— Папа, понятно, что это не мамин форшмак и не Карташкин окорок. Эх, блин, вот знал бы, так пожрал бы от пуза прямо там. Но ты — мой спаситель и герой! И ещё понятно, что с тобой я скоро буду натуральным акадэ́миком. Вон, уже даже «Войну и мир» цицирую. Но что такое Жомини? Я ни на Жоменю, ни на журнал «Мурзилка», ни на голодовку не подписываюсь!

Байтеряков хохотнул:

— После расскажу! Ладно, мне к своим пора, инструктаж сейчас начнётся. Тебе, кстати, тоже пора, да тебе ещё его и проводить. Ну, ни пуха!

— Не учи отца… К чёрту!

Глава 8, в которой Воробьёв недоумевает, а герой снова отсутствует.

Дождавшись, пока Поздняков закрыл дверь, майор перестал, наконец, раскачиваться с носка на каблук, повернулся к окну, около которого стоял, и недовольно оглядел курилку. Потянувшись рукой к затылку, он, видимо, вспомнил о своей непокорной фуражке, снял её и аккуратно пристроил вверх тульей на подоконнике, проверив сначала пальцем его чистоту. Почесав-помяв ладонью затылок, Воробьёв сердито рыкнул:

— Вот же паршивцы этакие! Им бы на позиции нестись быстрее собственного визга, а они тут воздуси разгоняют и задымляют! — и затем, без перехода, всё ещё глядя в окно, совершенно другим, спокойным и тихим голосом спросил ротмистра, — Скажи, Коля, ты из-за чего бесишься?

— Я бешусь? — возмущённым голосом, словно отвергая несправедливое обвинение, спросил Поздняков.

— Ты, ты. Каждый, кто тебя знает столько, сколько я, это заметит. И каждый, кто тебя знает вообще, догадался бы, что это «ж-ж-ж» неспроста, во-первых, и чем это может закончиться, во-вторых. Так ты чего зазанозился? Пойми, Коль, я не для того это, чтобы развести сопли и лирику, честно, ни времени на это нет, ни желания. Я сравнить наши ощущения хочу. Понять — мне кажется, то, что кажется, или так оно и есть?

Будучи однокашниками не то, что с офицерского училища, а ещё с кадетских соплей, они действительно были старинными знакомцами. Ротмистр Николай Александрович Поздняков, ныне командир второй отдельной роты полевой жандармерии княжества Тверского, был человеком с шершавым характером и извилистой судьбой. В жандармы он попал лет семь назад, переводом из второго егерского именным княжеским указом, что уже подразумевало некоторые, скажем, особенности и обстоятельства, которые, впрочем, так и остались смутной тайной. Но и до сих пор он, иногда, сбиваясь, именовал себя капитаном, а не ротмистром. По возрасту и выслуге лет ему бы полагалось быть уже как минимум майором, но… Рост в чинах в жандармерии и сам по себе намного медленней, чем в армии, в силу меньшего числа вакансий, ну, а излишне строптивый характер — тем более этому росту не способствует. А Поздняков был из тех офицеров, которые больше озабочены непарадной стороной службы, да и не сильно волнуются на тему, как они смотрятся там, в высоких кабинетах на Дворянской. Но дело своё зато он знал на «ять», и в армии, и в жандармах. Хотя, после линейных армейских частей было от чего приуныть — на Отдельный полк полевой жандармерии, если цитировать суконный язык приказов и уложений, возлагались задачи борьбы с беспорядками, охраны особо важных объектов, а также мест заключения. А в военное время он же, вдобавок к этому, должен ещё обеспечивать и порядок в тыловой зоне действующей армии. То есть сегодня тебя отправляют гоняться за бандой, завтра — подавлять бунт каторжников на рудниках, а послезавтра — ловить упыря или ещё какую нечисть в глухомани, где не случилось рядом гильдейского охотника. А в военное время, совсем нередкое по причине шаловливости эльфов либо неразумных барончиков, ко всему этому ещё нужно и ловить шпионов да диверсантов. Такие вот универсальные солдатики. Это с одной стороны. А с другой — все отдельные роты при этом раздёргивались на части, размазываясь по огромной территории. И где-то взвод метался по полям, высунув языки без сна и отдыха, ночуя под открытым небом с риском нарваться на какую-нибудь тварь. А где-то совсем рядом, в каком-нибудь городке Мухосранске, стоит домик двухэтажный, где от князя представитель живёт, и с ним отделение жандармов — положено! Их работа представителя охранять, да налоговую казну — и тут, на месте, и в дороге. А зачем её охранять на месте, ежели её хранят в подвале Торгового банка, или Первого Гильдейского банка, или Тверского Княжеского банка, ну, словом, того, что в этом самом Мухосранске наличествует. А там и охрана, и магическая защита, и чего только нет! И возят её всегда с попутным военным кораблём или караваном, которые поди ещё захвати. Вот бравые жандармы и бездельничают, и сидят себе посиживают в местных кабаках, а к вечеру лыка уже не вяжут. Понятно, что дисциплине ни скитания под звёздами, ни синекура при княжьем представителе и трактирах не помогали вовсе.

