Единственное хорошее в этой миссии, — то, что она отвлекла меня от мыслей о недавно обретенной свободе. Это, конечно, не дало мне времени подумать о том, как сильно изменился мир всего за пять лет. Но это не отменяет того беспокойства, которое вызывает у меня выполнение этого задания.

Я ни разу не оспаривал приказ своего босса. Мне никогда не приходилось.

Но сейчас? Даже зная то, что я знаю о Джианне, и видя воочию, как она обращается с другими людьми, какая-то часть меня не хочет освещать ее унижение на весь мир.

Но при всех моих сомнениях, я в первую очередь предан Семье. Все остальное вторично.

Мое влечение к ней вторично.

Снизу доносится какой-то шум, и я наклоняюсь, чтобы увидеть, как маленькая избалованная мисс выходит в ночь, на цыпочках пробираясь по саду, оглядываясь направо и налево.

Что она задумала?

Как только эта мысль приходит мне в голову, я замираю. Что, если она с кем-то встречается?

— Черт побери! — пробормотал я, выбегая из комнаты по горячим следам.

Мысль о том, что у нее тайные встречи с каким-то мальчишкой посреди ночи, сводит меня с ума. Поэтому я ускоряю шаг, стараясь быть таким же незаметным, как она.

Пересекая сад, я снова замечаю ее на другом конце участка. Она стоит напротив забора, и что-то подбирает с земли.

Любовное письмо? Опять наркотики?

Черт, в моем воображении созревают всевозможные сценарии, но ни один из них никак не способствует моему настроению. Не тогда, когда все, чего я хочу, — это подойти к ней, прижать ее к себе и потребовать, чтобы она сказала мне, с кем встречается.

А потом убить его.

Проклятие! Я видел, к чему привело убийство мирного жителя, и все же я подумываю сделать это снова. Неоднократно. Столько раз, сколько нужно, чтобы убрать любой соблазн с ее стороны.

Я подхожу ближе к тому месту, где она стоит, все еще стараясь держаться в тени.

На ней розовый халат поверх легкой ночнушки. Но даже несмотря на весь этот материал, закрывающий ее кожу, я вижу очертания ее груди, то, как ее соски проглядывают сквозь почти прозрачную накидку.

И вот так я возвращаюсь в ночь вечеринки, когда приник ртом к этим округлым грудям. Когда сосал ее кожу, и ее вкус запечатлелся на моем языке.

В тот момент, когда мне уже не терпится увидеть, что она делает, она выпрямляется, делает несколько шагов назад, но все еще смотрит на землю. Только когда она слегка сдвигается вправо, опускаясь на колени на траву, я наконец вижу, что она делает.

— Будь я проклят, — вырывается у меня прежде, чем я успеваю сдержаться.

Она сидит на земле, и у нее такое выражение лица, какого я никогда не видел на ее лице до этого момента. Она выглядит… удовлетворенной. Ее губы растянуты в непринужденной улыбке, глаза прищурены. Даже в темноте ночи я могу сказать, что они искрятся радостью. В ее чертах есть какая-то легкость, которая меня просто завораживает. Это не просто физическая красота — а она обладает ею в избытке.

Нет, есть что-то такое в ней сейчас, в ее стихии, что заставляет мое сердце биться.

Окруженная зеленью травы и купающаяся в лунном свете, она выглядит как лесная нимфа, спустившаяся с небес, чтобы сжалиться над простыми смертными и позволить им взглянуть на ее красоту.

Потому что, когда я продолжаю наблюдать за ее улыбкой, этой чертовски ослепительной улыбкой, от которой мой пульс учащается от потребности, я осознаю, что невозможно, чтобы кто-то выглядел так.

Ехидство исчезло с ее лица, я словно смотрю на другую Джианну.

И все это из-за… чертовых котят.

Желание протереть глаза становится непреодолимым, я не уверен, что то, что я вижу, хоть в какой-то степени реально.

Три маленьких котенка, прижавшись друг к другу, едят из миски, которую поставила перед ними Джианна.

Они так сосредоточены на еде, что даже позволяют ей гладить их.

