"Потому что, - сказал я, - я боюсь, что это все, что у меня от тебя останется".

"Нет. Я не стою этого. Я ничего не стою. Нарисуй кого-нибудь другого", - сказал он, и я услышал его настоящий смысл.

Полюби кого-нибудь другого.

Я покачал головой. "Я не хочу рисовать никого другого. Я не хочу больше никого и никогда. Амбри..." Я вдохнул с трудом. "Я люблю тебя".

Его лицо сморщилось, как будто я ударил его, и он перешел на шепот. "Нет. Ты не... Ты не можешь".

Я придвинулся к нему, пытаясь заставить его посмотреть на меня. Потому что я не собирался отпускать его без боя. "Я люблю. Я люблю тебя и думаю, что ты любишь меня".

Амбри энергично покачал головой. "Нет. Нет. Вся эта затея была огромной ошибкой".

"Ты снова лжешь..."

"Часто, да. Но не об этом. Я не люблю тебя, и никто не может любить меня. Я демон. Мы не любим. В этом вся суть".

"Ну, извини, что я тебе это говорю, но это чушь. Я люблю тебя..."

"Прекрати это говорить", - прогремел он. "Ты пьян и под кайфом от успеха, и все это идет тебе в голову. Ты полон причудливых идей, и ни одна из них не может осуществиться. Ты слышишь меня? Ни одна из них не может сбыться".

Я не хотел, чтобы его слова дошли до меня. Они были порождены его страхом, а жестокое обращение, которому он подвергался в детстве, все еще было с ним и творило над ним свое ужасное зло. Заставляя его думать, что он недостоин.

"Знаешь, что самое безумное в том, что я получил все, что когда-либо хотел?" спросил я, моя рука скользнула по его коже и коснулась его щеки. "Это ни черта не значит, если у меня нет тебя".

Его глаза закрылись, и его челюсть сжалась под моими пальцами.

"Я люблю тебя, Амбри. Тебе не нужно говорить это в ответ. Ты просто должен в это поверить".

Перевод: https://t.me/justbooks18

Слова Коула врезаются в меня, а затем тепло оседают в моей груди. Мое сердце. Я чуть не сломался. Я едва не признаюсь, что тоже безумно люблю его, но потом вспоминаю слова Эйшет.

Мы наблюдаем за тобой...

Коул ждет, надежда и любовь ярко светятся в его темных глазах. Затем из кармана его костюма раздается звонок телефона. Он чертовски красив в костюме. И в забрызганных краской трениках. И вообще без ничего. И я хочу все это. Я хочу, чтобы каждый его день был моим каждым днем. Жизнь вместе... и этого никогда не будет.

"Скажи что-нибудь", - шепчет он, его рука скользит от моей щеки, оставляя кожу холодной.

Но я не могу. Все, что я скажу, раскроет мое предательство темному делу. Я буду наказан, а Коул будет окружен Пороком. Однажды он уже был на мосту. Его можно загнать туда снова.

Его телефон снова жужжит, и на этот раз он смотрит на него. "Все собираются в клубе. Notorious. После вечеринки".

Я вдыхаю и наклоняю подбородок, стараясь сделать свое лицо как можно более бесстрастным, чтобы то, что я чувствую к нему, не отражалось в моих глазах. Но все же я ничего не говорю. Я не могу сказать ему, чтобы он уходил, чтобы бросился к Пороку, и я не могу сказать ему, чтобы он остался, и крепче привязать его к себе. Я не знаю, что делать или что сказать, что спасет нас обоих от этой гребаной неразберихи, в которую я нас втянул. От опасности, в которую я его втянул.

Мое молчание бьет его прямо в сердце. Он сжимает губы в тонкую линию и кивает.

"И это все?" - спрашивает он. "У нас были все эти моменты вместе, мы провели все эти ночи, и мы... мы чувствовали то, что чувствовали, но все это было чушью. Это то, что ты мне говоришь? Или не говоришь?"

Я влюблен в тебя, Коул.

Это единственное, что я хочу сказать, и единственное, что я не могу.

"Ладно, тогда я пойду, потому что не могу сейчас находиться с тобой в этой комнате", - говорит он, его голос срывается. "Спокойной ночи".

Дверь захлопывается за ним, и тишина в номере становится оглушительной. Конверт все еще в моей руке, портрет все еще передо мной. Я достаю документацию. Здесь есть фотокопии старых записей от акушерки. Гражданские архивы о рождении мужчины в Хевере. И там есть мое имя, написанное черным по белому: Амброзиус Эдвард Мид-Финч, родился у Тимоти и Кэтрин утром 3 июня 1762 года.

Боль сжимает мое сердце, и я медленно заставляю себя встать перед портретом. Дрожащими пальцами я снимаю брезент. Я созерцаю мастерство Коула всего три секунды, а затем разражаюсь слезами.

"О, боги..."

Портрет - это все, что я хотел, и даже больше, о чем я когда-либо мечтал.

Коул изобразил меня в стиле Элизабет Ле Брюн, мастера-портретиста, прославившегося своими картинами Марии Антуанетты. Стиль воспроизведен настолько точно, что мог быть написан рукой самого Ле Брюна.

С одной стороны - моя книжная полка со старыми, редкими книгами, с другой - окно, из которого на меня падает косой свет. Коул украсил мой красный костюм так, что на нем есть золотая вышивка и золотые пуговицы. Брюки из черного атласа с высоким блеском, а на мне белый парик, соответствующий эпохе. В моих глазах озорной блеск. Малейший намек на улыбку Моны Лизы.

И в моем выражении лица нет стыда. Ни намека на позор. Или изгнания. Или брошенности.

Я выгляжу достойно.

Я падаю на колени и в течение долгих мгновений не могу ничего делать, кроме как плакать. Я плачу по Коулу. По мне. За то, что со мной сделали. За то, что я сделал с собой. Я рыдаю, пока меня не выворачивает наизнанку и ничего не остается.

Майн Шац, ты знаешь, что ты должен сделать.

Я вскидываю голову, гнев пробивается сквозь слезы.

"Майн Шац, майн Шац", - кричу я, насмехаясь. "Что это значит? Кто там?"

Но нет ничего, кроме правды, что я не заслуживаю Коула. И в тот же миг, когда я признаю свою любовь к нему, приходит уверенность, что я должен его отпустить.

Клуб Notorious заполнен извивающимися телами, которые подпрыгивают под музыку диджея. Здесь и там перекрещиваются огни разных цветов. Арманд и другие Пороки здесь; я вижу их у бара, они смеются в триумфе, потому что Коул с ними. Он выпивает рюмку какого-то ликера, затем проталкивается мимо них, чтобы присоединиться к танцующим. Боль и страдание на его лице видны так ясно, как будто он их нарисовал.