«Проявишь слабость один раз, и люди перестанут тебя уважать. Будут постоянно испытывать границы твоего мягкосердечия и терпения. А потом неожиданно окажется так, что ты станешь всего лишь помехой. Чучелом, которым будут вертеть, как хотят. Самые опасные враги, это не армия у стен твоего замка, не убийца в спальне, или даже твои родовые кровники, а твой ключник, твой сенешаль, и твой духовник. Если пес перестал слушаться хозяина самое время выкинуть его из дома. Ты этого не сделал сын. Вот и отвечай за последствия.» Прозвучавший в голове скрипучий, полный холодного презрения голос отца был настолько явным, что у Августа свело зубы. Весь вечер он чувствовал на себе пристальные взгляды воинов. Настороженные, любопытные и… насмешливые. Бесы, да он был готов поклясться, что обменивающиеся натужно грубыми шутками, стаскивающие к зеву подвала общинного дома, сбрасывающие туда изувеченные тела людей и животных, поленья, баклажки с маслом, и обломки прибитых к берегу бревен воины смеются именно над ним. Будто перед ними не их господин, а выставленный на потеху черни цирковой уродец. Они больше не кланялись.
«Они больше не видят в тебе господина.»
Просто чуть заметно ему кивали и спешили по своим делам. На посеревших от усталости лицах многих мужчин читалось глухое раздражение. Некоторые ругались, плевались и оглашали опустевшую деревню грязной площадной бранью совершенно не обращая внимание, на то, что их владетель стоит всего в паре шагов от них. А когда Гаррис все-таки нашел эту проклятую северянку…
Несмотря на более чем сорок поколений благородных предков, цу Вернстром с трудом сдержался от плевка. Глаза воинов. Все дело было в их глазах. Сначала полные скорби. Потом удивленные. Восторженные, радостные. Не заметить граничащее с обожанием восхищение, что отражалось на их бесхитростных, грубых лицах мог только слепой. Чистый, почти детский восторг людей увидевших настоящее чудо. Впрочем, на магута они смотрели почти так же. Прижав к векам большой и указательный пальцы, Август несколько раз сильно надавил на глаза и испустил тяжелый вздох.
Его воины начали относится к этой эту парочке так будто это живые святые. Но почему? Вся заслуга болтуна арбалетчика это один-единственный удачный выстрел. Случайный болт попавший прямиком в ощетинившуюся десятком клыков пасть колдуна-оборотня, того существа, которое Алдия упорно называет человеком. А варварка-северянка? Что она вообще сделала? Завизжала как бешеная и сломя голову бросилась на противника? Разве это повод считать их героями? Но нет, люди, его собственные люди, те, кто дал ему вассальную клятву, превозносят этих двоих, словно сошедшего с небес Стефия победителя тьмы, и Нооку Ромейскую — убийцу демонов… Гаррис уже все уши прожужжал о том, что кровь из носу нужно перекупить контракт обратно. Взять этих двоих на службу в замок. Даже предлагал отдать часть своих, отложенных на старость накоплений… Старый дурак. И чем ему так приглянулись эти двое мошенников? Хотя, он знал в чем дело. Девка. Все дело в этой проклятой девке. Достаточно было один раз глянуть на лицо старого пня, когда Алдия наскоро осмотрев извлеченное из под груды трупов тело громко объявил, что воительница жива, здорова и просто очень крепко спит. Видеть, как Гаррис, верный Гаррис, отпихнув в сторону сипящего и кряхтящего о натуги, пытающегося взвалить огромное покрытое кровью и грязью тело на плечо Ллейдера, завернул девку в свой собственный плащ и потащил ее к фургону. Как тут же со всех сторон потянулись десятки рук и подняв дикарку на плечи, с радостными криками заколотили мечами в щиты. Как Ринькофф крутился рядом, пока арбалетчик обрабатывал ее раны.
«Они просто о тебе забыли. Забыли, кому он служит. Забыли, что такое воля господина. Потому что ты сам распустил своих слуг. Слишком часто проявлял излишнюю мягкость. Слишком редко выказывал свою волю. Принимал неверные решения. Никчемный воин. Никчемный владетель. Никчемный человек.»
