К полудню мы пришли в небольшой кишлак, приютившийся у подножия горы. Низкие домики с плоскими крышами, пышные кроны деревьев, убаюкивающее журчание арыков.

Возле тутовых зарослей толпились многочисленные жители, слышались взволнованные возгласы и крики. Курбан остановил бородатого крестьянина в тюбетейке, ехавшего навстречу на маленьком ишачке.

— Плохо у нас, ай плохо! Змея мальчишку укусил. Послали за доктором в соседний кишлак…

— Какая змея? Гюрза, эфа?

— Нет. Тот, который стоит. В кусты уполз, за арык.

— Кобра! — догадался Марк. — Ведите меня к мальчику. Быстро!

Марк, Николай и низенький, коренастый бородач в чалме и стеганом халате поспешили к ближайшему домику, навстречу, рыдая, бежала женщина с распущенными волосами — мать ребенка.

Мы продираемся сквозь колючий кустарник, оставляя на цепких, усеянных колючками плетях клочья своих курток. С нами несколько мужчин с кетменями и ватага загорелых до черноты ребятишек.

— Здесь она, здесь! — кричали мальчишки, настигнув пресмыкающееся, однако близко к змее не подходили.

Вскоре кобру окружили со всех сторон, впрочем, она, похоже, и не собиралась удирать, свернулась тугим кольцом, поднялась и застыла в боевой стойке, подобно боксеру. Однако этот своеобразный матч мог закончиться для некоторых его участников печально, слишком уж была накалена обстановка, и от оказавшейся в безвыходном положении змеи можно было ожидать чего угодно.

Мы подошли ближе, плоская голова змеи танцевала над землей, кобра раскачивалась, словно выбирала добычу, готовясь к прыжку… Я осторожно продвигаюсь вперед, не сводя глаз с оливковой красавицы. Она и впрямь очень красива, эта удивительная змея. К сожалению, второпях я допустил непростительную оплошность, обронил свою рогульку и теперь, когда кобра совсем рядом, совершенно не представляю, как буду ее ловить. Тем не менее мешок держу наготове. Молодой парень в тюбетейке подает мне тяжелый, острый кетмень, жестами указывая, как лучше пустить его в ход, а сам предусмотрительно держится за моей спиной — местное население боится и ненавидит всех пресмыкающихся без исключения, не подразделяя их на ядовитых и безвредных.

Кобра попалась нам довольно крупная, она удивительно грациозна, движения плавные, неспешные, но даже я, с моим ничтожным опытом общения с пресмыкающимися, знаю, что они при желании могут нанести удар ядовитыми зубами молниеносно. Обращаю внимание на то, что эта кобра без «очков», «очки» «носят» индийские кобры, которых нередко называют очковыми змеями.

Змея продолжает раскачиваться, кто-то попадает в нее камнем, и кобра бросается вперед. Пытаясь отскочить, спотыкаюсь и падаю навзничь и тотчас откатываюсь в сторону, подальше от оливковой красавицы; сознание того, что она где-то рядом, придает мне силы.

Гремит оглушительный выстрел, и все заволакивает едким пороховым дымом, подбежавший старик в чалме выстрелил из какой-то допотопной берданки. Стрелявший снарядил патроны дымным порохом, гарь щекочет ноздри. Но мне не до этого, поспешно вскакиваю на ноги. Изрешеченная волчьей дробью кобра билась в предсмертных судорогах, страшная голова с капюшоном, сбитая выстрелом в упор, валялась у моих ног.

Прибежал взволнованный Марк:

— Ребенку лучше. Сделали уколы, сыворотка действует. О, черт! Да вы ее убили! Какое варварство!

— Не мы, не мы, успокойся. — Васька вытер мокрый лоб. — А вообще-то неплохо бы всех кобр в мире извести. Это же враги!

— Сундук! Я с тобой потом поговорю. — Марк обмеривает змею, старик, прикончивший ее, удивленно за ним наблюдает, брезгливо сплевывает и уходит. Николай быстро работает карандашом.

…На рассвете мы снова идем вперед, в пески, навстречу неведомому.

Глава вторая

В песках Средней Азии

В конце июля наш маленький отряд снова двинулся в путь. Время было выбрано явно неудачное, летом в этих краях стоит невероятная жара, в чем нам сразу же пришлось убедиться. Однако по каким-то причинам выбрать более подходящее время нам не удалось, вот и пришлось испытать все то, что мы испытали.

