(Грамши 1916/1980, стр. 175; Грамши 1920/1987, стр. 520). Между восточным марксизмом и западным марксизмом не должно быть противоречий: мы имеем дело с двумя различными перспективами одной и той же социальной системы, исследуемыми в обоих случаях исходя из анализа, разработанного Лениным. То есть, капитализму-империализму бросают вызов два вида борьбы за признание: первый предполагает, что целые нации избавляются от угнетения, унижения и дегуманизации, присущих колониальному правлению; Главными действующими лицами второго являются рабочий класс и народные массы, которые отказываются быть «сырьем» в распоряжении элит. И все же с самого начала сближение, единство и взаимное признание между этими двумя борьбами за признание не являются чем-то само собой разумеющимся. 1 Об общих рамках, изложенных здесь, см.: Лосурдо 2008, стр. 242-43.

II. Социализм против капитализма или антиколониализм против колониализма? 1. От «единственно пролетарской» революции к антиколониальным революциям До сих пор мы видели, как различные экономические и социальные ситуации и различные культурные традиции способствовали расхождению двух марксизмов, расположенных на Западе и на Востоке. Теперь речь идет об анализе того, какое влияние на этот процесс оказали быстрое изменение международной структуры и все более явное несоответствие между первоначальными надеждами, вызванными Октябрьской революцией, и последующими историческими событиями. Возмущение по поводу Первой мировой войны породило среди европейских коммунистов твердое убеждение: на повестке дня стояло свержение политико-социальной системы, ответственной за ужасающую бойню, больше не было никаких промежуточных целей, которые можно было бы преследовать; все вращалось вокруг противоречия капитализм/социализм или буржуазия/пролетариат. Такого же мнения придерживался и Ленин, который неоднократно утверждал: «империализм есть канун социалистической революции»; это была «высшая стадия капитализма» именно потому, что своими позорами и вызванными ими массовыми восстаниями она знаменовала «переход от капиталистического строя к более высокому социальному и экономическому порядку» (ЛО, 22; 189 и 298). Качественный скачок, который маячил на горизонте, имел бы несоизмеримые масштабы по сравнению с потрясениями, которые происходили в прошлом, какими бы значительными они ни были. В январе 1917 года, отмечая двенадцатую годовщину русской революции 1905 года, «буржуазно-демократической по своему социальному содержанию, но пролетарской по средствам борьбы» (она имела целью свержение царского самодержавия и феодального дворянства, а не капиталистической буржуазии, и тем не менее ее ударной силой были рабочие, класс по преимуществу антикапиталистический), Ленин пришел к выводу, что новая русская революция у ворот будет «прологом к надвигающейся европейской революции» и будет «только пролетарской, в самом глубоком смысле этого слова, то есть пролетарской, социалистической также и по своему содержанию», а также при массовом участии пролетариата и народных классов (ЛО, 23; 239-40 и 253). Накануне свержения «правительства империалистической бойни» и завоевания власти большевиками революционный вождь вновь заявил, что «великий перелом» в повестке дня выходит далеко за рамки России: приближается «мировая пролетарская революция», «международная социалистическая революция», победа «интернационализма» (ЛО, 26; 63-64 и 68). Однако чем больше Ленин размышлял о гигантском конфликте, бушевавшем в Европе и мире, тем больше он начинал сомневаться в только что увиденной им теоретической и политической платформе. Летом 1915 года он охарактеризовал разразившуюся годом ранее мировую войну как «войну между рабовладельцами, за укрепление и усиление колониального рабства»; «оригинальность ситуации заключается в том, что в этой войне судьбы колоний решаются вооруженной борьбой на континенте» (ЛО, 21; 275 и 277). Эта формулировка подразумевала, что «первоначальная» ситуация, при которой политическая инициатива принадлежала исключительно «рабовладельцам», то есть великим колониальным и империалистическим державам, не продлится долго; Рабы в колониях не замедлили бы поднять восстание. На самом деле, как отметил Ленин год спустя, восстание уже началось. Да, «британцы жестоко подавили восстание своих индийских войск в Сингапуре»; нечто подобное произошло во «французском Аннаме» (т.е. Вьетнаме) и в «немецком Камеруне». Это был процесс, в котором участвовала сама Европа: Ирландия также восстала против колониального правления, что было подтверждено лондонским правительством отрядами палачей

(ЛО, 22; 351). Это был анализ, пришедший к выводам удивительной дальновидности. Еще до начала войны и в ее ходе Ленин точно указал на два эпицентра гигантской революционной и национальной бури, которая надвигалась и которая ознаменует весь двадцатый век: это были «Восточная Европа» и «Азия», или «Восточная Европа», с одной стороны, и «колонии и полуколонии» — с другой (ЛО, 20; 414 и 23; 36). Фактически, в первой из двух указанных здесь областей должен был произойти и крах проекта Гитлера по созданию колониальной империи континентального типа для Германии; второе внесло бы решающий вклад в свержение и крах (по крайней мере, в ее классической форме) мировой колониальной системы (вспомним национально-освободительные движения в Китае, Индии, Вьетнаме и т. д.). Мы далеки от перспективы «только пролетарской» революции и «мировой пролетарской революции», «международной социалистической революции». Уже выстраданное и не лишенное колебаний у самого Ленина, осознание постоянного или возрастающего значения колониального и национального вопроса, несмотря на победу Октябрьской революции и ее социалистический и интернационалистический пафос, встретило сильное сопротивление в рядах марксистских и коммунистических левых в Европе: какими бы законными они ни были, имели ли еще смысл протесты колониальных народов и борьба за национальное освобождение? Разве гигантская битва за мировую гегемонию, разразившаяся в 1914 году между противоборствующими империалистическими коалициями, не продемонстрировала донкихотский характер попыток той или иной угнетенной нации обрести национальную независимость? Что мог сделать Давид против Голиафа? Даже если бы ему каким-то чудом удалось обрести политическую независимость, он остался бы лишен экономической независимости и продолжал бы в той или иной форме страдать от гнета той или иной великой державы. Итак, реальная проблема заключалась в том, чтобы раз и навсегда положить конец капиталистическо-империалистической системе в глобальном масштабе: таков был аргумент важного течения марксистских и коммунистических левых, весьма активного в Европе, на волне возмущения по поводу Первой мировой войны и энтузиазма по поводу Октябрьской революции. Ленин сообщил об этом, когда в августе-октябре 1916 года он изложил позицию «левой группы, немецкой группы «Интернационал»» (куда входили Меринг, Либкнехт и Люксембург), согласно которой «в эпоху разнузданного империализма не может быть больше национальных войн» (ЛО, 23; 34). Принимая это во внимание, легко понять презрение, с которым швейцарская газета «Berner Tagwacht», хотя и решительно выступавшая против войны, отзывалась о восстании, произошедшем в 1916 году в Ирландии, главными действующими лицами которого были люди, стремившиеся освободиться от английского правления и утвердиться в качестве независимого национального государства: это был «путч», который наделал «много шума», но был политически незначимым (LO, 22; 352); В эпоху империализма не имело смысла задерживаться на устаревших и провинциальных промежуточных целях, упуская из виду или ослабляя единственную борьбу, которая имела значение, — борьбу, направленную на свержение капиталистическо-империалистической системы как таковой во всем мире. Против этого тезиса, широко распространенного среди крайне левых в Германии, Швейцарии, на Западе, Ленин резко возражал: Верить в то, что социальная революция мыслима без восстаний малых народов в колониях и в Европе [...], значит отрицать социальную революцию [...] Смотрите: с одной стороны выстраивается армия и говорит: «Мы за социализм», с другой стороны выстраивается другая армия и говорит: «Мы за империализм», и это будет социальная революция! Только с такой педантичной и нелепой точки зрения можно было бы утверждать, что ирландское восстание было «путчем». Тот, кто ожидает «чистой» социальной революции, никогда ее не увидит. Он — революционер на словах, не понимающий настоящей революции (ЛО, 22; 353). Разве это последнее критическое замечание не затрагивает в конечном итоге и «чисто пролетарскую» революцию, на которую, как мы видели, сам Ленин в течение некоторого времени возлагал свои надежды? Остается верным, что наиболее важным аспектом его мысли является то, что революции