Наша небольшая группа завозилась, тихо перешёптываясь.

— Давай ты сделаешь секундомер, а я будильник? — предложила Есения Вере.

Греков дал нам время пофантазировать, потом снова все стер.

— А ещё вы можете создать циферблат, отсчитывающий дни, месяцы или даже года.

На доске появились названия отдельных дней, для меня большинство из них было совершенно бессмысленно, но, наверное, важно для наставника. Я понимала только несколько. Первое Листопада — начало занятий, четвертое Студеня — день рождения наставника, пятнадцатое Снегогона — праздник Солнцеворота, шестнадцатое Капеля — весенний карнавал.

— Такой артефакт всегда напомнит вам о важных датах, но… — тут наставник стер все надписи и, повернувшись к нам, с улыбкой сказал, — этот проект вы можете делать факультативно. Для нашей работы такие большие отрезки времени не подойдут, мы просто не успеем его настроить. Наш предел — седьмица.

Я решила сделать будильник на пять минут — ровно такой отрезок можно было записать на один хранитель. И для меня, и для актеров будет удобно иметь перед глазами напоминание об оставшемся времени.

После артефакторики поговорить с Верой не получилось. Они с Есенией торопились на зельеварение, а у меня по расписанию стояло сценическое мастерство.

На прошлой седьмице на занятии было только пятеро иллюзионистов с двух старших годов, но сегодня я познакомилась с новенькими. Их тоже было только двое — улыбчивый, но молчаливый Георгий и нервный, непоседливый Родион.

— Начнем с дыхания, — наставница Маркова улыбнулась всем с такой теплотой, словно видела перед собой любимых внуков. — Медленный вдох, задержка, выдох. Расправьте лёгкие, наполните мозг кислородом, а слова силой и уверенностью.

Я видела, как Гоша и Родион недоуменно переглядываются, но старательно повторяют за наставницей. Остальные выполняли упражнение безропотно, привычно и даже с удовольствием.

— Теперь разминка для языка, — объявила Маркова. — Я подготовила для вас несколько новых скороговорок.

Тихон сдавленно хмыкнул, Даша качнула головой, Миша склонил голову, пряча улыбку. Фантазия у наставницы была богатая, но…

— Схрон у дракона, Мирон у схрона. Броня на Мироне, Мирон в драконе, — радостно протороторила наставница.

Всегда серьезный Леша закатил глаза, Тихон улыбался во весь рот. Новенькие снова переглянулись.

— И вторая. Вор украл мой артефакт — это факт. Скоро ждал его удар, древний дар врага подрал, — со счастливой улыбкой выдала новый "шедевр" наставница.

Мы с Дашей слаженно вздохнули. Ближайшие месяцы нам предстоит повторить эту белиберду сотни раз. И первые десятки раз — сегодня.

— А теперь создание образа, — сказала Маркова, закончив пытать нас скороговорками. — Начнём с привычной тренировки. Задумывайте образ известного всем наставника. Продумайте осанку, походку, движения. Как он говорит, как держит голову, где делает паузы. А остальное постараются угадать, чей образ вы выбрали.

Я неоднозначно относилась к предмету наставницы Марковой. С одной стороны, любой иллюзионист должен знать принципы актерской работы изнутри, а с другой — никто из нас не собирался быть актером.

Когда я попала на первое занятие сценического мастерства в прошлом году, я была точно в таком же недоумении, как и Гоша с Родионом. Думала, что буду слушать теорию, а вышло, что меня саму заставили играть.

— Здесь нет никакой теории, — рассмеялась пожилая наставница, когда я всё-таки решилась спросить ее. — Вы должны это почувствовать и прочувствовать. Только так.

Но каждый раз выходя на сцену, чтобы отыграть выбранное наставницей задание, я первые секунды чувствовала себя глупо и неуютно. Потом это проходило, я увлекалась, появлялся необъяснимый азарт, и окончание занятия всегда казалось преждевременным и внезапным.

На обед я шла, гадая, присоединится ли к нам Маша или снова уйдет в общую столовую. Ответ я получала, даже не успев дойти до калитки.

