– Ну, это уже по-богатому. Тебе намазать?

– Ещё чего, – отозвалась она, наливая себе чай. – Блины нужно есть с вареньем или со сметаной. Хотя с мясом они тоже хороши!

Максим намазал блины икрой, попробовал и кивнул с одобрением.

– Признаюсь, вкусно.

– А то!

Максим уже хотел что-то ответить, но тут телефон на столе снова подал сигнал. Он взглянул на экран, и там высветилось новое сообщение от секретаря:

Максим задержал взгляд на экране чуть дольше, чем следовало. Он чувствовал, как в груди поднимается странное ощущение – смесь облегчения и досады.

– Что-то важное? – спросила Олеся, уловив изменение в его лице.

– Эвакуатор, – коротко сказал он, откладывая телефон. – Приедет минут через двадцать.

Олеся отвела взгляд, сосредоточившись на своей чашке. Её лицо оставалось спокойным, но тени ресниц дрожали.

– Ну что ж, – улыбка получилась натянутой. – Значит, будем прощаться. Тебя ждёт столица.

Прощаться… Почему-то это слово прозвучало неприятно. Будто бы оно вытеснило уют из тёплой кухни, оставляя после себя тягостную пустоту. Максим ощутил, как в груди неприятно похолодело и дёрнуло, словно невидимая рука коснулась старого, забытого нарыва.

– Олеся, у меня есть идея, насчёт дома.

– Что ты имеешь в виду? – девушка удивилась смене темы и даже положила ложечку на блюдце, стараясь не пропустить его слова.

– Я не говорю о продаже. Скорее говорю о партнёрстве. Вместе мы можем сделать из этой деревни нечто особенное. Я решил изменить концепцию проекта. Здесь я построю дома для семейного отдыха. Это позволит тебе продолжать жить здесь и быть частью этого общества.

Олеся молчала, изучая его лицо. Её взгляд был одновременно настороженным и заинтересованным. Она ничего не понимала в бизнесе.

– Партнёрство? Это звучит… странно. Какое тебе дело до меня? Даже если так, у меня нет средств, чтобы стать инвестором.

– Это и не нужно, – твёрдо ответил он. – Но только если ты доверишься мне.

Тишина повисла в комнате. Олеся отвела взгляд. Смотреть на Максима было тяжело. Почему-то этот мужчина за неполных два дня стал ей близким. До его прихода в гостиную она думала о превратностях судьбы. Как одна метель изменила впечатление о господине Сапсане. И она искала любой повод, чтобы продолжить общение с Максимом. И одновременно боялась ошибиться.

– Я подумаю, – наконец сказала она, встретившись с ним взглядом. – Но не жди быстрого ответа. Год почти закончился. Плохая примета начинать что-то новое.

Максим довольно улыбнулся, принимая её решение. Если сразу не получил отказ, то считай победил. Это было непреложное правило в его жизни.

Их разговор прервал протяжный сигнал автомобильного клаксона. Максим выглянул в окно – на улице стоял эвакуатор, окутанный лёгким паром от выхлопа.

– Кажется, мне пора, – произнёс он, вставая из-за стола.

Олеся нервно засуетилась на кухне, пока Максим поднялся в гостевую комнату.

Максим собрал свои немногочисленные вещи, но когда дошёл до входной двери, вдруг осознал, что уезжает в чужой одежде.

– Прости, я верну вещи при случае, – сказал он, надевая чужие сапоги. Свои туфли он без сожаления выкинул.

– Возвращать не обязательно. Пусть останутся у тебя.

Олеся провожала его, накинув свой яркий широкий шарф на плечи. В морозном утреннем воздухе её силуэт казался особенно хрупким и трогательным. Она стояла на крыльце, обнимая себя руками, словно пыталась удержать тепло. Максим бросил взгляд на неё, уже садясь в кабину эвакуатора.

– Береги себя, – крикнул он, опуская стекло. – Иди в дом, а то замёрзнешь!

Олеся улыбалась, махая рукой на прощание.

– И ты береги! – прокричала, но её голос почти утонул в шуме двигателя.

Дверь эвакуатора захлопнулась, и машина медленно тронулась с места, оставляя за собой следы шин на свежем снегу. Максим смотрел в боковое зеркало до тех пор, пока была видна фигура девушки. Похоже, уходить она не собиралась до тех пор, пока машина не скроется из вида.

