— Как и ты, Маш.
— Я только с твоего одобрения, а тебе даже разрешение государя не нужно.
— Я никогда не сделаю тебе больно, Маш. Ты выйдешь замуж по любви. Денег Уваровых хватит на несколько десятков поколений.
— Я знаю, что ты не хотела меня брать с собой. Слышала ваши разговоры с мамой.
— Так я и не скрывала, Машунь. Это не так просто, как кажется. Ты привыкла… — как бы так сказать, чтобы не обидеть, — к определённому к себе отношению. А в академии не делают различий по статусу. могут даже обозвать. Не представляешь, как меня ругали на первом году.
— Тебя? Не верю, — Марийка, наконец, распрямилась, показывая припухшее от слез лицо.
— Ты вот говоришь про свиту. Как бы не так. Первое время меня задевали все, кто только мог. Если знала много — называли задавакой, если что-то не знала — дурочкой. А когда узнали про возраст, то переростком. Но не потому, что я какая-то особенная. Так относились почти ко всем.
Я не стала говорить, что поступила под именем боярыни Василисы Вязьменской. Маленькая Вязьма входила в состав княжества, поэтому имя было официальным и не вызвало возражений у великого наставника. Все насмешки прекратились, когда до моих одногруппников дошло мое настоящее имя. Не от меня.
— И ко мне будут? — напряглась Марийка.
— Пусть попробуют обидеть мою сестру, — с притворной строгостью рыкнула я. — Как никак за два года определённый вес я заработала.
Постепенно Марийка расслабилась, начала улыбаться. Потом поела, с удовольствием примерила светло-голубую форму первого года. Длинная юбка оказалась немного большеватой, поэтому Любава отправилась все менять, а мы с сестрой склонились над расписанием первого года.
— Базовая артефакторика каждый день, основы зельеварения, история, теория дара и гимнастика. А у тебя какие предметы?
Я сходила за своей дощечкой.
— Артефакторика? — удивилась Марийка. — Тоже? Даже на третьем году?
— Осталось только одно занятие в неделю, — рассеянно проговорила я, изучая расписание. — И гимнастика никуда не делась, куда же без нее. Остальное — новое.
— Сценическое мастерство, — вслух начала перечислять Марийка, — психология, теория воздействия, медитация, история, изобразительное искусство.
— И театр, — улыбнулась я. — Целых два дня на специализацию.
— Покажешь?
— Обязательно.
Мы проговорили с Марийкой до самого вечера. И если сначала меня терзали мысли, что провожу время в бесполезной беседе, а могла бы поработать, то потом расслабилась и начала получать от общения с сестрой настоящее удовольствие. Совсем как в детстве.
2-е Златолиста.
Классы в академии были просторными и прекрасно оснащенными. Длинные скамьи с мягкими сиденьями и спинками стояли полукругом и в несколько рядов, напоминая портер в моём любимом театре, а перед ними располагалась площадка для наставника с кафедрой и огромной доской.
Первогодков было человек сорок, но шанса затеряться среди них не было. Моя бордовая форма третьего года выделялась на их нежно-голубом фоне, как клякса на скатерти. Однако я не боялась, что меня выгонят — наставник Греков всегда был рад вольнослушателям.
Этот высокий худощавый мужчина с хорошо поставленным красивым голосом, всегда вызывал во мне восхищение. И умением увлечь, и глубокими знаниями, и чисто человеческими качествами.
— Тебя точно не накажут? — заерзала сестра, когда наставник начал записывать присутствующих. — Наверное, я зря попросила.
Мои занятия начинались с завтрашнего дня. Сегодня по расписанию стоял театр, но его еще не успели подготовить после лета. Поэтому я решила провести этот день с сестрой. И сразу показать всем интересующимся, что Марийка находится под моей защитой.
Сестра ошибалась, наделяя меня воображаемой свитой, но была права в одном — никто не станет связываться с княгиней Уваровой. Когда в академии стало известно мое имя, количество людей вдруг воспылавших ко мне симпатией за пару дней выросло из тоненького ручейка в бескрайнее море. Именно поэтому моими друзьями остались только те, кто принял меня именно как Вязьменскую. Есения, Вера и Тео.
