Выразительное молчание спереди и сзади красноречиво свидетельствовало о впечатлении, произведенном этим небольшим рассказом на детей.

Путешествие продолжалось до глубоких сумерек, после чего Тристан принял решение заночевать на постоялом дворе в небольшом городке. К полудню следующего дня они, миновав предместье Сен-Марсель, уже ехали по улице Муфтар к парижским воротам. Здесь они остановились.

– Сеньор, – подал голос Симон, – но это не те ворота, через которые мы въезжали в город, чтобы навестить нашу тетушку. – Он вытянул руку влево. – Там не было такого большого монастыря.

– И городская стена не уходила вверх, – указала рукой вправо Николь.

– Я знаю, друзья мои, – ответил Тристан, – а потому мы повернем к воротам Святого Жака.

– Именно так и говорили нам отец с матерью.

Они направились обходным путем вдоль городской стены и вскоре добрались до ворот Святой Женевьевы, или Папских. Еще столько же времени им понадобилось, чтобы, обогнув предместье Сен-Жак, оказаться у третьих по счету городских ворот. Отсюда шла вниз, к центру города, широкая прямая дорога, она и вывела наших путешественников к самой Сене. Не доезжая до набережной Глориет, всадник повернул лошадь влево, на улицу Малого моста, которая после площади Сен-Мишель переходила в улицу Лирондель.

– Ну, на этот раз, надеюсь, мы на правильном пути? – обратился всадник к детям.

– Да, господин, это улица Ласточки. В конце, где улица Крысоловки, живет наша тетя.

У перекрестка они повернули в сторону церкви Сент-Андре и полминуты спустя остановились у небольшого двухэтажного дома, выходившего фасадом на особняк д'Ар. К входной двери дома вели две ступени, прямо над ними, правее навеса красовалась вывеска в виде завитой булки, от которой тянулись кверху волнистые линии, изображавшие, без сомнения, пар.

Все трое спешились. Долго стучать не пришлось. Дверь отворилась, и на пороге показался небольшого роста толстячок с короткой бородкой, пухлыми губами и носом картошкой. Глубоко посаженные, неопределенного цвета глаза широко раскрылись от удивления.

– Ба! Да ведь это наши племяннички! – всплеснул руками мэтр Ришар. – Вот так-так! Прямо нежданно-негаданно. Ангелика, иди скорее сюда, к нам в гости пожаловал твой брат с невесткой и с ними их детки, которых мы не видели, кажется, уже с полгода… Но кто это с вами?.. – Булочник присмотрелся, неожиданно изменился в лице и отшатнулся, не сводя глаз с человека, лично руководившего публичными казнями. – Святая Матерь Божия, да ведь это же сам…

От волнения сглотнув слюну и осенив себя крестным знамением, мэтр Ришар, задрожав с головы до ног, сделал еще шаг назад.

– Не надо называть имен, досточтимый мэтр, – негромко сказал Тристан, подходя к нему, – это небезопасно как для вас, так и для меня, а этим двум прелестным деткам и вовсе незачем знать больше того, что они уже знают. Вы понимаете меня, надеюсь, и впредь сумеете держать язык за зубами?

– Разумеется, мессир… – пробормотал булочник.

– Называйте меня просто «шевалье».

– Конечно, шевалье… как вам будет угодно.

– И не дрожите так, словно я собираюсь тотчас отдать приказ вздернуть вас на Монфоконе. Уверяю, мне никогда это и в голову не придет. И не делайте таких удивленных глаз. Что касается родителей этих несчастных детишек, то на этот вопрос лучше них самих вам не ответит никто.

Мэтр Ришар часто закивал, в растерянности перебегая глазами с детей на неожиданного гостя. В это время на крыльцо вышла дородная женщина в чепце, из-под которого вдоль щек спускались русые волосы в виде локонов. На ней короткая накидка с фартуком и доходившая до ступней юбка; ноги обуты в башмаки из желтой кожи. Она и в самом деле красива, улыбчива; круглое лицо ее дышало свежестью и добродушием.

– А-а, вот и мои племяшки! – обрадованно протянула она руки к детям и обняла их обоих. – Признаться, давно уже мы не виделись. Но почему вы одни? А это кто с вами?.. – Она перевела взгляд на Тристана и сразу осеклась, потемнев лицом и глухо протянув: – Мессир королевский камергер…

– К вашим услугам, мадам, – легко поклонился Тристан.