– Вот же упрямая, – буркнул себе под нос. – Замёрзнет же.

Но, несмотря на собственные слова, ему было чертовски приятно внимание маленького упрямого воробушка.

Олеся стояла на крыльце, кутаясь в шерстяной шарф, и смотрела вслед отъезжающему эвакуатору до тех пор, пока он не скрылся из виду. Сердце билось быстрее обычного, а на губах застыла дрожащая улыбка. Разочарование от внезапного отъезда Максима всё больше охватывало её.

– Люди встречаются, люди влюбляются… и расстаются.

Возвращаться в пустой дом, где не было Максима, отчаянно не хотелось. В ее ушах все еще слышался его голос и смех. Перед внутренним взором стояло лицо мужчины. Если бы не мороз, то можно было бы прогуляться в парке, развеяться. Олеся еще несколько минут постояла на крыльце, словно надеясь, что Максим передумает и вернется. Но холод пробирался все сильнее, и в конце концов она тяжело вздохнула и направилась в тепло. В коридоре ее взгляд задержался на двери, ведущей в мастерскую. Внутри что-то содрогнулось.

Последний раз она бралась за кисть несколько месяцев назад, когда пыталась закончить одну из старых работ, но после разрыва с Артемом вдохновение будто исчезло. Картины, которые раньше оживали под ее рукой, теперь казались ей пустыми и бездушными.

Она решительно толкнула дверь. Запах масляных красок и холстов ударил в нос, вызывая неожиданную волну воодушевления. На мольберте все еще стояла незаконченная работа – пейзаж, который она так и не смогла доделать.

Но она решительно сняла с мольберта старый, покрытый пылью холст и заменила его чистым. Ее рука потянулась за простым карандашом, и Олеся почувствовала, как легкое волнение охватывает ее. Пальцы немного дрогнули, когда она сделала первый штрих, но уже через мгновение она полностью сосредоточилась на линии.

Штрихи ложились на бумагу уверенно, один за другим, словно в голове уже был готовый образ. Она начала с контура – строгий, немного заносчивый силуэт. Потом добавила детали: чётко очерченные брови, прямой нос, мягкий изгиб губ, который почти превращался в улыбку, но не до конца.

Каждый штрих погружал её все глубже в процесс, и Олеся уже не замечала, как время летит. В комнате было тихо, только скрип карандаша нарушал эту тишину. Её дыхание стало ровным, а сердце билось в унисон с движением руки.

Очнулась она лишь тогда, когда подняла голову и встретилась взглядом с глазами на портрете. С полотна на неё смотрел иронично улыбающийся Максим Сапсан.

Она отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Её сердце наполнилось гордостью, но одновременно и странной тоской.

– Вот тебе и прощай, – прошептала она про себя, проводя рукой по краю мольберта, – Похоже, ты вернул мне вдохновение, Максим Сапсан.

После минуты размышлений Олеся отступила на несколько шагов и накрыла портрет тканью, словно оберегая его от чужих взглядов. Этот рисунок, эти два дня вместе будут принадлежать только ей.

Дорога в город была бесконечной. Максим ехал, поглядывая на занесённые снегом поля, и думал о доме… Доме родителей, который так давно покинул и куда не так часто возвращался. Почему?

Этот вопрос возник неожиданно. У него не было какого-либо сильного недопонимания с родителями. Ну, разве что отец был суров к нему с братом, если уж сильно косячили. А ещё с детства приходилось тяжело работать на ферме. Выращивали всё: от зелени до картошки; от курицы до коровы; и даже пруд с зеркальными карпами тоже был.

В свои шестнадцать Максим твёрдо знал, что у него будет другая жизнь. Фермерство – это тяжёлый труд, бесконечная рутина от рассвета до заката, где всё зависит от погоды, рынка, удачи. А он мечтал о контроле, о чётком плане, где каждый шаг ведёт к успеху. Город звал его возможностями, перспективами, независимостью.

Максим не жалел о своём выборе, но почему-то именно сейчас, после двух дней вне привычного забега к новой вершине, он впервые задумался: а так ли сильно он рвался прочь или просто хотел доказать что-то себе и отцу? Ведь был переломный момент… Максим вспомнил этот день до мельчайших деталей. Он тогда собрался с духом, выбрал момент, когда отец не был занят, и впервые открыл перед ним свои мечты. Рассказал, что хочет уехать, поступить в университет, построить карьеру в городе, работать с финансами, а не с землёй.