– Снег или ты? – парировала Олеся, облокотившись на метлу. – Уверена, счёт будет в его пользу.

– Это мы ещё посмотрим, – Максим, подняв взгляд, встретился с её озорным взглядом и невольно улыбнулся.

Метель улеглась, но снег всё ещё падал редкими снежинками. От их уборки в воздух поднялась искрящаяся снежная пыль. Она мерцала в рассеянном свете зимнего дня, создавая иллюзию лёгкого сияния, которое окутывало их двоих.

Работа спорилась. За шутками они расчистили длинную подъездную дорогу до крыльца, а затем принялись за тропинку к дровнику. Олеся то и дело поддразнивала Максима, подгоняя его словесными шпильками. Но он не испытывал раздражения. Вместо этого возникло странное чувство лёгкости – то ли от свежего воздуха, то ли от заразительного смеха Олеси.

– Ну, всё, хватит, – выдохнул он, опираясь на лопату, когда последний снежный завал остался позади. – Думаю, теперь я заслужил чай.

– Ты заслужил, – улыбнулась Олеся, – но чай с бельгийскими вафлями будет позже. Я обещала экскурсию по дому.

Олеся провела своего гостя по всем уголкам усадьбы, начиная с уютной библиотеки, где полки ломились от старых книг, заканчивая бальным залом с высоким потолком и шикарными зеркалами в рамах с вензелями.

Истории, которые она рассказывала о доме, звучали так, будто она сама была их свидетельницей. Максим слушал Олесю, позабыв о своей цели – уговорить её продать дом. Работа осталась где-то там, за снежным занавесом вчерашней метели, за чертой, отделившей Судьбинушку от остального мира.

Когда они, наконец, спустились на кухню, Олеся, снимая шарф, кивнула на старинные часы. Время было ближе к полднику.

– Ну что, теперь чаем не обойдёмся. Или, может, пока какао? А я быстро нам приготовлю что-нибудь перекусить. Я так устала махать лопатой, что рук не чувствую. Нужно передохнуть.

– Какао звучит идеально, – кивнул Максим. Он не любил сладкое, но какао стояло на отдельной ступени. Оно было родом из детства, когда вот такими же холодными зимними вечерами мама варила сладкий напиток ему с братом и рассказывала сказки о волшебных мирах.

Его мышцы тоже приятно ныли от уборки снега. Он почти забыл, каково это – устать от простого физического труда. Максим потёр затёкшие плечи и с улыбкой посмотрел на Олесю. Её раскрасневшееся на морозе лицо, лёгкая небрежность в движениях и сияние в глазах будто наполняли всё вокруг теплом. Этот день действительно получился чудесным – спокойным, но каким-то удивительно значимым.

К вечеру мороз усилился, и ветер принёс с собой новые облака, намекая на свежий снегопад. В условиях изоляции усадьба стала каким-то убежищем на двоих. Это непредсказуемое обстоятельство начинало связывать двух совершенно незнакомых людей невидимыми нитями, заставляя узнавать друг друга всё лучше.

Вечерами в усадьбе становилось особенно тихо, только потрескивание дров в камине нарушало тишину.

Свет лампы торшера за плечом Максима мягко освещал комнату, создавая уютный полумрак. Он положил книгу, которую пытался читать, на стол и повернулся к камину, разглядывая игры язычков пламени. Атмосфера располагала к философским размышлениям: о прошлом, о том, что упущено, и о том, что ещё только может быть. Словно само время здесь замедляло ход, давая возможность задуматься о главном. В городе у него совсем не было времени на праздное безделье или неспешные размышления. Каждый день был расписан по минутам, наполнен встречами, звонками и бесконечными делами. Но здесь, в тишине усадьбы, всё было иначе. Казалось, само место заставляло его остановиться, прислушаться к себе и обратить внимание на то, что он давно отодвинул на задний план.

Олеся появилась в дверном проёме, держа в руках ещё одну вязанку дров. Её щёки слегка покраснели от холода, волосы растрепались, и она выглядела так естественно, что Максим снова поймал себя на мысли, как сильно она отличается от всех женщин, которых он знал раньше.

– Зачем сама? – мужчина поднялся с кресла, перехватывая тяжёлый груз.