— Зачем ты рассказала все подружкам?! — налетела на меня Марийка. Сестра запыхалась, щеки раскраснелись — видимо, девушка бежала, чтобы меня догнать. — Уже вся академия знает?!

— Знает что, Маша? — мягко спросила я, хотя все внутри протестовало против ее тона.

— Ты совсем не умеешь хранить секреты?! — продолжала напирать сестра.

Я огляделась. Улочка была пуста, но я все-таки толкнула калитку и пошла за дом, зная, что сестра последует за мной. Села на качели, оставив Марийку стоять.

— Какие секреты, Маша? — спросила ровным голосом. — Разве ты мне доверяла какие-то тайны?

— Ты знаешь, о чем я! Ко мне подходила твоя Вера! Пыталась выставить меня влюбленной дурой!

Я посмотрела на серое пасмурное небо, отметила, что листья яблонь пожухли и скоро усеют траву плотным ковром. Задержала взгляд на красных глянцевых яблоках, обильно усеивающих ветки ближайшего дерева, досчитала до десяти и только потом взглянула на взъерошенную сестру.

— И как поговорили?

— Поговорили?! — вновь взорвалась притихшая было Марийка. — Она отчитывала меня как служанку! Кто дал ей такое право?! Да кто она такая?!

— Человек, которому небезразлично твое благополучие. Как и мне.

Никто не знал, чего мне стоило сохранять спокойствие.

— У меня все хорошо, — вздёрнула подбородок сестра. — И безо всякой вашей заботы.

— Маша, — рычащие нотки все-таки проскользнули в голос, — я глава твоего рода и единокровная сестра. Выбери, какая роль станет главенствующей в наших отношениях!

— Вот как? — Марийка даже чуть отшатнулась. Потом незнакомо и взросло усмехнулась и сказала. — Ваше сиятельство, прошу простить мою непочтительность.

— Прекрати паясничать! — последние остатки спокойствия слетели с меня куда раньше, чем я надеялась.

— Как бы я посмела, ваше сиятельство…

— Уходи, Маша, — тяжело роняя слова, сказала я. — Поговорим позже.

Марийка развернулась так резко, что голубая юбка взметнулась облаком. А вечером я узнала, что она просила великого наставника перевести ее в общежитие. К счастью, он отказал.

22-е Златолиста.

— Я рада, что мы смогли выбраться вдвоём, — сказала я Теодору.

— Я тоже рад, — Тео оторвался от управления и улыбнулся мне улыбкой, от которой защемило сердце. — Ты надолго на почту?

— Нет, мне ничего не нужно забирать, отчеты привезли с посыльным. Я только отправлю несколько писем.

Жаль, что на доску можно писать только на небольшие расстояния. Когда-нибудь родится тот, кто найдет способ передавать сообщения между городами, а пока приходится обходиться письмами.

— Как Маша?

— Плохо. Не разговаривает со мной. С другой стороны, у нее появились друзья среди сверстников, это радует.

— Я беседовал со Стасом. Он не будет поощрять ее интерес.

— Спасибо, Тео.

— Да не за что. Стас вообще удивился, когда я завел этот разговор. Сказал, что общался с Машей только на общих встречах.

Я нахмурилась, но не стала говорить Тео, что его друг лукавит. Некоторые оговорки Марийки свидетельствовали о том, что они со Стасом как минимум переписывались на досках.

После почты мы погуляли по городскому парку — все еще зелёному и нарядному, хотя первые листья уже шуршали под ногами. Выпили горячего виноградного сока с пряностями и впервые за последние две седьмицы долго целовались под уже желтеющим кленом.

— Сегодня можно изменить традициям, — сказал Тео, когда мы выходили из парка. Я стянула капюшон с головы, подставляя лицо слабому осеннему ветерку и прикрыла глаза, доверяя мужчине вести меня.

— Никакого "Медовика"? — уточнила с лёгкой улыбкой.

— Никакого.

— Но ты же знаешь, что мне нельзя…

— Я помню, Лисса. Никаких заведений, где тебя могут узнать. Стас рассказывал про одно место с прекрасной кухней и отдельными кабинетами.

— Для тайных встреч? — хмыкнула я, вдруг развеселившись. — Очень удобно. И от столицы недалеко. Стас, говоришь, завсегдатай?