Марийка ждала нас в столовой, откуда полчаса назад Аглая увела меня под предлогом прогулки. Настроена сестра была воинственно, явно собиралась добиваться своего любыми способами. Щеки алели лихорадочным румянцем, и хотя пальцы нервно мяли кружева рукавов, подбородок был высоко задран, а синие глаза — гордость Уваровых — сверкали решимостью.
— Остынь, — махнула я рукой. — И можешь собирать вещи.
Марийка тут же расцвела и, прихватив Ниту, убежала собираться.
— Она слишком открытая, — пожаловалась я Аглае. — Ей будет сложно.
— Маше пора взрослеть, — тихо и серьезно ответила мачеха. — И рядом с тобой это пройдёт наименее болезненно.
— Спасибо, что веришь в меня, — хмыкнула я.
— Я знала, что ты не откажешь сестре, Лисса.
— И поэтому оставила самые важные слова напоследок? Ладно, мама. Я тоже пойду собираться. Поможешь?
Оставшиеся до отъезда дни прошли мирно. Марийка собирала вещи с таким азартом, что срочно пришлось докупить несколько дорожных сундуков. Я сначала пробовала как-то уменьшить количество вещей, которые сестра планировала брать с собой, но, натолкнувшись на хмурый взгляд и поджатые губы, махнула рукой.
— Мы совершенно точно переругаемся, — в очередной раз пожаловалась мачехе во время вечерней прогулки по саду. — Я не стану с ней нянчиться. У меня нет на это ни времени, ни желания.
— Все наладится, — Аглая была безмятежна. — Зато вы, наконец, сможете проводить вместе почти все время!
— Это меня и пугает, — проворчала я себе под нос.
Аглая, если и услышала, предпочла сделать вид, что увлечена вьющимимся розами. Да и смысл жаловаться? Я уже согласилась взять Марийку с собой и не собиралась отказываться от собственных слов.
1-е Златолиста.
С оформлением Марийки в академию проблем не возникло. Все отпрыски дворянских домов не просто могли, а были обязаны пройти обучение. Другое дело, что Митя и Павка, мои двоюродные братья и заодно государевы внуки, обучались во дворце. Впрочем, как и мы с Марийкой до смерти отца и первое время после неё.
— Жаль, что распределение только после первого года, — сказала сестра как только мы вышли из канцелярии.
— Очень надеюсь, что на боевую артефакторику тебя не направят, — с чувством высказалась я.
— Почему? — тут же ощетинилась Марийка и замедлила шаг. — Думаешь, у меня не хватит дара?
— Ты не можешь быть слабой, Маш, — я взяла ее под руку и повела в сторону лестницы. — Род Уваровых один из самых сильных. Просто мне не нравится то, сколько сил и умов тратится на создание орудий убийства.
— Но Тео учится именно там…
— Интересно, когда это ты начала звать графа Фон Конуга по имени? — рассеянно спросила я, думая о том, чтобы не забыть отправить послание Аглае.
— Когда он гостил у нас весной. Мне нравится Тео. Когда вы поженитесь?
— Я же говорила. И не раз. Когда я закончу академию.
— Не боишься, что его уведёт кто-нибудь пошустрее?
— Мужчина — не скотина, чтобы его можно было увезти без желания, — пожала я плечами. — Я уверена в Тео.
— Насколько уверена? — не унималась сестра. — Смогла бы выйти замуж без обряда?
— Зачем? — искренне удивилась я. — Обряд — это дар обоим супругам.
— Один человек сказал, что обряд — это зачарованная цепь.
— Что за человек? — насторожилась я.
— Это образное выражение, — тут же отступила Марийка. — Я где-то прочитала.
Мы вышли из главного корпуса и направились к жилой территории. По пути встретили несколько знакомых, но я только бегло здоровалась, прикрываясь необходимостью устроить сестру. Ни Тео, ни Веры, ни Есении в академии ещё не было, а больше я ни с кем дружбы не водила.
— Они все так смотрят на тебя, — негромко сказала Марийка, теряя остатки веселости, которой была переполнена когда мы входили в канцелярию.
— Как? — я даже оглянулась, пытаясь понять, что так нервирует сестру, но ничего не заметила. Все те же приветливые лица и приветственные жесты.