– А кто, если не я? – усмехнулась Олеся, но в её тоне не было упрёка, скорее, лёгкая насмешка.

Максим хмыкнул, чувствуя, как грубые края поленьев режут ладони. Конечно, он умудрился занозить руку – перчаток ведь на нём не было.

– Чёрт, – пробормотал он, внимательно рассматривая ладонь.

– Давай посмотрю, – спокойно сказала Олеся, кладя дрова у камина. Она протянула руку, и Максим без лишних слов позволил ей осмотреть занозу. Её пальцы были тёплыми и лёгкими, хотя он ощутил, как её прикосновение вызвало странный трепет.

– Ничего страшного, – сказала она, улыбнувшись. – И даже не вздумай жаловаться, как ребёнок.

– Жаловаться? Я? – Максим приподнял бровь, улыбнувшись в ответ. – Никогда.

– Ничего страшного, – сказала она, вытянув короткими ноготками застрявшую щепку. Она приблизила мужскую ладонь к своим губам и легонько подула, словно пытаясь развеять боль.

Это движение было таким простым и естественным с её стороны, но Максим почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он закрыл глаза на секунду, чтобы собраться, но тело словно жило своей жизнью.

Мужчина застонал тихо, почти неслышно, чувствуя, что ещё чуть-чуть – и он переступит черту. Притянет её тонкий стан к себе, почувствует в руках бесстрашного «воробушка» и забудет обо всём на свете. Его взгляд задержался на её лице – на чуть приоткрытых губах, на лёгком румянце, который только усиливал её притягательность.

– Олеся… – прозвучало вымученно.

– Больно? Всё, готово, – её голос удерживал его на границе между реальностью и грёзами.

Девушка отпустила его руку и шагнула назад, словно ничего не произошло.

Максим провёл рукой по лицу, стараясь унять эмоции, которые накрыли его с головой. Возбуждение затапливало. Хорошо, что спортивные штаны были мешковатыми, а то пришлось бы объясняться.

«Остынь», – мысленно приказал он себе, но это было не так просто, когда Олеся стояла так близко и смотрела на него своими огромными голубыми глазищами. Наивный воробушек только что выскользнул из лап хищника, даже не подозревая, какая опасность ему грозила.

– Ты что-нибудь ужинать будешь? – спросила Олеся, не поднимая на Максима глаз.

– Буду. В твоей компании еда вкуснее.

Мужчине нравилось смущать девушку, смотреть, как вспыхивают искорками голубые глаза, а на молочной коже расцветает стыдливый румянец. Хотя «воробей» старался из-за всех сил скрыть свою реакцию на его провокационные замечания и комплименты.

И вот сейчас она пожала плечами, принимая независимый вид.

– Ладно. Но предупреждаю: придётся подождать полчаса.

– Меня устроит, – кивнул он, наблюдая, как она возится у камина, добавляя дрова в огонь.

Через несколько минут они уже были на кухне. Сам Максим готовить толком не умел. Когда он ещё студентом жил в общежитии, основными блюдами на его столе были макароны с сыром или жареная картошка с мамиными заготовками. И то, это продлилось недолго. Женское внимание он привлекал всегда, и вскоре соседки сами взяли на себя заботу о его питании. Ну, а после доставка или ужин в ресторане закрывали все вопросы с едой.

В кастрюльке уже закипала гречка, источая аппетитный аромат, сдобренная сливочным маслом. Казалось, что на кухне происходило настоящее священнодействие, где Олеся была главной волшебницей. Её нож ловко и быстро разделывал тушку курицы, а от смеси душистых специй у Максима вдруг заложило нос, и он невольно чихнул.

Олеся обернулась на звук, взглянув на Максима:

– Ты не простыл? – заботливо поинтересовалась, внимательно заглядывая в его глаза.

Максим отмахнулся, криво усмехнувшись:

– Не дождёшься. Это просто специи… слишком активные.

Её губы тронула лёгкая улыбка, но в глазах ещё теплилась искра беспокойства.

– Если что, у меня есть мёд и травяной чай. Лекарство номер один в деревне.

– Учту, – кивнул он, польщённый её вниманием.

Он привык быть сильным и неуязвимым, а тут кто-то заботился о нём так легко и непринуждённо.