Ее тусклые, скучные карие глаза переключились на мои.

— Это была шутка… — она обвела длинным острым ногтем вокруг Хэдли. — Но ты определенно была темой многих разговоров на детской площадке. Подождите, пока я расскажу другим мамам, что ты действительно существуешь.

С меня хватит. Все терпение кончилось. Все светские любезности вылетели в окно. Меньше всего мне хотелось, чтобы вся школа сплетничала о том, что Хэдли — мама Розали. Достаточно было бы одного невоспитанного ребенка и их матери, чтобы изменить мир моей дочери.

Если и когда этот разговор состоится, то не из-за слухов в гребаном детском саду.

— С этого момента, Мэрилин, ты не должна упоминать имя моей семьи ни на детской площадке, ни где-либо еще, — она откинула голову назад.

— Прости?

Хэдли потянула меня за предплечье и прошептала:

— Забудь об этом, Кейвен.

Но я не мог этого оставить: слишком многое было поставлено на карту.

— Ты слышала меня. Не лезь в дела моей семьи. Кто она, для тебя не имеет ни малейшего значения. И, пожалуйста, во что бы то ни стало, беги к своим приспешникам и сообщи им, что я не стану шутить по этому поводу. Если я услышу хоть одно чертово слово о Хэдли или Розали, обещаю, что ни для кого из вас это добром не кончится.

— Ну что ж, тогда, — презрительно фыркнула она, будучи глубоко оскорбленной.

Я не мог сосчитать, на сколько мне было наплевать на фарфоровые чувства Мэрилин.

— Скажи, что ты понимаешь.

Мэрилин поджала губы.

— Я понимаю, что ты очень грубый человек.

— Тогда ты можешь только представить, насколько грубее я могу стать, если ты не прислушаешься к моему предупреждению держать язык за зубами.

Схватив Хэдли за руку, я бросился прочь, увлекая ее за собой. Наглость этой женщины была

поразительной. Я знал, что возненавижу эту чертов садик, с того самого момента, как подъехал к нему, и все машины на парковке были высшего класса. Не хочу сказать, что моя машина не была такой, но я не вырос среди денег, поэтому у меня никогда не возникало чувства превосходства или гордости, которые так часто сопутствует им.

У Мэрилин эти чувства явно были.

Я все еще был в гневе, когда увидел Йена, держащего Розали на бедре посреди прохода. В его глазах мелькнуло беспокойство.

— Все… — он приостановился и посмотрел на наши соединенные руки с Хэдли. — Хорошо?

Хэдли попыталась отдернуть руку, и я приказал себе не мешать ей. Меньше всего нам нужны были слухи о том, что мы состоим в отношениях, которые подливали масла в огонь и без того пылающего поезда сплетен. И все же я не отпустил ее.

Я заставил себя улыбнуться, когда взгляд Розали метнулась в нашу сторону, хотя ее глаза были обращены не ко мне.

— Хэдли!

— Привет.

Забота Йена сменилась неодобрительным хмурым взглядом, когда он поставил

Розали на ноги. Она побежала прямо к Хэдли.

— Ты принесла свою камеру.

Хэдли присела на корточки, потянула за руку, которую я держал, и бросила на меня укоризненный взгляд. Только тогда мне удалось убедить свой упрямый мозг отпустить ее руку.

— Да, — вздохнула она. — Я надеялась, что твой отец позволит мне сфотографировать тебя, когда ты будешь получать награду.

Две пары одинаковых зеленых глаз выжидающе смотрели на меня. От красоты их созерцания я на мгновение потерял дар речи.

За последние несколько месяцев я неоднократно видел их вдвоем, склонившихся над моим обеденным столом, но в этот раз все было по-другому. Ладно, может, не по-другому. Но мой недиагностированный инсульт, который превратил меня в тряпку, заставил ощущать это по-другому.

Мы были на людях. Втроем. Вместе. На такой обычной церемонии награждения моей малышки в конце года. Розали улыбалась.

Хэдли улыбалась.

И если не пар, все еще выходящий из моего организма благодаря надоедливой Мэрилин, я бы тоже улыбался. Все было так комфортно, вплоть до того, что я держал ее за руку.

Боже, что происходит?

— Да. Конечно. Фотографии были бы кстати.

Розали завизжала от восторга и обняла маму за шею.

Черт. Ее мать.

