— Простите, я забыл спросить, сержант. Что вы предприняли для розыска пони Скотти Пири, когда вам сообщили, что он пропал и, возможно, украден?

— Я мало что мог сделать. Я позвонил в полицию городов Лайа и Мундоо и попросил заняться этим. Написал рапорт в полицейское управление округа и сообщил в городской загон для скота.

— Понимаю. А у мистера Эйра вы не спрашивали?

— Я же сказал вам, что не заходил тогда к Эйрам, — огрызнулся Коллинз.

— Я имею в виду вот что: не попросили ли вы мистера Эллисона Эйра быть столь любезным и приказать просмотреть его табун валлийских пони на случай, если пропавший пони Скотти Пири снова пристал к этому табуну?

— Нет.

— Жаль… — заключил мой отец, выразительно разведя руками.

Вторым свидетелем был Скиттер Биндл, гуртовщик из «Риверсайда», тот самый, который видел маленькую фигурку, переплывшую реку в ночь накануне кражи. Он сказал, что мальчика учуяла его собака и зарычала. А мальчик тут же бросился в реку, переплыл на ту сторону и был таков.

— Чертенок плавает, как рыба, — сказал свидетель.

Мистер Стрэпп спросил его, знает ли он мальчика по имени Скотти Пири. Да, он видел его раньше. Тогда обвинитель спросил, может ли свидетель утверждать, что мальчик, переплывший реку, был Скотти Пири.

— Да, по-моему, это был он, — ответил гуртовщик.

Тактика поведения моего отца на суде была достаточно гибкой. Иногда он будто и не слушал того, что ему отвечают, а в других случаях, наоборот, был весь внимание.

Именно так он повел себя сейчас. Учитывая печальный опыт Джо Коллинза, гуртовщик Скиттер был настороже, а отец словно гипнотизировал его вежливым и строгим вниманием к каждому его слову. В общем, наступил черед и для Скиттера.

— Какого цвета волосы у Скотта Пири, мистер Биндл? — спросил отец.

— Яне знаю, — сказал Скиттер, — вроде светло-коричневого, так мне кажется.

— А может быть, каштанового?

— Вы имеете в виду — рыжеватого? — переспросил Скиттер.

— Вот-вот. Рыжеватого.

— Да, пожалуй, чуть рыжеватого.

— Вы уверены?

— Да.

— Вам известно, мистер Биндл, сколько в Сент-Хэлене этих чертенят-мальчишек тринадцати лет с рыжеватыми волосами, которые плавают, как рыба?

— Нет.

— Я тоже не знаю, но, наверно, мог бы привести сюда с полдюжины. Что же помогло вам отличить Скотта Пири от других рыжеватых мальчиков?

— Собственно, ничего. Просто тот был похож на Скотта Пири.

— Ясно. Были ли на нем подтяжки?

Скиттер закатил глаза.

— Не знаю. Может быть, были. Я не видел.

— Послушайте, мистер Биндл, я стараюсь помочь вам, а вы как будто противитесь этому. Если вы не смогли увидеть, носит он подтяжки или нет, значит, вы находились не на очень близком расстоянии от него?

— Я был совсем близко, но не заметил, были ли на нем подтяжки.

— Вы не заметили. Тогда что же вы заметили? Назовите какой-нибудь один простой, неоспоримый признак, который убедил бы нас всех, что это был Скотт Пири, тринадцати лет, чертенок с рыжеватыми волосами.

— Очень трудно выбрать один какой-либо признак, — нагловато усмехнулся Биндл. — Это был он, вот и все.

Тут мой отец словно утратил интерес к свидетелю, повернулся к Скиттеру спиной и неожиданно сказал, обращаясь к членам суда:

— Если обвинение основывается на уликах, подобных тем, с какими мы уже ознакомились, я напишу соответствующее представление в более высокую инстанцию. Это просто смешно!

Он бросил карандаш на стол и сел.

Председательствующий, кипя негодованием, предложил отцу высказывать подобные замечания в установленное для этого время, а не при допросе свидетелей.

— Иначе вы повредите своему клиенту и себе самому, мистер Квэйл, — добавил он.

Отец никак не отозвался на слова судьи, и тот разрешил Скиттеру Биндлу сесть.