Нам предстояло совершить многокилометровый марш по пустыне и выйти к Зарафшанскому хребту. Говоря откровенно, пески нам порядком надоели, мы измотаны и плетемся еле-еле. Убийственная жара, отсутствие водоемов, непрерывная погоня за пресмыкающимися, постоянная жажда — и так каждый день с утра и до ночи. Старыми караванными тропами мы преодолели зыбучие пески Сундукли, пересекли Каршинскую степь и наткнулись на нитевидный ручеек с чахлой растительностью на глинистых берегах и остановились на дневку.

Долго искали этот ручей на крупномасштабной карте и в конце концов нашли, однако вопреки всякой логике он почему-то назывался речкой Кашкадарьей. Здесь, в Туркмении, множество рек, больших и малых, имели окончание «дарья» — Санхаадарья, Кызылдарья…

Мы разбили палатку. Курбан отправился ломать черный саксаул для костра — настал его черед кашеварить. Николай устанавливал этюдник, растирал краски, а Марк и я пошли бродить по окрестностям.

Речушку перешли вброд, едва замочив ноги. Белый мелкий песок громоздился дюнами, стекал с гребней барханов. Марк внимательно приглядывался к следам на песке и указал на две нешироких полосы:

— Змеи проползли. Но куда они подевались?

Следы тянулись к кусту саксаула и обрывались. Мы тщательно осмотрели все вокруг, однако оставивших следы существ обнаружить не смогли. Но вот Марк остановился, приложил палец к губам:

— Плавают!

Зоолог указал на песчаный холмик. Его поверхность медленно перемещалась, змеи ползли под слоем песка, «плыли», песчинки шевелились на гибких телах пресмыкающихся, выдавая их путь. Впрочем, это движение песка было едва заметно.

Я шагнул вперед, ткнул рогулькой в песок, поддел извивающуюся змею, вытащил ее на поверхность. Ошеломленное пресмыкающееся лежало неподвижно. Подойти поближе я не рисковал, Марк снисходительно улыбнулся моей нерешительности:

— Это степной удавчик, существо безвредное.

Марк присел на песок, взял удавчика в руки. Удавчик почти не сопротивлялся, только как-то странно пригибал голову, словно кланялся пленившему его человеку. Я осторожно погладил змею пальцами по шероховатой шкурке, удавчик воспринял прикосновение моей руки спокойно, никаких попыток к бегству не делал. Опущенный на песок, он тотчас же окунул в него плоскую головку и застыл.

— Воображает, что спрятался от нас, — засмеялся Марк. — Змея безобидная, даже полезная — уничтожает мышей. Постой, постой! Ведь здесь должен быть второй — след-то был не один!

Правая рука зоолога, пострадавшая во время схватки с вараном, все еще была на перевязи. Марк вынул из чехла короткий узбекский нож с наборной рукояткой и принялся исследовать песок. Я рассеянно следил за действиями товарища, как вдруг совсем рядом, прямо за его спиной, песок слегка зашевелился, и вынырнула на поверхность треугольная голова. Змея, притом ядовитая — это было ясно даже мне. От подобного соседства хорошего ждать не приходилось. Змея медленно, словно нехотя, выползла из кучи песка, вытягивая толстое тело.

Гадюка! Я хотел предупредить Марка, вскочить, отбежать в сторону, но странная, необъяснимая скованность не давала возможности встать, не позволяла даже крикнуть.

Гадюка вытащила из песка кончик хвоста и стала неторопливо свертываться в кольца. В косых лучах заходящего солнца она была необыкновенно красива. Светло-серая, пепельная шкурка змеи по всему хребту от затылка до тупого кончика хвоста была разрисована черными треугольниками.

Трудно сказать, сколько томительных секунд продолжалось взаимное разглядывание. Марк, который по-прежнему ничего не подозревал, продолжал возиться с удавчиком, бурча под нос какую-то студенческую песенку, безбожно коверкая мотив, проглатывая слова. Марк был, конечно, никудышным певцом, и, видимо, поэтому песня змее не понравилась. Встревоженное звуками его голоса пресмыкающееся оторвало от песка тяжелую голову, насторожилось, высунуло длинный, раздвоенный язык, похоже, что оно соображало, как ему следует поступить, а я понял, что нужно действовать, остаются считанные секунды.