Где-то к пяти статьи были закончены и отправлены по нужным адресам.
– Представь, какой эффект они произведут, – сказал Харальд, почесывая ухо. – Хотя думаю, что не все редакторы такое пропустят, даже несмотря на мою репутацию, фотографии и ссылки на документы.
– Ничего, все равно норвежская общественность узнает, какую змею она пригрела на своей широкой груди, – утешил я коллегу. – А сама змея завертится, как угорь на сковородке.
Мы быстренько собрались, завернули в магазин, где закупили всякой жрачки, и отправились на катер, стоявший у того же причала. Еще вчера решили, что наблюдать за ночным волхвованием лучше с близкого расстояния, чтобы в случае чего иметь возможность вмешаться, а прибыть к месту действия надо заранее, и как следует подготовиться.
Для маскировки Харальд захватил удочки и прочие рыболовные принадлежности.
Погода целый день стояла мерзкая, над водной гладью плыли клочья тумана, солнце не показывалось, а дождь моросил беспрерывно. В другой ситуации это вызвало бы только раздражение, но сегодня было нам на руку.
Когда наш катерок покинул гавань и двинулся по проторенной уже дороге, боевая валькирия начала потрошить уцелевшие вчера ящики. Вот тут-то стало ясно, что Мп-003 «Вулкан» имелся у нее не в единственном экземпляре, а про мины она не совсем пошутила.
В одном из контейнеров обнаружились светошумовые шоковые гранаты.
– Значит, так, – сказала Ангелика, собрав и зарядив еще два экземпляра футуристической пушки. – Пат, смотри сюда. Пользоваться им просто, особенно для того, кто имел дело с А-Ка-семьдесят четыре.
Что самое удивительное – она ничуть не преувеличила.
Сотворенный немецкими искусниками машине-пистоль был в обращении простым, как лопата, так что с ним управился бы и пятилетний ребенок. Смущение вызывали лишь непривычная конфигурация и необычайно малый вес. Казалось, что держишь в руках не оружие, а макет.
Потом меня поставили к рулю, а краткий курс молодого бойца прошел Харальд.
Бартоломью автомата не досталось, но он по этому поводу испытал только облегчение.
Точно по графику мы оставили слева по борту «Флесланд», а затем протиснулись между двумя островами, Лерой и Бьелкалой, и бросили якорь между последним совсем крохотным безымянным клочком суши. С одной стороны, мы оказались прикрыты от Корснеса, а с другой, по прямой до него осталось всего два километра, по водной глади – рукой подать.
Вывесили через борт удочки, проверили, как ловится сигнал ретранслятора из пещеры, и начали ждать.
Ребятишки из ЦСВ прибыли к пещере около десяти вечера – восточнее нас между материком и Бьелкалоем прошли аж четыре больших катера. Мы увидели их только мельком, но сомнений в том, куда на ночь глядя направляется столь большая компания, не было.
Самое странное, что вскоре катера проследовали обратно.
– Это они что, возвращаться не собираются? – нахмурился Харальд.
– Не знаю… – протянул я. – Что там с камерами?
– Работают, – отозвалась сидевшая у ноутбука коллеги Ангелика. – Так, вот и наши «друзья».
Антон бросил бутафорские удочки, мы собрались в крохотной каютке и сгрудились у экрана, точно российская семья начала девяностых, решившая посмотреть любимое народом шоу «Поле чудес».
Экран был разделен на восемь квадратиков, и в каждом имелось свое изображение – мутноватое, черно-белое. Камеры работали в инфракрасном диапазоне и показывали кусок пещеры поблизости от кострища.
Вспышка в одном из квадратиков, и в поле нашего зрения появились люди – мужчины и женщины, – одетые, словно туристы для прогулки по горам: шорты, бейсболки, тяжелые ботинки, рюкзаки за спинами. К собственному облегчению, я не заметил никого со связанными руками, в испуге озирающегося и пытающегося понять, где он оказался и что происходит. Или те четверо пропавших сгинули без помощи поклонников Древних, или жертву принесут не здесь, и не сейчас.
– Крови сегодня, похоже, не будет, – сказала наша шпионка, пришедшая к тем же выводам.
– А значит, и стрелять не придется, – заметил я безо всякого разочарования.
