— Аркадий! Эй, Аркадий! Ты живой? Это я, Иваныч. Помощь не требуется?

Тишина. Гимли, встав не за дверью, а за стеной, осторожно потянулся к красивой бронзовой ручке. Дверь оказалась не заперта. Камню до чёртиков хотелось сказать, что все это похоже на фильму. Вот сейчас начнет звучать тихая тревожная музыка, она будет всё громче, громче… Потом крупным планом ладонь Гимли возьмётся за ручку и дверь, открываясь, заскрипит, терзая предчувствием душу. Музыка, нагнетая зловещие ожидания, тут и оборвется, а из-за двери появится маленький трогательный котенок и печально мявкнет, беззащитно глядя на них. И когда все выдохнут и умилятся, настоящее зло вдруг метнётся из темноты и, заполнив весь экран целиком, поглотит их всех разом. Но тут очередной вопль Иваныча стер все эти сопли и заставил Дарри мысленно себя обругать и намотать нервы на кулак.

— Аркадий! Ты дома? Мы войдём?

Дарри украдкой всё же потянулся к силе и осмотрел своим новым взглядом замок, дверь. Он даже попытался заглянуть через неё. Правда, так и не понял, успешно или нет. Никаких нитей Силы он не заметил, ни снаружи, ни внутри. Ничего. Ну и ладно. Он уже почему-то не сомневался, что сейчас начнется пальба, так хоть колдунов или колдовских ловушек нет. Тем временем ур-барак наконец-таки поднял левую руку, загнул крючком указательный палец, показывая Камню, что и входить будут крючком, а не крест-накрест. То есть тот, кто слева от двери идет по левой стене, держа на прицеле правую, а тот, кто справа — наоборот. Затем Гимли повернул ручку и потянул на себя дверь (она открывалась наружу). Выждав ещё миг, который понадобился, чтобы вложиться в приклад, Камень, почти не задумываясь (спасибо тренировкам) рванулся почти вприсядку за дверь. Ур-барак резво, а для своего возраста так даже очень резво метнулся внутрь за ним. Гимли держал правую сторону, Камень — левую. Вопреки тревогам Дарри, кабатчик не пёрся за ними, а, грамотно присев и укрывшись, страховал им спину. Дом был просторен, но всё же не дворец, и уже через каких-то пять минут они убедились, что первый этаж чист, задняя дверь заперта (но, правда, побитые окна не давали считать периметр закрытым). Также осторожно и быстро они проверили и второй ярус. Вопреки тревогам Камня, никакой стрельбы не приключилось. Дом был пуст. Ни чердака, ни подвала в доме не было, так что осматривать больше было нечего. Однако, хоть все прошло быстро и гладко, они словно весь день в штреке проработали. Дарри почти что видел, как крупными хлопьями пепла осыпаются на пол его сгоревшие нервы. Уже не скрываясь и почти не сторожась, они спустились вниз. Гимли устало опустился на диван в центре главной комнаты. Иваныч уже был тут как тут. Нахально выудив из кухонного чулана бочонок, он налил в три толстого стекла пивных кружки, добытых из посудного шкафа, задорно журчащее пиво, довольно тёмное, почти красное. То ли после пепелища, то ли от волнения, но Дарри, хоть и не мог никогда прежде похвастаться тонким обонянием, явно почуял божественный, щекочущий нос полнотелый запах, чуть горьковатый и манящий. А пена так просто звала к себе. Гимли бережно принял кружку из рук Иваныча, вдумчиво понюхал белоснежную пузырчато шипящую шапку и сделал два огромных глотка. Лицо его приняло мечтательно-счастливое выражение доброго дедушки, тетёшкающего после долгой разлуки любимого внука. Обтерев заскорузлой ладонью пену с усов, грязных после осадного сидения в подземельях управы, он откинулся на спинку дивана и сделал третий глоток. Уровень в кружке заметно просел. Впрочем, ни Иваныч, ни Дарри от ур-барака не сильно отстали. Гимли задумчиво осмотрелся, поскреб в бороде с таким звуком, будто стальной щеткой чистили от ржавчины железную заготовку, и задумчиво изрек:

— А ведь прав ты, хозяин крова. Изменщик твой Карташка, и сейчас или в бегах, или в богах. На их суде, в смысле.

Иваныча это заключение гнома заметно ободрило, но, то ли из духа противоречия, то ли из своего неуёмного любопытства он спросил:

— Это с чего ты так решил?

