П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Послушайте…

К а д р и я. …и дать им почувствовать, что они хозяева колхоза!

Х а р и с о в а. Вот именно.

Я к у б о в (председательствующему). Разрешите? (Поднимаясь.) «Оправданный риск»… (Кадрии, с железной хваткой.) Может ли, допустим, директор завода повезти рабочих, служащих на отдых — с бесплатной путевкой да еще с сохранением зарплаты, выбросив на это семь тысяч государственных денег? Может?! Жест купца — вот что это было. (Садится.)

К а д р и я. «Семь тысяч»… В это время колхоз имел пять миллионов чистой прибыли — в пятнадцать раз больше, чем соседние колхозы!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Свидетельница Салманова, богатство еще не дает права на нарушение закона. (Посмотрел на заседателей; Харисовой и Кадрии.) Можете сесть. (В микрофон.) Вызовите свидетеля Вьюгина.

Харисова и Кадрия садятся. Входит  В ь ю г и н.

Вы опоздали, судебная коллегия предупреждает вас: за дачу ложных показаний несете уголовную ответственность. Распишитесь.

Вьюгин расписывается.

Пожалуйста, ваше имя и должность.

В ь ю г и н. Вьюгин Назар. Заведующий консервным цехом колхоза «Красный луч».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Расскажите суду, как был организован в колхозе консервный цех.

В ь ю г и н (вытер лоб). Вернулся я с фронта на костылях — и стал пожарником. (Жест.) Не по мне работа. Пошел завклубом. Нет таланта. Что за притча? Начал сапожничать. Не по душе было мне и это, да деваться некуда. А тут дети пошли — только успевай. Деньги капали, да еще огород был. Понял: ничего лучше, чем это, у меня уже не будет. Врать не хочу — закладывал. Даже…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (с глухим раздражением). Нельзя ли без истории?

В ь ю г и н (вроде бы и не слыша его). Живу так мирком-ладком, от земли не убегаю; ничего мне неохота — тоска-а… Весной шестидесятого… лежу, похмеляюсь, голова лопается по швам, и тут — вызывает меня Сагадеев. Сидит с парторгом и (показал на Кадрию) секретаршей. «Назар, — грит, — тут у нас идея».

Кудашев улыбается.

Вышел он из-за стола, стал ходить. Смотрит загнанно, осунулся — мослы на спине выпирают. «У нас, — грит, — тяжелое положение. Земли мало, суглинок, севообороты нарушены, структура стада плохая. Бьемся два года — сдвигов нет. Как выбраться из этого?.. «А я почем знаю», — говорю. У меня в голове туман, еле сижу, а он мне: «Вот вспомнил, — грит, — отца твоего — лесника. Как вы до войны с ним огурцы выращивали, консервировали. Ведь вся деревня лакомилась! Откуда вы все это брали?..» Помню, когда я был мальчонком, учитель один отцу моему покойному книгу подарил. Старинную. Вот там мы и прочли о сортах огурца, теперь уже забытых. И решили мы с отцом добиться их многоплодия. Удалось. Радость. А радость негоже переживать в узком кругу. У нас на огороде даже уроки школьников проводили…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Ближе к делу.

В ь ю г и н. Это я для разбежки… «Мы даем тебе, — вдруг грит Сагадеев, — бригаду из женщин. Будете выращивать овощи и сами консервировать. Ну, берешься?» Я растерялся… «А ты верить, — спрашиваю, — что я потяну? У меня ведь грехов много и баб щупать люблю…» «Назар, Назар, — грит Сагадеев, — ты же был лучшим среди нас, когда в школе учились. Взбодрись, браток, помоги». Меня даже пот прошиб от радости. «Ведь чего я всегда хотел, братцы, — уже кричу, — чтоб весело было! Такие консервы сочиню — весь район оцепенеет!»

Колхозники тихо смеются.

И пошло помаленьку, поехало. Летом мы — в поле, зимой — на консервах. Маткин берег, откуда что и взялось, будто я заново родился; как будто мне в мозгу несколько новых извилин вырезали. А бабы мои… они что любят — чтобы за ними походили, да с лаской, с лаской — тогда они все открывают, на все идут. На третий год мы такой цех воздвигли, что твой завод. В город каждый день уходил крытый грузовик с консервами, с парниковыми овощами. «Бабы, — говорю, — нервов не ослаблять, на успехи не обращать внимания, полный вперед!»

