Глава 4, в которой герой, вернувшись из форта, всё же попадает в лапы колдуна из контрразведки, а смех не всегда лечит, но и не всегда и признак чего-либо.

Вараззы не было. Зато, стоило Рарри на волковской «Копейке» величаво причалить на гостиничной парковке (поезд из ЗиЛа и лязгающего, трясущегося, как непохмелившийся с утра пьяньчуга, серого «Полевика» Иваныча ещё только-только подъезжал к ней), как из-за угла показались старые знакомые, и почему-то это Дарри совсем не обрадовало. Это были бравые жандармы, Фабий и Байтеряков. А за ними выплыла вторая парочка. Иваныч что-то с унылым видом бубнил четвёртому и последнему в этой группе, неизвестному колдуну, в чёрной повседневной форме с серебристыми погонами штабс-капитана. Каковой обрадовал Камня ещё меньше, чем знакомые бравые жандармы. Ему словно ледышку за шиворот запихнули. Он вдруг вспомнил, что так и не рассказал Рарри и Гимли о том, что видит Силу, и видит владеющих ей, но зато ведь и они его тоже наверняка видят. И, значит, все ухищрения при допросе, на котором ему будет противостоять настоящий колдун, бессмысленны и смешны. Почему-то это просто не пришло ему в голову тогда, когда они устроили совет в кабине. И вот что ему теперь делать? Родичи ведь этого не знают, и считают, что ему достаточно «говорить правду, но не всю правду». То, что его колдунство нужно скрывать от людей, он уже уяснил. Почему это обязательно — тоже. Но вот как можно это устроить, если его будет допрашивать Владеющий, он пока просто ума не мог приложить. А ведь очевидно же, что их всех сейчас будут именно что допрашивать, допрашивать о паршивце Карташке. Вампир — это вампир, и наверняка уж тут жандармы вцепятся в них серьёзно, а при допросе будут предельно дотошны. А ещё очевидно, что их будет допрашивать вовсе даже не Фабий, а как раз таки колдун. И тогда его, Дарри, силу и обретённые возможности ну никак уже не удастся спрятать. Мелькнула было мысль накрыться незначительностью, но это, конечно же, глупости. А вот если накрыть ей не всего себя? Если, например, укутать незначительностью только свой источник силы? Нет, и это тоже не вариант. Помимо того, что даже неясно, получится это у него или нет, и поможет ли это вообще, колдун тогда наверняка почувствует, что рядом с ним используется сила. Ну, хоть бы отошёл он на минутку… Из этих лихорадочных раздумий его вырвал Гимли. Равнодушным и спокойным речитативом он пробормотал:

— Рано жопу проводили, вот она опять пришла…

Повернувшись к Дарри, он внимательно оглядел его и уже недовольным голосом брюзгливо спросил:

— А чего это тебя так сморжопило? Почему мечешься, как эльф обкуренный?

Торопливо и сбивчиво Камень объяснил, в чём дело. Лохматые гусеницы бровей ур-барака поползли ещё ниже и устроили сходку над самыми его глазами, свирепо засверкавшими недобрым синим блеском. Помолчав, старик рыкнул:

— Мда… И как раз о самом паршивом ты промолчал. О чём думал только? Сопля безра́зумная… Это что же, значит, все колдуны друг друга мигом чуют?

— Не совсем так. Только когда кто-то колдует рядом. Ну, точнее, даже не колдует, а к Силе обращается.

— А! Это вроде как с машиной получается? К Силе не обратился — значит, мотор не заведён. Потянулся к Силе — мотор работает, но ты пока на нейтралке. А когда начал колдовать — значит, передачу воткнул. Так, что ли получается?

— Ну, примерно. Наверное… Откуда мне знать, может быть, опытный владеющий меня насквозь видит, даже если я и не касаюсь силы?

— Может… Может, твой хер собака сгложет! Значит, так! Надеемся на лучшее, готовимся к худшему. Идёшь к колдуну или первым, или последним. На всё время, пока он рядом, забудь о своих закидонах. Не просто ключ от зажигания не доставай, а вовсе его оставь в других портках! У тебя вообще нет ни машины, ни мотора, ни ключа, а только хер и лобзик! И думай о чём угодно другом, хорошем, разном, нудном, трудном! Об армирке своей, мохнатку её вспоминай и запах представь! Патроны в уме считай, цинк по одному перебирай. И каждую пачку в нём как будто маникюрными ножничками вскрываешь! Повторяй руны, которые тебе Килли задавал. Или нет, ну тя на хрен, об этом тоже забудь! Лучше вспоминай, как в лабрадоритовой плите внутреннее напряжение обнаружить и сбросить. Пока тебя опрашивать будут, ну, это, понятно, если ты первым пойдёшь в лапы магу, я всё Рарри обскажу. Правда, тут как колдун нас вызывать будет. Но не бзди! Род своих не отдаёт, понял?! А ты, бестолочь неосмысленная, даже и после допроса, о своих штучках даже и не думаешь, даже не вспоминаешь! Продолжаешь искать слабину в лабрадорите! Или диабазе! Или вспоминай приметы медной жилы. Понял?