— Примерно как дома прислуга, — Марийка отстранилась, словно вдруг решив всем показать, что нас с ней ничего не связывает. — Ловят каждый жест. Разве что в рот не заглядывают.
Я растерялась.
— О чем ты говоришь, Маш?
— Ни о чем, — буркнула сестра. — Забудь.
— Маша, нам вместе жить два года. Давай не будем начинать со ссоры в первый же день. Можешь нормально сказать, что случилось?
— Ты ведь этого даже не замечаешь, да? — Марийка как-то горестно хмыкнула.
— Что именно? — я начала терять терпение. Бордовая крыша моего дома сияла отраженным солнцем совсем рядом, а мне не хотелось продолжать этот странный разговор при служанке.
— Ты — княгиня. В свои-то двадцать два года. Кто ещё может этим похвастаться?
— А ты — княжна.
— И ты не чувствуешь разницы, Лисса? Не удивлюсь, если у тебя тут свита человек в двадцать. И очередь на совместные обеды расписана на год вперёд.
Я не нашлась с ответом. Откуда эта горечь в голосе сестры? Ревность? Зависть? Обида?
Мы молча дошли до дома. Жилая территория академии занимала раза в три больше места, чем учебные корпуса. Слева возвышалось несколько рядов трёхэтажных общежитий, а справа — тридцать шесть домов для преподавателей и учеников из высшего дворянства.
К каждому дому прилагался небольшой сад и беседка. Я выбрала этот дом не случайно. В нем единственном вместо беседки среди яблонь стояла большая деревянная качель.
— Твоя комната справа, — я открыла рот только на втором этаже дома. Потом едко добавила. — Или я здесь тоже использую свой статус? Не оставила тебе выбора?
Не нужно было этого говорить. Но слова сестры оказались неожиданно болезненны, и я не удержалась.
Марийка молча прошла в предложенную ей комнату. Она абсолютно ничем не отличалась от моей, даже шелковые обои в обеих спальнях были одинакового оттенка вареных сливок. Белая с патиной дверь захлопнулась за спиной сестры с таким грохотом, словно была сделана из железа, а не дерева.
— Получи ей форму, пожалуйста, — обратилась я к Любаве. — И зачаруй расписание первого курса. Хочу взглянуть.
— Будет сделано, — девушка тут же исчезла, а я ещё несколько минут смотрела на закрытую дверь.
"Что и говорить, воссоединение семьи прошло не гладко".
На обед Марийка не вышла. Любава отнесла поднос с едой в спальню, но вернулась с нетронутыми тарелками.
"Вот же мелкая шишига! А ведь я говорила Аглае, что так и будет!"
Стиснула зубы, забрала у Любавы поднос и, громко топая от злости, рванула на второй этаж. Ручку пришлось нажимать локтем, я задела нервную косточку, выругалась от души и, наконец, ворвалась в комнату сестры.
Марийка лежала на кровати поверх покрывала. Маленькая скорченная фигурка в дорожном платье. Крошечная ступня в светлом гольфе с вышитыми пчёлками — такими детскими и трогательными — не поместилась под подолом и тоже казалась съёжившейся.
"Просто памятник вселенской скорби!"
Я постаралась подавить и раздражение, и жалость. Упрёки сестры по-прежнему казались мне несправедливыми, а капризы неуместными. Но ведь это Марийка. Мой вечный "хвостик", моя маленькая сестрёнка, которую я практически вырастила, несмотря на незначительную разницу в возрасте.
Пристроила поднос на столик и села в ногах.
— Я не просила ни титула, ни богатств. Ты ведь знаешь это, Маша. Мы же вместе мечтали об академии, помнишь, как я хотела сюда попасть. Здесь моё место. Я обожаю занятия, а когда могу — целыми днями пропадаю в театре. Здесь никто не называет меня княгиней. Многие, наверное, даже не знают. Никаких свит, никаких балов или клубов по интересам. Я общаюсь только с Верой и Есей — ты их прекрасно знаешь. Ну и с Теодором. Если бы не управление княжеством, я бы проводила на занятиях и в театре ещё больше времени.
— И все же ты — княгиня, — тихо произнесла сестра. — Ты даже замуж можешь выйти по собственному желанию.