Последним свидетелем обвинения был Алан Смит, инспектор штата по каналам и рекам, специалист по ирригации и борьбе с наводнениями. Он раз в месяц посещал Сент-Хэлен и работал в этой должности тридцать лет. Это у него можно было узнать, сколько примерно воды получат фермеры в засушливый сезон. Все в городе уважали его. Смит был высокий, худой человек с седеющими волосами и усами.

Отвечая на вопросы Стрэппа, он сказал, что хорошо знает мальчика Скотта Пири, так как бывал у них на ферме и давал его отцу советы по осушению участка. Где же он видел Скотта Пири в последний раз? Он видел его в то утро, когда был украден пони у Эйров. Было это в пять часов утра возле отмели на большой реке, у буша. Мальчик ехал верхом на пони. Смит окликнул его, но тот, услышав его голос, ударил пятками пони в бока, припустился наутек вдоль берега и скрылся в буше.

— И вы уверены, что это был Скотт Пири? — торжествующе спросил Стрэпп.

— К сожалению, да, — сухо подтвердил Алан Смит.

Это был сильный удар. Я ломал себе голову, как отец справится с неоспоримым свидетельством всеми уважаемого человека.

— Так вот, мистер Смит, — начал мой отец. — Вы рано встали в тот день. Что вы делали тогда на речном берегу?

— Я регулярно инспектирую все отмели.

— Понятно, вы ведь эксперт по нашим водным системам, не правда ли?

— Да.

— Вы, можно сказать, всю жизнь отдали изучению рек и каналов?

— Да, тридцать лет.

— А знаете ли вы кого-нибудь, кто после одного или двух лет практики мог бы тоже считаться экспертом в вашей области?

— Нет. Требуется намного больше времени, мистер Квэйл, чтобы научиться тому, что знаю я.

— Ясно. Вы, значит, считаете, что дело надо знать основательно. Именно поэтому вы хороший эксперт, так ведь?

— Видимо, так.

— Самоучка, например, даже толковый, не мог бы знать столько, сколько знаете вы, и, возможно, допускал бы серьезные ошибки?

— Да, конечно. Но, откровенно говоря, я не вижу, к чему ведут ваши вопросы.

— Мы тоже не видим! — со вздохом сказал Стрэпп. — Но мы уже привыкли к таким вещам, мистер Смит, так что будьте терпеливы с моим процессуальным противником.

— Я вот к чему веду, мистер Смит, — спокойно сказал отец. — Являетесь ли вы экспертом, например, по валлийским пони?

— Нет.

— А экспертом по мальчишкам-школьникам?

— Нет. Едва ли.

— Наверно, в обоих этих вопросах вы считали бы себя дилетантом, способным допускать ошибки?

— Если вы так ставите вопрос, то да.

— Вы говорите, что видели в то утро мальчика Скотта Пири верхом на пони?

— Да.

— И он пустился наутек (это ваши слова), когда вы окликнули его?

— Да.

— А откуда вы знаете, что он пустился наутек?

— Это было видно невооруженным глазом.

— Признавая, что вы не эксперт в вопросе о поведении детей, мистер Смит, вы все-таки считаете возможным сказать, что мальчик вел себя именно так, а не иначе?

— Мне казалось это естественным.

— Так! Это уже ближе к делу: это казалось вам естественным. Ну, а пони вы хорошо разглядели, мистер Смит?

— Да, хорошо.

— Была у него подстрижена грива?

— Думаю, что нет, — чуть помедлив, сказал Смит.

— А хвост подрезан?

— Кажется, нет.

— Когда мальчик бросился наутек, как вы говорите, было ли ясно по поведению его и пони, что они спасаются бегством?

— Я не могу этого сказать: вы ведь сами предупредили меня, мистер Квэйл, что я не эксперт по детскому поведению. И уж тем более я не решаюсь судить о поведении лошади.

В зале послышался смех. Но отец только кивнул.

— Совершенно верно, — вежливо сказал он. — Вы честный человек, мистер Смит, и я ценю это. Значит, вы уверены в том, что ка берегу видели мальчика?

— Да.

— И пони?

— Да.

— А какого пони? — Отец словно вцепился в Смита мертвой хваткой.

Мистер Смит заморгал.

— Ну-у, — протянул он, — это был один из валлийских пони, которых разводит мистер Эйр…

— Нет, нет! — нетерпеливо перебил его отец. — Я имею в виду, был ли это тот самый пони? Вы ведь знаете, что мальчика обвиняют здесь в краже пони у мистера Эйра. Так вот, пони, которого вы видели, и был именно тот, что украден у мистера Эйра?