Она нежно гладит шерстку белого котенка, ее черты лица настолько безмятежные, что кажется, будто она совсем другой человек. Исчезла злоба и постоянная хмурость, которые омрачают ее черты. Вместо этого она выглядит расслабленной, на ее лице отражается счастье, когда она с любовью смотрит на котят.

Она сидит с ними несколько минут, пока они не доедят свою еду. И когда я вижу, как она возвращается в дом, я прячусь глубже в тени ночи, наблюдая, как она уносит миску на кухню.

Медленная улыбка появляется на моем лице, когда я провожаю взглядом ее удаляющуюся фигуру. Возможно, у королевы Стерв все-таки есть сердце. Но оно определенно погребено под слоями и слоями стервозности.

Кажется, я должен начать отслаивать их.

На следующее утро, когда я отвожу ее на тренировку по стрельбе из лука, я не могу не смотреть на нее время от времени, пытаясь наложить выражение лица, которое было у нее вчера вечером, на то, которое у нее сейчас.

Внутри меня горит желание снова увидеть ее такой беззаботной и счастливой — но в моем присутствии. Абсурдное желание расцветает в моей груди, когда я понимаю, что хочу, чтобы она так улыбалась из-за меня. Что совершенно лицемерно, поскольку все, что я делаю, это заставляю ее злобно смотреть на меня, чаще всего угрожая физической расправой.

— Тебе следует оставаться сзади. Я не хочу, чтобы люди видели меня с тобой, — надулась она, когда я закрыла машину, и мы пошли в сторону центра стрельбы из лука.

— Должен ли я напомнить тебе, что ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, солнышко? — я поднимаю на нее бровь.

Она одета в коричневые брюки и черный топ, оба облегают ее тело и демонстрируют ее изгибы таким восхитительным образом, что я не сомневаюсь, что она собирается вызвать несколько сердечных приступов, когда ступит на площадку.

Да, они должны умереть прежде, чем я убью их.

Черт!

Я сжимаю кулаки, когда снова осознаю направление своих мыслей. Она мне даже не нравится, и все же, похоже, у меня вечная проблема думать о ней с кем-то еще. Это как болезнь, разъедающая меня, чаще всего картина ее интимной близости с другим мужчиной заставляет меня терять самообладание.

И это еще не самое страшное, поскольку я понял, что одна только мысль о ней в постели с другим мужчиной способна вызвать у меня физическую боль.

— А иначе что? — Джианна поворачивается ко мне, держа руки на бедрах, и пытаясь окинуть меня взглядом.

Я уже выучил ее манеру поведения и могу точно сказать, что сейчас вырвется из ее красивого рта.

Сложив руки на груди, я просто жду.

— Дай угадаю, — закатывает она глаза, — ты хочешь, чтобы я снова встала на колени? Прямо здесь? — с сарказмом спрашивает она, приближаясь ко мне, готовая опуститься на колени.

Я ловлю ее прежде, чем ее колени ударяются об асфальт, мои пальцы на ее руке, и я притягиваю ее к себе, ее упругие груди соприкасаются с моей грудью.

— Ты просто знаешь, как залезть кому-то под кожу, не так ли, Джианна? — я опускаю рот к ее уху и шепчу, чувствуя, как ее тело слегка дрожит от моего прикосновения.

— Что, хочешь трахнуть меня сейчас? — отвечает она, как непослушная девчонка.

— О, нет, — усмехаюсь я, мой голос низкий. — Напротив, ты вызываешь во мне такую бурную реакцию, что я могу думать только о том, чтобы задушить твою прелестную шею, — говорю я, проводя пальцами по ее шее, оставляя за собой дорожку мурашек.

Как бы ей ни хотелось утверждать обратное, это не оставляет ее равнодушной. Она может сколько угодно оскорблять мою внешность, но, похоже, эта шавка ее заводит.

И это становится еще более очевидным, когда я откидываюсь назад, мой взгляд оказывается на одном уровне с ее взглядом, и я вижу, как она меняется.

Ее зрачки расширены, кожа покраснела, губы слегка приоткрыты, дыхание вырывается короткими рывками. Реакция запаздывает, когда она поднимает на меня эти большие глаза, глядя на меня так, как будто никогда раньше меня не видела.