Однако Поздняков не приуныл. Хотя, справедливости ради, иногда позволял себе лекарство от уныния по старой максиме «Приуныл? Прибухни!», чего уж греха таить. Но — «в плепорцию», не до голубой воды и позорящего погоны образа. И никогда — на боевых, только в ППД. Руководствуясь не менее старой максимой, гласящей, что боец, не имеющий дела больше пяти минут — потенциальный преступник, а один неозадаченный воин может озадачить весь военный округ, он носился по всем местам дислокации своих подчинённых, как трактирно-представительных, так и походно-замордованных, и наладил их быт и постоянную ротацию. А также учёбу и снабжение. Последним он, разумеется, нажил себе много друзей среди интендантов, а первым — восторг и радость подчинённых. Потому что это именно им пришлось сначала помогать строить и обустраивать полигон с классами, полосой препятствий, тиром, спортплощадкой и всем остальным, положенным по уставам и наставлениям, причём даже не армейским, а егерским, а потом изрядно попотеть, кувыркаясь в полной полевой выкладке во всём этом великолепии.

Одновременно ротмистр заваливал рапортами и предложениями командование и штаб Отдельного полка полевой жандармерии. Чего-то, пусть и немалой нервотрёпкой, добиться удалось, например, привлечения охотников к натаскиванию роты против вампиров, упырей, оборотней и иных тварей из «Регулярного реестра», особенно из первой его главы. Это, впрочем, оказалось сравнительно просто. Вместо платы живыми деньгами охотникам плановые часы обучения жандармов зачли как обязательный для этих самых охотников выход на бесплатное дежурство во благо не города даже, а всего княжества. В отличие от армии, жандармы несли боевые потери и в мирное время, и немалые, если посчитать. И как раз вот нападений нечисти и борьба с ней была одной из самых главных причин этих потерь. Так что и для княжества был шанс сэкономить на выплате пенсий, или самим жандармам, искалеченным тварями, ну, или же их семьям — в случае гибели служивых. Посему на этом поприще ротмистр даже таки получил поддержку и благодарность по службе. Правда, вдруг оказалось, что начинание уже совсем даже и не его, а это вовсе мудрое начальство так придумало, хотя составлением учебных планов и поиском охотников пришлось, конечно же, заниматься самому ротмистру.

Значительно сложнее прошло выбивание дополнительных фондов: на строительство, на патроны для дополнительных стрельб, особенно в нетиповых условиях, на ГСМ для занятий и маршей, да мало ли еще каких! Но кое-что, не всё, конечно же, ему урвать и унести в клюве удалось. И опять-таки, и учебные планы, и сами занятия, их проведение и обеспечение снова легли на плечи ротмистра. Ещё — было получено, с зубовным скрежетом и стонами, как самого Позднякова, так и руководящих слоёв атмосферы, использование как сверхштатного вооружения трофейного короткоствола, но, пред тем, с обязательным его, короткоствола, оприходованием в казну. И это — всё. Пожав плечами, новоиспечённый ротмистр вспомнил другую армейскую максиму, не менее актуальную во все времена, а именно: «Чем просить и унижаться — лучше спиздить и молчать». И как-то вдруг подувял поступавший на склады конфиската подакцизных и таможенных товаров, поток трофеев с бандитов и контрабандистов, а амулеты так и вовсе пропали. Зато бойцы получили (под роспись, а как же, и с непременным доведением стоимости и обязанности возместить её в случае утраты или порчи) всякое необычное и интересное. Это было как оружие, так и разнообразные магические вытребеньки, в первую очередь — против тварей нечистых, затем — всякое поисковое или, наоборот, скрывающее. Тихой сапой за год-другой рота из «Позора джунглей» и «Мяса для мантикор» стала по уровню подготовки и боеготовности одной из лучших, если не лучшей, в полевой жандармерии. И не хуже любой из армии. Да не просто любой из армии, а даже, скорее всего, любой из Отдельного егерского полка. И не гурков даже, а егерей-разведчиков. А это из войск Тверских пришлых самые отборные, разведка-то. Егеря — это спецназ, их стараются беречь и в каждую дырку не совать.