На какое-то время воцарилось молчание. Отсутствие брата с невесткой, а также столь нежданный визит «королевского карателя», великого прево дома Валуа, мгновенно дали пищу для размышлений. Всё так же неприветливо глядя на гостя, хозяйка безрадостно проговорила:

– Если доверенное лицо короля говорит простой и незнакомой ему женщине «мадам», то это означает, что либо за ней тотчас явятся агенты сыскной службы, либо они уже явились. И уж меньше всего можно подумать, что человек, сказавший это, нуждается в услугах этой женщины.

– Вам приятнее было бы второе, нежели первое, не правда ли? Спешу вас уверить, что именно так и обстоит дело. Однако не пройти ли нам в дом? Там мы и побеседуем, но прежде эти двое милых детей расскажут вам о том, о чем вы, конечно же, желаете их расспросить.

Они зашли в дом, расселись на стульях и лавках, и дети рассказали супругам всё, что с ними произошло до встречи с «шевалье». Узнав о судьбе брата и невестки, тетушка Ангелика протяжно заныла, схватившись руками за голову и раскачиваясь из стороны в сторону, потом и вовсе расплакалась, слушая о мытарствах, выпавших на долю племянника и племянницы, и нежно обнимая их. Николь тоже заплакала, уткнувшись лицом тете в плечо; Симон же только плотно сжал зубы, стоя у другого плеча. С состраданием глядя на них обоих, тетушка не переставала лить слезы. Наконец она утерла их, глубоко вздохнула и вопросительно посмотрела на гостя. Какое он имеет ко всему этому отношение? И что привело его к ним в дом?

Прерванный на время рассказ возобновился, после чего супруги поняли наконец, что гость явился к ним вовсе не с намерением арестовать обоих и поместить в пыточную камеру. Мэтр Ришар заметно приободрился, взгляд его потеплел, сдвинутые брови вернулись на место. Облегченно вздохнула и тетушка. Теперь глаза ее, голос, весь вид – все выражало благодарность человеку, проявившему такую заботу о бедных сиротах.

– Не знаем, как и благодарить вас, господин, за такое милосердие, – проговорила она, беспомощно разводя руками. – А ведь мы с мужем подумали вначале, что вы пришли к нам не с добром. Прошу простить, но кто же не знает в лицо… – Она попросила детей выйти в другую комнату и, когда они ушли, продолжала: – Кто же не знает в лицо слугу короля, в чьем ведении пытки и казни людей и кто всегда может арестовать любого.

– Не всегда я занят тем, о чем вы говорите, хозяюшка, и не столь уж я кровожаден, как представляется это нашим горожанам. Ничто человеческое не чуждо ни тому, кто выносит смертный приговор, ни тому, кто его исполняет. Тот и другой с такой же легкостью могут покутить в трактире, какая свойственна любому смертному, и как у того, так и у этого есть сердце, способное любить и страдать, проявлять милосердие.

– Вы дали нам возможность убедиться в этом, мессир, оказав помощь двум сиротам.

– Я рад, что помог вашему племяннику и его сестре добраться до своей тети; кому ведомо, какие опасности могли подстеречь в пути безнадзорных детей. Однако кроме того у меня есть к вам, мадам… Вы уж позволите мне такое к вам обращение? Так вот, речь пойдет об одном важном деле, которое нам с вами необходимо обсудить наедине, причем немедленно.

– Дело? Ко мне? – удивленно вскинула брови Ангелика Лесер. – Хм, странно, что бы это такое могло быть?

– Повторяю, оно не терпит отлагательств.

Хозяин, поймав выразительные взгляды супруги и гостя, поспешил удалиться в соседнюю комнату.

– Что же хочет сказать столь знатный и почетный гость жене бедного булочника? – с любопытством спросила женщина, когда они остались вдвоем.

Тристан, улыбнувшись, игриво положил ладонь на ее руку.

– Э-э, дорогая хозяюшка, да вы, я вижу, совсем меня забыли. Помните, мы заходили в вашу лавку в прошлом году? Нас было четверо: я, мой приятель и две дамы. Отведав ваших пышных булочек и запив их анжуйским вином, мы пообещали вновь занести вам визит. Ныне пришло время исполнить обещание хотя бы одному из нас, то есть мне.