— А ты оглянись вокруг. Ты дом после обыска видел? Ну, так хоть свой вспомни. Всё из ларей и чуланов вывернуто, в кучи свалено, растоптано и загажено, а сами шкафы да ящики поломаны в поисках тайников. А тут? В доме народ был, видно и по кроватям, да и вообще, но — чистенько. Даже большей части крошева стеклянного на полу от битых окон нет, да некоторые окна фанерой уже зашиты. Стало быть, убирали. Пиво не растащили, ты в это можешь поверить? Посуды на кухне грязной нет, то есть порядок-то блюли, ну, для бандитов, вестимо — просто будь здоров! Значит, за своего он у них, и не из простых «подай-принеси», а, поди, шишкой какой был в головке мятежа. Не из первых, конечно, но всё же...

— Точно! И ведь когда налёт на них планировали, я вот вспомнил сейчас, ещё говорили, что он крышу от минометов заранее укрепил, так что мины мелких калибров её взять не могли! Так что точно он изменник!

Гимли сплюнул на пол с досадой и злостью:

— А вот на пять минут раньше вспомнить не мог? Ладно… Думаю я, на «Камеру знаний» он работал, и строили тут все на ас-Ормановские денежки. И вот на кой ляд это буйство Вирацу припонадобилось — ума не приложу. Ежели он в Пограничном вынюхивал для барона Морна, так ему надо было как мыши под веником сидеть. Да уж больно место козырное, видно. Но хоть бы и так — ну не нужно это всё Вирацу, хоть тресни! Тут кого-то третьего ушки торчат. Ну, ладно, — перебил сам себя старый гном, — слова это всё. А время бежит. Не пальнут нам в спину из дома — и то ладно. Пошли, баню проверим, да и за лабаз возьмемся. Ой, баня, баня… Всё бы за баню отдал сейчас!

В бане, к слову сказать, тоже открытой, всё оказалось как в доме — видно, что кто-то в ней жил, чистоту и порядок блюл, но этого кого-то и след простыл.

Лабаз был монументален. Стены из старого тесаного камня возвышались метра на три, а до конька было верных пять-шесть. Только то, что на форт не смотрело ни одно слуховое окно на крыше, да и директрисса была закрыта самим Карташкиным домом, объясняло, почему его не использовали как укрепление при осаде форта. В ширину лабаз был метров шесть, и метров так двенадцать в длину. И ещё он оказался заперт, аж на два замка.

Глава 4, в которой герой сначала попадает в лабаз, а потом в нём (лабазе, а не герое) находится много интересного и неожиданного.

Иваныч с досадой сплюнул:

— Ну вот, всё коту под хвост! Зря шли только…

— Чегой-то? — с искренним недоумением спросил Гимли.

— Как чего? Заперто же… Не открыть так просто. Стены вон какие! Греметь начнём и вляпаемся сразу.

Гимли посмотрел на хозяина гостиницы как на неразумное дитя, оглядел замки и тягостно вздохнул. Камню было совершенно ясно, что вздыхает он не из-за запертых ворот, а из-за замков. Дрянных людской выработки поделок, а не добротной подгорной работы. Ну, или из-за глупости, сказанной Иванычем.

— Вот сколько в людях не разочаровывайся, а всё равно найдут, чем удивить! Ну скажи, Иваныч, с чего ты взял, что мы будем греметь? И ещё скажи мне, зачем делать добрые ворота из толстого и сухого дерева, оковывать их славной сталью нашей выделки и запирать их на такую дрянь, которая развалится от косого взгляда?

Ур-барак аккуратно поставил свой «Таран», прислонив его к тем самым добрым воротам, сопя, достал неторопливо из кожаного чехла на поясемультитул своей собственной работы, сопя же его рассмотрел и аккуратно раскрылтолстым жёлтым ногтем нужное приспособление. И, уже не сопя — просто не успел, настолько быстро всё это было — в два молниеносных движения открыл оба замка. Те, поникнув, закачались раскрытыми дужками на петлях, напоминая битых уток в ягдташе.

Иваныч крякнул и пошевелил усами, подошёл поближе, а затем подёргал поочерёдно обеими руками раскрытые замки жестом доярки, начинающей дойку. Снова крякнул и задумчиво произнёс:

— Всё же хорошо, что вы, гномы, народ солидный и законопослушный…