— Понял…

— Понял он… Начинай прямо сейчас! Хотя стоп! Так ты теперь что, и скрытые руны видишь, и людские чары, и просто Силу? И можешь различить одно от другого и третьего?

— Ну… Да, могу. Не всё время, надо Силой пользоваться и смотреть… Ну, как сказать, через неё, что ли...

— А понять, что за чары человечишка-владеющий наложил, можешь?

— Наверное, да, хотя, может, и не всё пока. Надо изучать. И учиться. Надо руны как можно быстрее все известные освоить. Ну, и людскую магию — тоже не мешало бы. Мы об этом со старейшиной уже поговорили, пока тебя опрашивали в форту.

— Нашли место, где обсуждать… Ладно ты, долбень малолетний! Но Рарри-то мог подумать, где надо молчать громче! Так, ладно! Это всё потом. Диабаз! Медная жила! Лохматка! Всё, больше ни о чём не думаешь, на вопросы — только правду, но ничего лишнего! А, вот ещё что! Есть у тебя амулеты? Неважно, какие?

— Есть, медальон Глоина. Он теперь амулет вечной свежести.

— На вот пока ещё. Потом отдашь! А сейчас пусть от тебя магией несёт, как от угольщика перегаром, но вроде будет понятно, что это всё из-за амулетов. Авось запутаем магика, а? — и старый хитрец протянул ему вынутый из кармана оберег, как показалось Дарри, щита, а затем ещё один, сняв его с коричневой от загара и грязной, аж в катышках от подвальной пыли, набившихся в сетке морщин, шеи. Этот Дарри не разобрал, а смотреть «сильным» взглядом побоялся.

Камень нацепил Щит на шею. Цепочка амулета была длинной, и бляха опустилась почти до того места, откуда выходили линии силы. Дарри на это и рассчитывал, надеясь, что, чем ближе к этому пока таинственному для него средоточию Силы будут амулеты, тем труднее колдуну будет разобраться и заподозрить что-либо. Амулет, снятый ур-бараком с шеи и оставшийся им неопознанным, он тоже пристроил неподалёку, в подходящем кармане жилета, а бляху, некогда бывшую медальоном Глоина, переложил из кармана штанов тоже в жилет, симметрично неизвестному оберегу. От ворчливой решительности и быстроты придумок Гимли ему стало легче на душе, а, вспомнив опрос дознавателя в «Пограничном», он и вовсе успокоился.

Но меж тем им давно уже наступила пора выходить из машины. Что они и сделали. Рарри уже стоял у «Копейки», и к нему как раз подходила вся упомянутая четвёрка. Дарри теперь мог рассмотреть колдуна хорошенько. Магик был среднего (для человека, конечно, не гнома) роста и сложения. Видно было, что он уделял время своему телу, подтянутому, крепкому и мускулистому, да ещё и чёрный жандармский мундир, ладно сидевший на колдуне, это только подчёркивал. Правда, походку его можно было бы назвать даже забавной. Так ходят дети, изо всех сил сдерживающие себя, чтобы не понестись вприпрыжку, а ещё те, кому не посчастливилось травмировать колени. С каждым шагом обутых в непарадные и, надо сказать, изрядно запылённые сапоги ног колдун чуть-чуть больше, чем надо, сгибал их. При этом он ещё и стопу опускал не на носок или пятку, а параллельно земле, и, глядя на это, в голове всплывала фраза «ходил на полусогнутых». Козырёк мягкой чёрной полевой фуражки был низко надвинут на глаза и полностью скрывал лоб, но, в целом, можно было сказать, что лицо его было красиво. Оленьи бархатные глаза с пушистыми ресницами, чётко очерченный нос, бледноватые и немного тонковатые губы, сложенные в вежливую улыбку, тщательно выскобленные щёки и подбородок. Он должен был производить приятное и располагающее к себе впечатление. Но почему-то, по крайней мере, на Камня, не производил. Наверное, сказывалось то, что Дарри ничего доброго от него не мог ждать, и не ждал, подсознательно выискивая и находя недоброе в лице и повадках колдуна. И улыбался тот одними губами, льдистыми глазами наблюдая за гномами, словно охотник за дичью из засады, и его походка Буратино, неестественная, как и он весь… Короче, Дарри он активно не нравился. И ещё вызывал опасения. Возможно, поэтому и не нравился. Рарри же, видимо, в силу своего статуса, самомнения или толстокожести всего этого избежал, и, ничтоже сумняшеся, бесцеремонно и немедленно перебил разговор колдуна с Иванычем. Хотя, может быть, он просто сразу отвлекал огонь на себя, не давая контрразведчику времени и возможности обратить внимание на Камня, нарочно раздражая и зля его. Трубным голосом он обратился сразу к обоим, и к Иванычу, и к магику: