Итак, мы праздновали завершение сделки и девятизначный баланс на наших банковских счетах. И я наконец-то был свободен, чтобы потерять себя в прекрасной женщине.

Я передал Веронике шампанское.

— Как ты думаешь, для чего именно я сегодня буду бесполезен?

— Не играй со мной, — улыбаясь, она поднесла бутылку ко рту и сделала глоток.

— Кто играет? — спросил я, абсолютно не стесняясь, скользнув рукой вниз к ее попке.

Она прижалась ко мне.

— Что скажешь, если мы выгоним всех этих людей и вернемся ко мне домой?

— К тебе? Это выглядит как нерациональное использование времени, учитывая, что моя кровать находится в пятнадцати шагах по коридору.

— Твоя квартира — помойка, Кейвен.

Я скривил губы и оглядел свою квартиру.

— А-а-а… Мы действительно называем это помойкой в наши дни?

Ее глаза блестели, когда она смотрела на меня, ее длинные и, скорее всего, накладные ресницы невинно трепетали.

— Вчера? Нет. А сейчас, когда ты богат? Безусловно.

По меркам большинства людей, я был «при деньгах» с тех пор, как «Калейдоскоп» впервые вышел в свет, но я не проводил дома достаточно времени, чтобы оправдать трату огромных денег за квартиру, которая служила бы не более чем гостиничным номером. И я догадывался, что когда твой босс — третий по богатству человек в Америке, моя двухкомнатная квартира, какой бы чистой и просторной она ни была, вероятно, действительно выглядит как помойка.

— Я начну поиски квартиры завтра.

Она усмехнулась.

— Умный мужчина.

Покачав головой, я оторвал от нее свой взгляд и увидел, что к нам направляется Йен. Его высокое худощавое тело пробиралось сквозь болтающих гостей, но его стоические карие глаза были устремлены на меня, и на его лице было выражено неодобрение.

Если я всегда был законченным холостяком, то Йен был немного… ну, скучным. Я любил этого парня, правда. Но если мои выходные проходили в тусовках со светскими львицами, то его — в его доме в пригороде, с книгой в одной руке и, если судить по отсутствию женского общения в последние несколько лет, с членом в другой.

Остановившись перед нами, он засунул руку в карман своих темных брюк и устремил взгляд туда, где красные ногти Вероники возились с пуговицей на моей рубашке.

— Вы двое не теряли времени даром.

— Прошло уже несколько часов с тех пор, как деньги поступили в банк, а мы оба все еще одеты, — я подмигнул Веронике и прижал ее к себе поближе. — Я бы сказал, что это беспринципный пример самообладания.

Йен закатил глаза.

Вероника хихикнула.

А я вздохнул, свободно и легко, как будто это был первый день в моей жизни.

Взяв у меня из рук шампанское, Йен осмотрел этикетку.

— Господи, ты что, пьешь винтажное Dom? Этой бутылкой мы могли бы заплатить за квартиру в колледже.

— Ты что, не слышал? — я наклонился поближе и прошептал: — Теперь мы богаты.

Он не отрывал глаз от бутылки, и на его губах заиграла ухмылка. Да. Он тоже гордился нами.

Он перевел взгляд на меня, и эта едва заметная ухмылка растянулась в полноценную улыбку.

Он поднял бутылку и сделал длинный глоток.

Я разразился хохотом, а моя голова наполнилась кайфом, не имеющим ничего общего с алкоголем.

Все было просто… хорошо.

Жизнь никогда не была для меня легкой. Хаос следовал за мной, как темная туча, нависая и кружась, отбрасывая свою тень повсюду, несмотря на то, насколько ярким должен был казаться путь передо мной.

После того, как я вырос в таких условиях, где счастье было скорее привилегией, чем выбором, я знал, что не стоит верить, что этот момент будет чем-то иным, кроме как мимолетным.

И через секунду вселенная подтвердила мою правоту.

Мое внимание отвлек звонок в дверь. Люди приходили и уходили всю ночь, не утруждая себя такими любезностями, как стук. Я попросил пару, живущую этажом ниже, не вызывать полицию, если будет шумно. Но было всего девять. Все было далеко не так шумно. Особенно если учесть, что Вероника все еще была в одежде.

Эта мысль заставила меня ухмыльнуться, глядя на ее декольте.

— Я открою, — сказал Йен. — Все равно уже ухожу.

— Что? — я вскинул голову. — Ты только что приехал.

— Да, и я уже ухожу. Как бы привлекательно ни звучало наблюдение за тем, как ты надираешься, прежде чем улизнуть в свою спальню, я скорее предпочту, чтобы у меня отвалились уши, чем буду вынужден выслушивать еще одну минуту о хреновых инвестиционных возможностях Брэндона. Предупреждаю, он ждет тебя, чтобы представить комбинацию «доджбол-пивоварня» в Милуоки.

— Это звучит как юридический кошмар.

— Точно мои мысли. Я ухожу, так что твоя работа — сообщить ему эту новость. И клянусь Богом, Кейвен, если утром я проснусь и найду в своей почте макеты логотипов для Fast Ball Brewing, я выслежу тебя и…

— Да-да-да. Может, если подумать, тебе стоит уйти? — я взял шампанское и передал его Веронике, а затем подтолкнул его к двери.

— Сегодня вечером мне предстоит спустить шестьсот миллионов долларов. И меньше всего мне нужен твой голос разума в моей голове.

— Половина, — проворчал он. — Только половина этих денег твоя, придурок.

— Правильно. Верно. Половина. Постараюсь не забывать об этом, когда буду покупать мячи для доджбола.

Он бросил на меня взгляд через плечо, губы дрогнули, выдавая его, пока мы шли к двери.

Был март, но на город обрушилось резкое похолодание, в том числе выпал легкий снег, и ожидалось, что за ночь его станет еще больше. Пока Йен возился с пальто, шарфом и перчатками, я открыл дверь, чтобы посмотреть, кто звонил в звонок.

Беглый осмотр выявил пустую прихожую.

И тогда я услышал звук, который изменил не только всю мою жизнь в настоящем, но и в будущем.

Сначала это было просто кряхтение, но, словно почувствовав мой взгляд, малыш издал резкий крик.

Смятение поразило меня, как молния, отбросив на шаг назад. Опираясь на дверной косяк, я разглядел желтое одеяло с дыркой, достаточной для того, чтобы показать бледно-розовое личико.

— Какого черта? — я оглядел зал, ожидая, что кто-нибудь выскочит и начнет смеяться. Когда никто не заговорил, чтобы произнести реплику, я сделал шаг ближе и повторил. — Что за хрень?

Я был совершенно не в состоянии осознать абсурдность происходящего передо мной.

Конечно, я знал факты.

Это был ребенок.

На пороге моего дома.

Один.

Но в этом уравнении явно отсутствовало «почему».

Йен заглянул через мое плечо.

— Почему у твоей двери лежит ребенок?

— Я понятия не имею, — ответил я, глядя на корчащийся и теперь уже кричащий сверток. — Он был там, когда я открыл дверь.

Йен толкнул меня в бок, чтобы встать рядом со мной. — Ты меня разыгрываешь, да?

— Выглядит так, будто я тебя разыгрываю?

Он перевел взгляд с меня на ребенка, потом обратно.

— Как он сюда попал?

Мы были двумя невероятно умными людьми, которые создали технологическую империю из ничего. Но, очевидно, ребенок был слишком большим испытанием для каждого из нас.

— Я понятия не имею, но предполагаю, что он не поймал такси…

В его глазах мелькнуло понимание. Он двинулся первым, перешагивая через плачущего ребенка, и поспешил по коридору, заглянув за угол возле лифта, прежде чем вернуться один.

За моей спиной продолжалась вечеринка, но даже с открытой дверью громкие разговоры не шли ни в какое сравнение с доносящимися из коридора криками.

Вероника внезапно появилась рядом со мной, ее тело стало твердым, когда она заикаясь произнесла.

— Это… ребенок?

— Отойди, — призвал я, вытягивая руку, чтобы преградить ей путь, как будто младенец собирался внезапно превратиться в бешеного зверя. И, будем откровенны, я ничего не знал о младенцах. Все было возможно.

Йен опустился на колени, подхватив плачущего ребенка. А я тем временем стоял, как ошалевший идиот, парализованный тяжестью, которую еще не понимал.

— Вызовите полицию… — он резко остановился и потянулся к одеялу ребенка. — О, черт, — прошептал он, глядя на меня расширенными, полными паники глазами.