Отдаленно грохочет гром.
С а у б а н - а п а (вполголоса). Детки мои, туго дела-то идут… Так ли?.. С чем вернемся?
К у д а ш е в. Похоже, нам не вывернуться…
В ь ю г и н. Эх, сейчас бы мне грамм сто…
Появляется С а г а д е е в вместе с к о н в о й н ы м и. Он еле заметно прихрамывает. Колхозники встают, Сагадеев приостанавливается, будто что-то припомнив.
К у д а ш е в (неожиданно для себя). Дядя Мурат, наших спортивных лошадей продали. И ипподром закрыли.
Сагадеев смотрит на Вьюгина.
В ь ю г и н. Чехи у нас скакунов искали. Вот им и продали. Сказали — накладно, блажь.
Ни словом не отозвавшись, Сагадеев идет на свое место и садится.
Мда. (От обжегшей вдруг мысли.) Короче, нервов не ослаблять. Еще такое может взыгра-ать — зад вспотеет. (Посмотрев на часы.) Пора.
Все идут по своим местам. Появляется З а к и р о в, за ним — К а д р и я, Х а л и д а. Входят Б а и м о в, Я к у б о в. Из двери в глубине показываются с у д ь и. У л и н вместе с Якубовым проходит за свой стол. Рассаживаются. Садятся и все остальные.
З а н а в е с.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Действие не прерывалось[6].
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Все присутствующие свидетели опрошены. Судебная коллегия переходит к допросу подсудимого.
К а д р и я (сразу же поднимаясь). Товарищ председатель… мы еще не все сказали.
Улин вскидывает на нее глаза.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Простите, вам дали возможность высказаться по обстоятельствам дела.
Х а р и с о в а. Вы услышали только то, что хотели услышать.
В ь ю г и н. Все в полном порядке, больше мы не нужны. Напрасно триста верст махали…
К у д а ш е в. Нам и на районном суде не давали говорить. Только отвечай на вопросы…
К а д р и я (невинным тоном). А разве Верховный суд республики не указал… при новом рассмотрении дела — более тщательно исследовать все показания?.. Я прошу суд выслушать меня еще раз.
Улин ждет, что ответит председательствующий.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (коротко посовещавшись с заседателями). Что вы хотите сообщить?
К а д р и я. Я бы хотела рассказать всю жизнь Сагадеева в колхозе. Но я не могу, не имею такой возможности… Да, он был скор на решения, человек внезапных действий. И многие из тех, кто осуждал его за это, мало что знали о людях, с которыми вместе работали или которыми руководили. (Загораясь.) А он знал каждого из нас, знал, кто чем болен, кто кого обманул, кто добр, а кто злобен, у кого нужда, а у кого прихоть, блажь. (Бросив на Баимова короткий взгляд.) «Мог запросто корову подарить»… Это он (показав на Халиду) ей выделил: она отдала колхозу все — молодость, красоту, жизнь под коровами просидела, да еще четырех детей растит, без мужа, одна. Чего она видела? Уж такая выпала ей судьба. И проси она две коровы, он не посмел бы отказать.
Х а р и с о в а (тихо). Да.
К а д р и я. «Стал неуправляем»… А что же им управляло — все эти семнадцать лет, до последнего дня, когда застывал, видя наш дремучий эгоизм, когда смеялся над собой, и при всех людях, когда оплакивал смерть каждого колхозника, когда делился тем, что открыл, что вычитал, сгорал и мок, сиял и бледнел? И цена всему, через что он прошел, что сделал, — снятие с работы, исключение из партии, суд и три года. (У нее перехватывает горло.) Почему мы такие жестокие? Неблагодарные? Кто виноват в этом?
Я к у б о в (глядя на нее в упор). Судят его не за то, что краснел и бледнел. Правда в том…
К а д р и я. Лучше бы умереть — вот в чем правда!
Отдаленный гром. В лице председательствующего что-то дрогнуло. Саубан-апа затуманенными глазами поводила по сторонам.
Я к у б о в. Извини, Кадрия, ты тут не можешь быть объективной.
К а д р и я. Почему?
Я к у б о в. Сама знаешь.
К а д р и я. Что, была любовницей?
Я к у б о в. Тебе видней.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (поглядев на Якубова, стукнул пальцами по столу; Кадрии). Я вас прошу говорить по существу.
К а д р и я. Я по существу.
Откуда-то зазвучал далекий, еле слышный голос. Песня, сдвинув что-то в душе, обрывается.
(Глядя перед собой, негромко.) Мурат Гареевич… помните, когда я вернулась с летней сессии, перешла на последний курс, о нас уже болтали всякое. Я была готова на все. Я ждала, верила — вот-вот свершится. Через неделю вы мне сказали: «Давай так: последний курс окончишь очно». И вместе с Саубан-апа повезли меня… устроили в институт и на вокзале, прощаясь, сказали — при Саубан-апа: «Кадрия… я всегда помнил, что твой отец покойный был моим другом, лучшим другом. Немало мы с тобой вынесли, вынесем и это… Будь счастлива, родная. Прощай». У меня потемнело в глазах. Я как стояла — так и осталась стоять… (Проглатывает комок в горле.)
С а у б а н - а п а. Все так, так было.
Второй заседатель смотрит на Кадрию не сводя глаз. Сагадеев сидит, низко согнувшись.
К а д р и я. Я не знала тогда, какая туча на вас надвигалась. Я не поняла, что вы берегли меня… (Властная память в ней вдруг берет верх.) Мы много можем сказать только о человеке, с кем были несчастны. Пусть он трижды виноват, преступник, но лишь с ним я знала, где я, верила — не зашибусь, не о том думала, что было, а о том, что будет. Да, я не могу быть объективной. Но перед вами — люди, колхозники, которые прожили с ним семнадцать лет, все пережили. Разве им нечего сказать?! (Опускается на стул.)
С а у б а н - а п а (поднимаясь). Товарищ судья… тут прокурор меня спрашивал, понимала ли я, что поездка эта — на Черное море — была преступлением. Мне плохо стало. Я отвечу.
Председательствующий обменивается взглядом с заседателями.
(Глядя куда-то вдаль и будто рассказывая кому-то другому.) «Послушай, — сказал мне как-то Мурат, еще до поездки, — ты присматриваешься к своим людям?» — «А что, говорю, работают». — «Это верно, — он мне, — слов нет». В самом деле: мы от земли и скотины получали уже намного больше, чем в других колхозах. (Точно самой себе.) Чего только мы не делали с нашей землей — такой бедной… Все обработали. Оставался пустырь, гектаров двадцать, там ничего не росло. Построили оранжерею, засеяли цветами. Сорок пять рублей дохода получали с каждого метра. Каких только цветов…
У л и н. Да при чем тут цветы?..
В т о р о й з а с е д а т е л ь. Ну почему же?..
С а у б а н - а п а (тихо вздохнула). О чем я хотела сказать, дай бог память…
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (как-то особо уважительно). Пожалуйста, покороче.
С а у б а н - а п а (тут же вспомнив). «Работают, слов нет, — говорит Мурат. — Проснулся утром: поле, коровник, навоз, ужин, сон — так изо дня в день… замкнутый круг. А не скрывает ли он от нас правду о человеке?..» — «Куда ты гнешь, — я разозлилась, — чего ты хочешь?..»
У л и н (задвигался на стуле). Простите, я вынужден…