У л и н (председательствующему). Можно? (Вьюгину.) На каком сырье работал цех?

В ь ю г и н. На нашем и на чужом.

У л и н. На каком — чужом?

В ь ю г и н (простодушно). Покупали у других колхозов.

У л и н. Что именно?

В ь ю г и н. Ну, капусту, помидоры… Клюкву, специи там у потребсоюза приобретали. А уж сбыт налаживали сами. (Не без гордости.) На четвертый год — уже восемьсот точек имели. Отбоя не было.

У л и н. Вы знали положение, по которому колхоз может перерабатывать только собственное сырье?

В ь ю г и н. Ну?

У л и н. Точнее!

В ь ю г и н. Знали.

У л и н. Знали и нарушали… (Ровно и убеждающе.) Выпускали то, что является монополией государственной торговли и потребкооперации. Покупали у колхозов, вместо того чтобы самим выращивать. По сути, колхоз получал доходы, значительная часть которых не ему полагалась. Выращивали другие, а прибыль, навар присваивали вы, одни.

В ь ю г и н (вытирает пот со лба, задумавшись). Значит, теперь мы сукины дети…

У л и н. У меня больше вопросов нет.

В ь ю г и н (едва сдерживая закипающий гнев). Что же вы не спрашиваете, почему мы (взрывается) у других колхозов покупали?!.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Давайте тоном пониже. И не задавайте суду вопросов.

В ь ю г и н. Это почему же? Думаю, что я имею право. Я имею право!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Садитесь. Вы мешаете работе суда.

В ь ю г и н (замер, растерянно заморгав). Ладно, буду молчать. (Скрипя протезом, тяжелой поступью зашагал по залу.) Если вам от этого легче.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вызывается свидетель Закиров.

Из двери в глубине  д е в у ш к а  шепотом подзывает секретаря. Секретарь, поговорив с ней, возвращаясь, что-то шепчет председательствующему на ухо.

Хорошо, он сейчас будет вызван.

Входит  З а к и р о в, останавливается. Он среднего роста, поджарый и подтянутый. В глазах его словно какая-то затаенная мысль.

Пожалуйста, ваше имя и профессия.

З а к и р о в. Закиров Вали. Инженер-механик.

У л и н. В каком году вас избрали секретарем парткома колхоза?

З а к и р о в. В шестидесятом.

У л и н. Ушли сами?

З а к и р о в. Меня сняли. Сразу же, как исключили Сагадеева из партии.

У л и н. За что?

З а к и р о в. Я не стоял в стороне, когда он творил дела…

У л и н. …и выпускал продукцию, далекую от сельского хозяйства. Вы поддерживали его?

З а к и р о в (продолжает без всякого выражения). В колхозе я был человек со стороны, родом я из другого района. Пригласил меня к себе Сагадеев. В свое время… он решил судьбу моего отца.

У л и н. При вас открыли цех побочных промыслов?

З а к и р о в. Да, в тот год, как я приехал… колхозники начали вить веревки, делать канаты…

В т о р о й  з а с е д а т е л ь (перебивая). Простите, а из чего?

З а к и р о в. Сагадеев разведал о залежах старого каната в балтийских портах. И договорился, чтобы эти канаты продавали колхозу. В колхозе их раскручивали, из цельных волокон свивали новые — для спортивных обществ. И из негодной части делали каболки, уплотнители — дефицитный материал в строительстве.

У л и н. Как вы на это реагировали?

З а к и р о в. Я возмутился. Тогда Сагадеев собрал стариков и спросил: «Чем занимались здесь предки, до колхоза?» «Мясом и маслом, — отвечают. — Зимой веревки вили, дерево обрабатывали. Хлеба сеяли мало». — «Почему?» «Земля так велит, — говорят, — луга хорошие, трава богатая…» После того Сагадеев мне сказал: «План таков: свернуть на мясо и молоко. Тем более — в магазинах говядины нет. Срочно обновить стадо и строить коровники. Срочно! Да нет средств. Вот мы и открыли промыслы, — говорит, — чтобы пришли деньги». Я опять засомневался: имеем ли мы на то право? А он был как в лихорадке. «На скудную зарплату, — кричит, — не можем наскрести, долг растет. Денег! Хотя бы пятьдесят тысяч, но не в долг! Семь бед — один ответ, А права рождаются — из готовности тяжесть брать на себя!» И тут я сдался… (Прижимает руку к темени.)