. Вот только тот на месте не стоял. Его распирали энергия и желание выплеснуть её на окружающих. В частности, на Ульяну. Вот и сейчас он прыгнул влево.

Потом резко дёрнулся вправо, точно заподозрил, что Ульяна обойдёт его с этой стороны.

– Объяснись, по какому праву эти вот нарушают установленный порядок! – палец Петра Савельевича указал на бус, который с близкого расстояния несколько утратил нарядности. Нет, ярко-желтый колёр никуда не исчез, упрямо пробиваясь сквозь коросту из грязи и пыли. То тут, то там по краске расползались трещины. И в целом было видно, что машина эта пребывает в весьма почтенном возрасте.

– Приехали! Встали! Перегородили дорогу! А если пожар? Вот что будет, если пожар?! Или плохо кому…

– Кому? – спросила Ульяна послушно.

– Мне! Мне плохо! – Пётр Савельевич картинно схватился за грудь и возопил: – Сердце жмёт!

– И печень поддавливает, – раздался мягкий женский голос. – А ещё, небось, с потенцией проблемы…

– Что?!

От этакого предположения Пётр Савельевич густо покраснел. Потом побелел и обернулся.

– Вы…

– Антонина Васильевна, – сказала женщина в ярко-жёлтом, в цвет машины, платье, перевязанном крест-накрест платками. И руку протянула, от которой Пётр Савельевич отпрянул. – А стыдиться нечего. В вашем возрасте – это даже нормально, я так скажу… у всех случаются осечки.

– У меня не случается!

Сосед попятился.

– От этого и нервозность повышенная, и в целом неудовлетворённость жизнью… – главное говорила она это громко, так, что слышал не только Пётр Васильевич. Тётка Марфа наверняка тоже. Пусть она из-за забора и не выглядывала, но точно во дворе.

Подглядывает.

Подслушивает.

И к вечеру весь посёлок будет обсуждать не только гостей, но и некоторые личные Петра Васильевича проблемы.

– Что вы… что вы несёте! – возопил тот фальшиво и покосился на забор тётки Марфы.

– Здравствуйте, – сказала Ульяна превежливо, разглядывая родственницу. А что Антонина Васильевна ей родня, в этом сомнений не было.

Она походила на маму…

Точнее мама на неё. Не как две капли воды, но отрицать наличие этого сходства было глупо.

– Вам бы на массаж походить, – продолжила Антонина Васильевна, щурясь. – Простаты… очень животворно воздействует на мужчин.

– Чего?! Да что вы себе позволяете! – Пётр Савельевич произнёс это как-то тихо и даже неуверенно. – Вы… вы… совсем обнаглели… приезжают тут…

И сбежал.

Вот впервые на памяти Ульяны Пётр Савельевич уходил сам. Чуть подпрыгивая, пытаясь сохранить горделивый вид, но…

Сам.

– Ульяна? – поинтересовалась женщина.

Мама… мама выглядела куда моложе. Да что там, мама выглядела старшей сестрой Ульяны. А у женщины морщинки, в уголках глаз, и на лбу тоже. И носогубные складки, появление которых когда-то ввергло маму в панику, заставив искать очередное супер-средство… у женщины складки были.

Шея чуть обвисла.

Овал лица поплыл. Ульяна не то, чтобы выискивала недостатки. Просто само собой получалось. И подумалось, что она, эта женщина, вряд ли занимается йогой. И лимфодренажные массажи не делает, как и уколы красоты.

И…

– Ульяна, – ответила она, когда молчание стало совсем уж неудобным. – А вы… получается… бабушка, да?

– Получается, что да.

Руки у неё тоже не такие ухоженные…

– Звонила?

– Звонила, – Ульяна даже кивнула.

– Предупреждала?

– Чтоб не пускала вас на порог.

– А ты?

– А что я…

– Пустишь?

Странный диалог. Очень. И главное, что Ульяна чётко понимает – от её ответа зависит всё. Что если она откажет, то эта женщина не станет спорить, но залезет в жёлтый бус и уедет, оставив Ульяну одну.

Снова одну.

– Конечно, – ответила Ульяна, с трудом сдерживая нервную улыбку. – Заходите…

– Аккуратно! Чтоб тебя… Женька, ты можешь хоть что-то сделать нормально?

Ульяна сидела на лавочке и наблюдала за тем, как спокойная жизнь её превращается в хаос. Не то, чтобы так вот и сразу, но очевидно, что превращается.

Желтый бусик, пыхтя и выплёвывая клубы дыма, кое-как протиснулся в ворота, заняв небольшой пятачок перед гаражом. Задние двери его распахнулись, и Ульяна увидела гору каких-то коробок, свёртков, мешков и, кажется, даже лыжи. Во всяком случае лыжные палки совершенно точно выглядывали, этакими пиками, готовыми отразить нападение.

Чьё – не понятно.

– Улечка, деточка… мы потом поговорим, – сказала тогда Антонина Васильевна и сунула Ульяне в руку что-то мягкое и живое. – Иди вон, пока, посиди с Никиткой.

Никиткой оказался рыжий шпиц с огромными печальными глазами.

Он нервно дёрнул хвостом и уставился на Ульяну вопросительно, будто сомневаясь в чём-то.

– Я сейчас и Лялю пришлю, чтоб… Фёдор Степанович, будьте любезны, проследите за процессом. Уж на ваше-то благоразумие…

Первым из автобуса выбрался козёл.

Натуральный такой.

Чёрный и с рогами.

– Это… что? – спросила Ульяна у шпица. А тот снова шевельнул хвостом и ответил: