Я знаю почему. Джонг, кроме всего прочего, прописал им регулярные поездки в теплый климат как способ борьбы с депрессией у его жены. Солнце, сон и секс, писал он, в долгосрочной перспективе помогут ей лучше, чем лексапро и престик.

На секунду захотелось наорать на Марка из-за того, что жена для него важнее меня. Эта глупенькая суицидальная моно. Но я успокоила себя тем, что он наверняка не выполнит предписание – по крайней мере, в том, что касается секса. Особенно после секса, полученного в другом месте. Больше этого не выдержит никакой мужчина. Даже сатир. Члены не могут толкаться постоянно. Зато потом, когда мужчины возвращаются с Карибов с классным загаром на своих торсах, трахаться с ними становится куда приятнее. Так что я захлопнула рот. Стала слушать, что он скажет дальше.

Он решил это сделать. После стольких лет размышлений о политике он наконец решился. Баллотируется как независимый кандидат от Южного Кембриджшира. В конце концов, он известный писатель и достиг здесь всего, чего хотел. Слава, деньги, вся эта хрень. Настало время двигаться к чему-то большему, лучшему, к тому, что принесет удовлетворение. В мир политики, где он сможет влиять на жизнь людей. Возможно, даже менять ее к лучшему.

Это решение означает две вещи, добавил он.

Мы должны быть предельно осторожны в том, что касается нашей связи, и приложить все усилия, чтобы никто о нас не узнал. Необходимо более скрытое место. «Кандински», с его публичным фойе, больше не подходит. Он склоняется к тому, чтобы снять в Лондоне приличную квартиру. Где-нибудь в Челси, например. Даст мне ключ при первой же возможности.

Да уж, не Нельсон, подумала я. Нельсон открыто похвалялся своей любовницей перед всем Лондоном. Политический кандидат Марк Генри Эванс твердо намерен держать свою в тайном шкафу где-то в Челси.

Мы не сможем встречаться так же часто, как раньше, добавил он. В выходные ему придется заниматься в Кембридже делами кампании.

Ничего страшного, проворковала я.

Минутой позже он сказал «до свидания» бурлящим от облегчения голосом. Значит, я говорила достаточно убедительно. Ах, эта роль благоразумной, все понимающей любовницы. Я доиграю ее до самого конца. Однако, перед тем как повесить трубку, мне пришлось спрятать ликование в голосе. Что за подарок судьбы. Невозможно желать лучшего.

Итак, Марк Генри Эванс входит в клетку со львами, известную как политическая арена.

Что за дивная новость. Дикий и беспощадный мир политики. Где несчастных кандидатов терзают национальные и местные медиа. Их предвыборные платформы. Их послужные списки. Их манеру одеваться. Их речевые ошибки. Личную жизнь. Скелеты, которые они прячут в своих шкафах.

Любовниц среди прочего.

И депрессивных суицидальных жен.

Таким образом, Марк Генри Эванс преподнес мне свою собственную голову. На блюде. Его страшное падение начнется, я теперь это знаю, вместе со всеобщими выборами 2015 года. Гораздо раньше, чем я надеялась, и с гораздо более высокого насеста, чем я предполагала. Чем тщеславнее человек, тем с большей высоты он валится. Ах, эти убийственные радости политики. Блестящие возможности. Сладость разрушения. Я буду наблюдать весь процесс в замедленной съемке. Кадр за кадром. Кирпич за кирпичом.

Хорошее приходит к тому, кто умеет ждать. Отвратительное – тоже.

Я ждала достаточно долго.

9 часов 30 минут до конца дня

Этот психиатр, должно быть, делает неплохие деньги на том, что слушает других людей. Он кивает, показывая, что весь внимание, никогда не перебивает, жесты всегда открытые, руки повернуты ладонями вверх.

Волосы у него и в самом деле эффектного серебристого оттенка, как и говорит дневник Софии.

