Он еще долго рассказывал о том, что случилось с ним в школе. Когда все стало ясно, я поняла: у моего старшего сына выдался нелегкий день. То, что я признала его чувства, успокоило Хэла. До вечера они с младшим братом играли вполне мирно.

* * *

Мой родной и приемный сыновья близки по возрасту. Им было нелегко поселиться в одной комнате, после того как у каждого была собственная. Самая сложная проблема заключалась в том, что оба они хотели слушать «свою» музыку одновременно с братом. Вчера два магнитофона в одной и той же спальне работали на полную мощность. Один из братьев слушал джаз, другой – рок.

Я (в дверях комнаты): ГРОМКОСТЬ! ГРОМКОСТЬ! (Оба магнитофона выключились.)

На следующий день все началось снова: один слушал рок, другой – Херби Хэнкока. Я запустила к ним в комнату бумажного голубя с запиской: «ВЫКЛЮЧИТЕ МУЗЫКУ!»

Какое-то время в доме было тихо.

Потом снова начался шум.

Я: ТОЛЬКО ОДИН МАГНИТОФОН ИЛИ ПРИЕМНИК!

Это было замечательное правило, но оно стало причиной драки. Каждый хотел слушать собственную музыку, причем немедленно. Оба обвиняли друг друга в отсутствии вкуса.

Настало время ложиться спать, и началась новая ссора. Тодд хотел засыпать под Чика Кориа, Джереми – под «Роллинг Стоунз». Слушать разную музыку одновременно нельзя, поэтому пришлось засыпать в тишине. Тодд пришел ко мне, чтобы сообщить, как хорошо ему жилось без Джереми. Вечером муж рассказал мне, что Джереми то же самое сказал ему о Тодде.

Следующий день. Снова гремит музыка. Я вхожу и безжалостно выключаю оба магнитофона, складываю их в сумку и уношу в свою комнату. Раздается отчаянный стук в дверь и крики: «Несправедливо!» Я открываю дверь и заявляю:

– Пока вы оба не выработаете план с учетом потребностей всех членов семьи, своих магнитофонов вы не получите.

Три дня мира и покоя. Можно спокойно обо всем подумать. Отчасти проблема связана с недостатком площади. Если бы у каждого из сыновей было собственное место… Но где? В подвале есть отделанная комнатка с электрической розеткой, но туда трудно втиснуться, она вся заставлена мебелью и коробками. Другая сторона проблемы, и самая серьезная, – это растущая враждебность мальчиков друг к другу. Надо честно и откровенно со всем разобраться.

Я просматриваю свои записи, советуюсь с мужем, и мы решаем устроить первое семейное собрание. Мальчики относятся к этой идее с подозрением, но все же приходят.

Мы объясняем основные правила и просим каждого из сыновей рассказать о том, что его беспокоит. Начинают они не сразу, но потом их не остановить.

– Мне не нравится жить с ним. Раньше у меня была собственная комната.

– Мне кажется, что я постоянно нахожусь с посторонним человеком.

– Мне недостает уединения. Иногда я жалею себя.

– Мы слишком разные. Он – ботаник. Я… скорее панк.

– Я не согласен с «карточной системой». У нас и так слишком много правил. Я хочу есть то, что мне нравится.

– Мне не нравится обсуждать это с отцом. Почему мы всегда все должны делать вместе?

Мы на это не рассчитывали. Я не знаю, что говорить дальше, и делаю знак мужу, чтобы он мне помог. Он бросает на меня растерянный взгляд, а потом произносит:

– Мы с мамой серьезно относимся к вашим словам. Мы хотим обдумать все, что вы нам сегодня сказали. Давайте продолжим разговор завтра утром.

Я начинаю заниматься домашними делами, а муж заполняет счета для оплаты.

Через несколько часов я слышу шум в подвале и отправляюсь посмотреть, что происходит. Тодд видит меня и кричит:

– Мама, ты как раз вовремя. Посмотри, что мы придумали!

– Папа, иди сюда! – кричит Джереми.

Мы смотрим и не верим собственным глазам.

Подвал абсолютно чист. Коробки аккуратно сложены вдоль стен. На полу комнаты постелен коврик, в центре стоит кресло, в одном углу торшер, в другом – гитара, у стены – столик с приемником и магнитофоном.

Мы с мужем утратили дар речи. Я была так поражена, что смогла выдавить только:

– О боже! Вы это сделали?!

Джереми: Это моя музыкальная комната.

Тодд: Понимаете, Джереми нравится играть на гитаре, слушая рок. А я остаюсь в спальне, потому что люблю слушать свою музыку лежа.

Тодд идет в спальню и включает свой магнитофон. Джереми берет гитару и включает радио. Мы возвращаемся в гостиную, улыбаясь, как два идиота. Мы знаем, что это продлится недолго, но сейчас мы счастливы.

Этой историей завершился наш семинар. По выражениям лиц слушателей я поняла, что им уже грустно. Мне тоже было грустно. Вместе мы пережили столько теплых и запоминающихся моментов…

– Я буду скучать по нашим занятиям, – сказал кто-то.

– А разве мы должны заканчивать? Я могу посещать такие занятия до тех пор, пока дети не вырастут и не уедут из дома.

– Может быть, нам встретиться хотя бы через месяц, чтобы немного освежить впечат ления?

Я вопросительно посмотрела на слушателей. Некоторые энергично кивали, другие явно испытывали неуверенность, вспоминая планы на лето и иные обязательства.

Я не думала о дополнительных занятиях. Но мысль о занятии спустя месяц после окончания семинара, хотя бы с частью группы, была очень соблазнительной.

Мы вытащили наши календари и назначили дату.

7. Примирение с прошлым

Я знала, что придут не все. Как только занятия перестали быть регулярными, люди вспомнили о других обязательствах и занятиях. Тем не менее энергетика нашей последней встречи заставляла меня думать, что нас будет больше. То, что пришло всего шесть человек, меня немного разочаровало.

«Не расстраивайся, – сказала я себе. – Шесть человек – это тоже хорошо. Расслабься и общайся».

Но тот вечер стал необычным. Я почувствовала, что в комнате царит напряженность, и предложила участникам занятия поставить стулья в круг.

– Итак, – начала я, – что же происходит в вашей жизни?

Повисло долгое, неприятное молчание.

Наконец…

– Несколько недель назад я поговорила со своей сестрой Дороти, но, думаю, это никому не интересно…

– У нас нет никакой конкретной программы на сегодня, – сказала я. – Вы можете говорить о чем захотите.

– Но мы собирались беседовать о наших детях, а не о самих себе…

– Наши занятия были посвящены отношениям между братьями и сестрами.

Женщина помедлила, а потом решилась:

– На самом деле я никогда не решилась бы поговорить с сестрой, если бы не наши занятия.

Ее слова заинтересовали всех присутствующих.

– Не знаю, помните ли вы, что я говорила о моей сестре…

– Я помню, – кивнула другая женщина. – Мы говорили о сравнении детей, и вы сказали, что мать всегда ставила Дороти вам в пример, из-за чего вы очень страдали.

Первая женщина покраснела.

– Это верно, – сказала она. – После того занятия я вспомнила все свои чувства… Мать всегда ставила Дороти выше меня, и сама сестра всегда ощущала свое превосходство.

Спустя какое-то время, – продолжала рассказчица, – после нашей беседы о вреде навязывания детям определенных ролей, даже позитивных, я поняла, что Дороти тоже страдала от этого. Весь вечер эта мысль не выходила у меня из головы. На следующее утро я поняла, что мне нужно поговорить с сестрой.

Женщина помолчала и вопросительно посмотрела на нас.

– Вы уверены, что хотите это слушать? Мне нужно многое рассказать…

Все заявили, что готовы слушать, и она поведала следующую историю.

Звонить было неловко, мы с Дороти общались только по праздникам. Я не знала, как она отнесется к моему звонку. Наверное, я боялась снова оказаться «неправильной». Но все оказалось не так, Дороти была очень рада. Мы поговорили о мужьях и детях. А потом я сообщила о нашем семинаре и о том, как много он мне дал. Сестра заинтересовалась, и я более подробно рассказала ей о занятии, посвященном ролям. Я спросила, не кажется ли ей, что мама навязала нам обеим определенные роли.