Рано или поздно мне придется рассказать ей, кто Хэдли на самом деле. К счастью, садик скоро распустят на лето, и я решил, что смогу немного сдержать слухи.

У Хэдли оставалось еще три месяца посещений под присмотром, на которые она согласилась, но она дала понять, что никуда не собирается уезжать.

И, как бы это ни было хреново, эта идея мне тоже понравилась.

По звуковой системе раздался женский голос.

— Внимание, родители. Просим всех занять свои места. Все ваши драгоценные малыши должны встретиться со своими учителями в задней части зала. Не волнуйтесь. Мы скоро вернем их обратно. Она захихикала, и хотя это было не так гнусаво, как у Мэрилин, но было близко. Совсем не похоже на гладкий и… Черт. Меня.

— Поцелуй! — заявила Розали и потянула за рукав моего пиджака.

Я наклонился, и она чмокнула меня в щеку.

— Скоро увидимся, когда ты станешь звездой, детка.

— Не забывай о простых людях! — крикнула ей в след Хэдли, когда она побежала к детям, в задней части зрительного зала. Хэдли наблюдала за ней, на ее лице светилась гордость — обычно это была моя работа. И на этот раз я даже не мог разозлиться из-за этого.

Мне нравилось, что она так смотрит на мою малышку.

Мне нравилось, что она никогда не опаздывала на встречу с ней.

Мне нравилось, что она заботилась о том, чтобы прийти в этот чертов детский сад с фотоаппаратом в руках, готовая сделать дюжину снимков, как заботливый родитель.

Все это не компенсировало четырех лет ее отсутствия, но начало было положено.

Возможно, пришло время и мне отпустить эти четыре года.

— Кейвен, можно тебя на пару слов? — огрызнулся Йен.

Я изогнул бровь.

— Есть какой-то разговор?

Он понизил голос до шипения.

— Объясни, какого хрена ты делаешь?

У меня не было сил на этот разговор — и уж точно не с Йеном. Не секрет, что он не был самым большим поклонником Хэдли, и, хотя поговорить с ним и позволить ему быть голосом разума было бы правильным решением, но я выбрал для себя блаженное неведение.

Я толкнул его в грудь, заставляя пересесть на ряд сидений впереди меня.

— Мы должны сесть, пока кто-нибудь не занял наши места.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не спишь с ней.

Несмотря на отрицательный ответ, она была слишком близка для этого разговора. Оглянувшись через плечо, я увидел, что Хэдли все еще улыбается и наблюдает, как класс Розали выходит из комнаты.

— Занимайся своими чертовыми делами.

Его челюсть стала твердой.

— Скажи мне это еще раз. Давай. Скажи, что твоя жизнь и эта маленькая девочка меня не касаются, потому что последние пятнадцать лет — это точно так.

Я подошел достаточно близко, чтобы никто не мог услышать наш разговор в быстро затихающей комнате.

— В чем твоя проблема?

Он рассмеялся без всякого юмора.

— Давай я задам тебе вопрос? Как все прошло, когда ты переспал с ней в прошлый раз?

— Ну, я потерял компьютер, но получил Розали, так что…

— Эй, Кейвен, — позвала Хэдли, и я повернулся к ней лицом точно так же, как это делала Розали, когда тайком брала печенье из кладовки.

— Да?

Она указала большим пальцем за плечо.

— Думаю, я встану сзади, чтобы лучше снять ее на сцене. Можешь присмотреть за моей сумкой с камерой?

— Конечно, — я забрал сумку из ее рук.

Она заправила рыжую прядь за ухо.

— Рада снова видеть тебя, Йен.

— Да. Фантастика, — пробормотал он.

Натянуто улыбнувшись, она поспешила прочь.

Поставив ее сумку на сиденье у прохода, я опустился на кресло рядом с ней. Йен последовал моему примеру с другой стороны.

— Ты хоть помнишь, что было с тобой в первые шесть месяцев, после того как она оставила Розали? Ты был в полном отчаянии, но сейчас ты готов забыть обо всем этом, только чтобы…

— Может, заткнешься? Я не сплю с ней, — ему не нужно знать о снах, вызванных инсультом. Лучший друг или нет, но я не обязан был сообщать ему об этом каждый раз, когда мой член становился твердым. — Я просто добрый. Тебе стоит попробовать. Нравится тебе это или нет, но она будет частью нашей жизнь. Поэтому перестань быть придурком и попробуй узнать ее получше.