Я еще раз обвожу взглядом кабинет: полированная мебель, приглушенный свет. Стопка глянцевых альбомов на комоде. Угол комнаты занимает уютный диван, заваленный пухлыми пастельно-голубыми подушками. Приятно пахнет белым мускусом. Помещения такого сорта настраивают людей на разговор о себе самих. Ну и отлично.

– Итак, доктор Джонг, – я решаю обойтись без игры в догонялки, – вы дуо и психиатр-консультант в этой больнице.

– Совершенно верно.

– Клэр Эванс – ваша пациентка?

На лице психиатра мелькает удивление.

– Гм… да. Если я правильно усвоил мой дневник, она одна из первых моих пациенток. Я начал с ней работать, еще когда был младшим консультантом.

– Какими психическими расстройствами она страдает?

– Я не могу вам сказать. – Он качает головой, решительно изогнув рот. – Это врачебная тайна.

– Ответ – депрессия, – говорю я. – Осложненная двумя некритичными случаями самоповреждения. Во второй раз она порезала себе запястья и сутки провела здесь. С апреля две тысячи тринадцатого года вы удвоили ей дозу антидепрессантов.

Глаза у психиатра становятся круглыми, как пулевые отверстия.

– Откуда… откуда вы знаете эти факты? – спрашивает он. – Она вам рассказала?

– Иногда мы сами натыкаемся на те или иные вещи.

– Тогда зачем вы сюда пришли?

– Удостовериться в том, что я и так знаю. – (Психиатр моргает.) – Я знаю, например, что вы прописали одной пациентке двадцать пять миллиграммов валиума в день на четыре недели. А также то, что вы убедили ее не подавать на вас в суд, выписав чек на двадцать пять тысяч фунтов. – (Он ахает.) – Мне не составит труда направить вашему начальству письмо с указанием на этот мелкий факт, – продолжаю я максимально добрым и обнадеживающим тоном. – Мой дневник говорит, что раньше я уже переписывался с вашей администрацией.

– Чего вы хотите, инспектор? – Вместо глаз у него теперь узкие щели.

– Я хочу, чтобы вы были со мной откровенны. Как видите, мне уже известна история болезни миссис Эванс. Но мне очень бы помогло ваше профессиональное мнение по нескольким смежным вопросам. Что стало причиной ее депрессии?

– Я не знаю точного ответа. – Он качает головой, все еще немного хмурясь. – Даже после стольких лет лечения.

– Каким именно депрессивным расстройством она страдает?

Он все еще колеблется.

– Двадцать пять миллиграммов, доктор Джонг, – говорю я тихо, но четко. – Для валиума это немало, да?

Он утомленно стонет, поднимая ладони в знак согласия.

– Мне нужно заглянуть в записи для уверенности, – говорит он.

– Да, конечно.

Психиатр достает электронное устройство размером с ладонь, набирает в нем что-то, потом отвечает.

– Клэр Эванс – нестандартный случай, притом что налицо все симптомы клинической депрессии, – зачитывает он. – Это также не классическая биполярность, хотя ей и помогли медикаменты, которыми раньше лечили биполярность. Я прописывал ей трициклические антидепрессанты, но они вызвали побочные эффекты…

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Диагностика душевных болезней – непростое дело, инспектор. Это до сих пор больше искусство, чем наука. Я склоняюсь к тому, что ее случай – НУК: не указанный конкретно тип неустойчивого состояния.

– Которое проявляется в суицидальных наклонностях.

– «Суицидальные» – неверное слово, инспектор. – На этот раз Джонг трясет головой куда увереннее. – Я не вижу в миссис Эванс склонности к суициду. Оба случая самоповреждения были попытками совладать с глубоко укоренившимися эмоциональными проблемами. Возможно, таким образом высвобождались долго сдерживаемые фрустрации.

– Вызванные личными обстоятельствами?

Психиатр молчит.

– Такими, как сложные отношения с партнером? Отягощенные тем фактом, что она – моно, вышедшая за дуо?

Глаза его на секунду округляются.

– Можно сказать и так, – кивает он со вздохом. – Она часто сравнивает себя с мужем. Границы памяти особенно. В результате возникает хроническое состояние низкой самооценки – скажем так.