Кали с нашим доктором каждые пол часа выбрасывали в космос хлам с записями экспериментов, моими переводами и просто историями о нас. Все считали это чрезвычайно важным и старались передать как можно больше информации другим людям, боясь, что в любую секунду корабль может самоуничтожиться или мы просмотрели ещё одну более быструю торпеду пауков.

Когда ты на вражеской территории, то надо быть постоянно во внимании. Я летал по коридорам высматривая опасность и патрулируя проходы. Я тут проплывал уже двадцать раз, и каждый раз цеплялся взглядом за хитрое переплетение паутины на стене, даже ощупывал и скрёб когтями, но стена оставалась всего лишь стеной, а в этот раз меня прям припёрло к этому месту. Я снова начал поиски, перецарапывая и пихая итак потревоженные мною ранее стены, но как обычно, ничего не происходило. Сейчас мой взор пал на пол и там я увидел хитро заплетённый контур дырки. Всё было замазано экскрементами рабочих пауков и затоптано. Наверное, на корабле раньше не было невесомости, поэтому испражнения падали на пол и прилипали щедрыми слоями. Этот проход был под таким слоем, что я его сразу и не увидел. Рабочие пауки справляли нужду на ходу, а другие рабочие за ними убирали. Не понимаю, если они рожали сразу взрослых и обученных паучар, то почему нельзя нарожать таких работников, чтобы они сразу срали там, где положено?

Разгрёб приличную территорию и дёрнул на себя. Когда ничего не весишь, всегда перебарщиваешь. Либо приходится несколько раз осторожно дёргать, и тогда на сжатых лапах всем телом бьёшься носом либо, либо дёргаешь с запасом, и тогда отлетаешь, вот как сейчас к потолку, держа обосранную крышку в руках. Отшвырнул выломанный люк и шмыгнул в проход, не забыв выполнить распоряжение командира, что буду докладывать о всех находках. Так и сказал:

— Платон Митрофанович, я дырку нашёл! Я уже засунулся. Докладываю.

— Рэм, вот ты где? — очень скоро раздалось у меня в наушниках, хотя я не успел даже как следует осмотреться.

Меня на удивление быстро нашли. Небольшое помещение рассчитанное, наверное, на их самого главного, может ещё на несколько пауков мы заполнили почти полностью. Я, Иван Иванович, командир, следующая повсюду за нашим доктором Коли и даже Илья ухитрился засунуть в дырку свою любопытную морду, но весь уже не поместился. Перед глазами возникла надпись: «Кладоискатель в стороне врага-1. Там, где другие находят только помёт, вы находите ключ к мировому господству. Для повышения уровня достижения найдите ещё 99 проходов, скрытых помётом». Замотал головой. Как же достали эти дурацкие надписи.Почти круглое помещение было всё исписано паутиной, собственно, первое о чём меня спросили, что здесь написано? Пробежался взглядом, нашёл буквально несколько знакомых слов и по привычке начал читать самого дальнего угла, показывая пальцем, что именно я читаю. Знакомых слов не было, все они читались тяжело и были совершенно непонятны. Я посвистывал, чирикал фальцетом, переходя на самые высокие ноты и кашляя от напряжения, а потом низко утробно рычал и опять уходил на самые высокие звуки. Попадались предлоги, но они совсем не добавляли понимания моему чириканию. В одном из углов, закрытую несколькими тонкими, ничего не значащими нитями, обнаружил надпись, разорвал преграду и потянул когтем за паутинку, демонстрируя свою находку, чтобы руконогие лучше рассмотрели:

— А вот здесь написано «Старт гиперпространственного перехода».

— Рэм! Фу! — заорали все одновременно.

Корабль дёрнуло, навалилась тяжесть как будто ты снова приобрёл вес, только весишь не вниз, а все стороны сразу, а затем всё прекратилось, и мы снова оказались как обычно, ничего не весящими, болтающимися словно рыба в бочонке в небольшом помещении.

— Рэм! Я же сказал фу! — с чего-то вдруг наорал на меня Платон Митрофанович.

— Вы долго кричали, а я быстро дёргал.

— Я же заорал фу, чтобы ты не дёргал, — ещё раз, спокойно и медленно, словно непонятному ребёнку уточнил командир.