Скрипнув зубами, юноша пристукнул по столешнице кулаком. Дерьмо, дерьмо, дерьмо… С этим надо что-то решать. Шутка перестала быть забавной. Необходимо поставить Гарриса перед выбором. Либо послушание и сытая и спокойная жизнь в замке, либо пусть собирает свое барахло и валит на все четыре стороны. Да так он и сделает. Потом. Когда придет время.
В глубине души Август знал, почему именно он злится. Вся кампания стояла под угрозой. Весь план летел кувырком. Бесовы пикты, бесов колдун. Как же не вовремя. Он планировал начать работы уже через месяц, но сейчас, после находки артефакта… Даже если сейчас он умудрится заткнуть рот Алдии, и запретит слугам болтать, это все равно не поможет, слухи все равно просочатся. О произошедшем узнают церковники. И обо всей задумке придется забыть. Все договоренности, сделки, сговоры и торговые оферты просто полетят в тартарары. Некоторые партнеры будут недовольны. Недовольство некоторых партнеров… довольно опасно. Даже для него. Особенно для него, находящегося сейчас посреди дикого нигде и в половине мира от протектората рода. Все, что он теперь мог делать, это сохранять хорошую мину при плохой игре.
«Ты даже этого не сможешь. Любой прочитает тебя как открытую книгу. Ты трус. Жалкий трус, а не владетель. Испугался кучки размалеванных дикарей словно впервые увидавшая мужской уд девчонка. Бросил командование. Чуть не утонул в реке. Ведешь себя хуже последнего серва.»
Заскрипев от злости зубами, Август покачал головой. Да… он испугался. Он урожденный цу Вернстром, сын сорока поколений авантюристов, купцов, военных, исследователей и покорителей неосвоенных земель, перепугался будто девчонка… Когда навстречу им вместо сиволапых, вооруженных косами и вилами, мужиков, из-за частокола выбежало шесть дюжин раскрашенных синей краской бородатых демонов, он не, закричал, не побежал прочь и не сиганул в реку прямо в доспехах, только потому, что от страха его челюсти одеревенели, а ноги превратились в дрожащий кисель. Когда он увидел, как дикари выстраивают стену щитов в его голове воскресли все до единой сплетни и байки, которыми его, чуть больше полугода назад, казалось в другой жизни, потчевал за ужином в своем доме бургомистр Ислева. Рассказы про то, что все лесные имеют в своих жилах изрядную примесь крови пришедших. А потому даже самый мелкий мужчина лесных дикарей достигает семи футов роста и может ударом кулака сбить с ног быка. Про то, что погрязшие в ереси и дикости варвары любят заживо потрошить пленников и заставляли их мерить собственные кишки шагами, про изуродованные, раздавленные между специальных, покрытых богомерзкими знаками, бревен тела, про насаживание несчастных на тонкие колья, разрывание между деревьями и запекание заживо в огромных глиняных горшках, про то, что многие воины пиктов затачивают себе зубы, чтобы было легче рвать сырое мясо. В тот миг все это казалось ему явью. Уже потом, после битвы немного успокоившись и придя в душевное равновесие Август все же преодолев страх заставил себя подойти и посмотреть на трупы вблизи. Дикари оказались нормального роста, в основной массе чуть повыше его дружинников. Да мускулисты и крепки, но при этом донельзя истощены. Большинство из них носили на себе следы плохо залеченных болезней и травм, а их зубы не отличались ничем кроме, редкости и огромного количества гнилых дырок. Обычные, ничем кроме слоя краски на лице да немного раскосых глаз не отличающиеся от уроженцев империи, люди.
Кулаки юноши снова непроизвольно сжались. Обычные люди. Но в тот момент, когда черепаха сшиблась с дикарями они казались ему великанами. Ему повезло. Гаррис зашвырнул его в самый центр строя и ему так и не довелось скрестить с кем нибудь мечи. А еще большим везеньем было то, что мастер изготавливающий его доспехи, предусмотрел довольно длинную пластинчатую юбку. Правда, потом после боя ему пришлось изобразив, предельную усталость, подойти к реке, зайти в по пояс в холодную воду, и дрожа от мгновенно выпившей все тепло тут же пропитавшей одежду влаги несколько минут демонстративно и неторопливо умывать лицо, но зато… Зато он почти избавился от запаха и теперь никто и никогда не узнает его тайны. Его позора. Кроме него самого. Впрочем, всю вторую половину дня юношу не оставляло ощущение, что людям вокруг совершенно не было дела до переживаний их господина. Когда Гаррис нашел подвал…