— Итак, вы собрались здесь, потому что наделены даром, — начал урок наставник. — Я бы сказал "владеете", но, по сути, это дар владеет вами. Вы — невольники, заложники и слуги собственных чар.
По залу прокатился шепоток. Я тихо хмыкнула, вспоминая гораздо более бурную реакцию своего года на подобное заявление. Этот набор оказался куда более сдержанным.
Наставник выдержал паузу, дождался абсолютной тишины и продолжил:
— Любой одарённый обязан зачаровывать. Если он не выплеснет свой дар, то утонет в нем. Захлебнется, сойдет с ума от переизбытка энергии. Потому что, по сути, дар — это и есть энергия, которую могут вырабатывать только определённые люди. Вы. Понятно? Вы — источники, накопители и хранители. Батарейки.
И снова я спрятала улыбку, прислушиваясь к недовольному, но сдержанному ропоту. Греков всегда начинал так свои уроки. Наставник терпеть не мог, когда одарённые кичились своей исключительностью, и свою точку зрения обозначал с самого начала.
— Вы сбрасываете излишек своей энергии и за счет этого сохраняете здравый ум и отменное здоровье. У кого-то дара больше, у кого-то меньше, но вас собрали здесь, чтобы научить правильно им распоряжаться.
Наставник не стал упоминать о том, что одарённых детей обучают едва ли не с самого рождения. Если дожили до академии, значит, их ещё в раннем детстве научили пользоваться накопителями.
Греков подошёл к доске, написал слово "дар" и обвел его. Затем, по кругу появились слова "предмет", "явление", "жидкость", "растение" и "человек".
— Начнем с простого, — наставник внимательно всмотрелся в лица и указал на парня в первом ряду. — Вот сударь Прокофьев расскажет нам, могут ли одарённые воздействовать на предметы.
Парень — долговязый, рыжий и стремительно краснеющий — быстро поднялся, неловко задев свою сумку. Вещи упали с глухим шумом, кто-то тихо прыснул в кулак.
— Могут, — сказал рыжий с вопросительной интонацией. Потом кашлянул и продолжил гораздо увереннее. — Одарённые могут воздействовать на предметы, растения и жидкости.
— Садитесь, сударь. Все верно. Именно поэтому мы в основном учимся на артефакторов и зельеваров. Наш дар наполняет предметы энергией, заставляет их работать. Усиливает свойства растений, делает воду проводником энергии. А что касается остального? Явления, человек, животные? Сударыня Ланская?
Девушка легко поднялась с места и бодро отрапортовала:
— Мы не можем влиять ни на что из вышеперечисленного. Разве что иллюзионисты.
— Вы правы, сударыня, садитесь. Небольшой процент одаренных, — наставник бросил короткий взгляд в мою сторону, но привлекать к уроку не стал, — обладает особым даром. Они в какой-то мере могут воздействовать на человека. На его разум. Но об этом мы поговорим на следующих занятиях. А пока вернёмся к первым признакам дара. Сударь Остапов, поможете нам?
Дальше я не слушала, погрузилась в свои мысли. В основном о предстоящем проекте. Заказ, хоть и как всегда анонимный, пришел с пометкой "важно". Сценарий я уже видела, ничего по сути сложного — легкая, немного авантюрная иллюзия о знакомстве с будущим мужем и последующих ухаживаниях. Такое иногда заказывают для дочерей или сестёр. Чтобы хоть как-то романтизировать вынужденное замужество.
Проблема заключалась в том, что у меня не было кандидатов на главные роли. И если на ближайших пробах не появятся подходящие, то полетят все сроки. А подводить заказчика из дворца мне очень не хотелось. Я была практически уверена, что им был мой двоюродный дядя — князь Успенский, а готовилась иллюзия, как подарок моей троюродной сестре Катерине.
— Лиска, — толкнула меня в бок Марийка, — пойдем.
Занятие закончилось, первогодки торопливо собирали вещи, наставник стирал с доски.