«Туристы», которых оказалось почти три десятка, тем временем оставили рюкзаки около стены и развили бурную деятельность. На кострище пирамидкой сложили темные брикеты и разожгли огонь. Когда одна из камер перестроилась в обычный диапазон, стало ясно, что он зеленого цвета.
Столб пламени непостижимым образом вытянулся вверх и уперся в потолок пещеры.
– Как это возможно? – Харальд заморгал, точно ребенок при виде циркового фокуса.
– Погоди, еще не такое увидишь, – пообещал я.
Трое адептов Церкви Святой Воды облачились в длинные, до пола, темные балахоны, а один из них, высокий лысоватый дядечка, возложил на голову тиару, болезненно напомнившую мне Печать – тот же бледно-золотистый цвет, мягкие, перетекающие друг в друга узоры, и ощущение, что это сделано не на Земле.
Камеры позволяли видеть все в малейших деталях, а чувствительные микрофоны доносили звуки вплоть до шороха ног и покашливания.
– Началось, – прошептал Бартоломью, когда «туристы» образовали круг, в центре которого оказался костер, а трое ряженых встали вплотную к пламени.
Худред сжал кулаки. Он помнил ритуалы, что мы видели в Эквадоре, и ожидал чего-то похожего.
Высокий дядечка прокашлялся и принялся нараспев декламировать что-то, его помощники в балахонах начали щепотками кидать в костер нечто похожее на сахарный песок, а выстроившиеся кругом участники ритуала затянули песнопение, монотонное, как звук зубоврачебной машины.
– Это норвежский? – спросила Ангелика.
– Да, нюноршк, – ответил Харальд. – Могу перевести… К тем, кто был всегда, взываем мы, призываем открыть глаза, насторожить уши, внять нам. О древние, непоколебимо могучие и благостные, несущие жестокую силу обновления и радость крови, обратите слух к нашим мольбам. А те, которые воют, повторяют: «Услышьте нас, услышьте нас…»
– Шуб-Ниххурат! – возопил дядечка в тиаре, и остальные дружно рухнули на колени.
– Перешли на другой язык, мне незнакомый, – заметил коллега. – Ой…
Последний возглас ознаменовал то, что пламя костра странным образом заколебалось, выпустило множество отростков и стало напоминать дерево. Закачались листья на раскинутых в стороны ветвях, и огненный ясень превратился в козлоподобную фигуру.
Витые рога, оскаленная пасть, иглы на спине – все это мы проходили.
Шуб-Ниххурат, Черный Козел Лесов, один… или одна, если судить по грудям, из Властителей Древности.
– Как такое возможно? Это что? – бормотал Харальд, а фигура из пламени открывала пасть, размахивала конечностями и благосклонно кивала. – Как можно обмануть камеру?
– Ты видишь то, что существует на самом деле, – сказал я. – Потом мы тебе объясним, что к чему. А сейчас просто смотри, слушай и переводи, если они вернутся к языку Ибсена и Тура Хейердала.
Коллега сглотнул, посмотрел на меня с удивлением, но паниковать перестал.
Шуб-Ниххурат сгинула, и дядечка в тиаре взвизгнул: «Затогуа!», да так, что эхо пошло гулять по пещере. На смену козлиной фигуре пришло нечто бесформенное, похожее на жабу, утыканную многочисленными рогами, и я вспомнил рассказ старого ребе о черном подземном мире под названием Н’Кай, откуда явился к нам этот холодный и осклизлый Древний.
Повернулась уродливая голова, мигнули глаза из зеленого огня, лапа с жезлом поднялась в благословляющем жесте, и чудовищное божество сгинуло, рассыпавшись на тысячи искр.
Затем они призвали Хастурра, Владыку Межзвездных Провалов, напоминавшего двухголовую птицу со змеями вместо лап, и главный из адептов ЦСВ о чем-то долго с ней беседовал на странном щелкающем наречии, звуки которого вызывали желание побыстрее зажать уши.
Пташку сменил Нуаденс, Повелитель Великой Бездны, немного похожий на мастера Йоду из «Звездных войн», маленький, скрюченный, но при этом с огромной акульей головой, украшенной нелепой бородой и двумя парами то ли крылышек, то ли ушей по бокам.