— Так ведь я вначале дёрнул, а вы уже потом фу сказали, — теперь и мне пришлось объяснять, словно детям, этим руконогим, что если они чего-то хотят, то надо делать это быстрее.

Платон Митрофанович ничего не сказал, а резко выдохнул. Я даже видел, как облачко от быстрого дыхания выбилось из-под лицевой маски и на мгновение запотело стекло шлема, который через долю секунды снова стал абсолютно прозрачным. Сделал ещё несколько таких сильных выдохов. В ухе, на общем канале раздался встревоженный голос Веры:

— У нас небо пропало! Звёзды как будто бы перемешали, никаких сигналов нет, даже солнечный ветер не фиксируем.

— А эсминец? — встревоженно спросил Иван Иванович.

— Пристыкован, я с него говорю, — сообщила Вера.

Платон Митрофановича резко выдохнул ещё раз и махнул на меня рукой, а всем показал выбираться из помещения. Потом руконогие отключили связь на общем канале и что-то оживлённо обсуждали и кого-то сильно ругали. Я этого не слышал, но интересно, что у них такое случилось и кого они так ругают, что не хотят, чтобы я об этом слышал? Не думаю, что у людей есть от меня секреты, скорее всего обсуждалось что-то очень обидное и не желают меня посвящать в свои скандалы.

— Здравия желаю товарищ Шрам, — и охранник, закованный в штурмовой скафандр сверхвысокой защиты отдал честь мужчине с несколькими рваными отметинами, берущими своё начало на лбу и уходящими на шею.

Пришедший, одетый в чистый аккуратный костюм, не новый, но вполне соответствующий, кивнул в ответ. Охрана не проверяла документов, а знала всех в лицо и по имени. Дело было не в приметных старых ранах, оставивших следы, пересекающих всё лицо и уходящими за воротник идеально наглаженной до хруста белой рубашки, а в том, что тут ходили только свои. Для всех остальных было другое крыло здания и другие кабинеты, куда могли прийти те, кто получил пропуск и пришёл в контору по каким-то нуждам и делам. Расположенный посреди столицы комплекс зданий был виден всем, но доступен только тем, кому положено.

Подойдя к двери, Шрам чисто символически стукнул костяшками пальцев и открыл дверь, поздоровался с миловидной девушкой, которая выполняла функции секретаря. Яков подобрал эту девчонку в детдоме, вырастил и воспитал как собственную дочку и учил как собственного ребёнка, и даже лучше. Милое личико и спортивная фигура девушки в аккуратной белой блузке ничуть не обманывало мужчину в том, что это улыбчивое создание обладало феноменальной реакцией, удивительной памятью и невероятной скоростью с которой могло применить оружие, которого наверняка вокруг её рабочего места было спрятано немало. Но он свой и его прекрасно и в этом кабинете знали в лицо.

— Здравствуйте товарищ Шрам! Заходите, Яков Семёнович вас ждёт, — улыбнулась прелестница, привычно пройдясь глазами по фигуре гостя, пытаясь обнаружить какие-нибудь укрытые под одежды предметы, представляющие опасность для её обожаемого воспитателя, учителя и по совместительству приёмного родителя.

По паспорту Шрама звали по-другому, но когда много лет назад открылся первый виртуальный мир, вернее настоящий, но созданный по игровым законам, то его перевели руководить этим проектом. Он так сжился со своими отметинами на лице, что они отразились на его аватаре и новый куратор проекта даже не удивился, когда над его игровым телом засветилось имя Шрам. За это время он так к нему привык и приучил окружающих, что, когда на вокзале пару дней назад на спецконтроле, где он обычно сдавал оружие, его попросили представиться, он не задумываясь ответил: «Шрам». Ему самому потребовалось несколько секунд чтобы сообразить, что от него хотят услышать то имя, что было записано у него удостоверении, а не имя его игрового аватара.

Яков Семёнович встретил своего подчинённого и любимого ученика посреди кабинета, улыбаясь и по-отечески приобняв, и похлопав по спине. Они общались раз в несколько дней, но виделись лично в этом кабинете больше года назад. Хозяин кабинета указал на стол, где стояла чашка кофе для гостя и чашка чая в подстаканнике с гербом для себя.