— Я и не думала, — смущённо сказала Елена, не понимая, что надо говорить в таких ситуациях.

— Да, ладно. Шучу. Но пока я хотел бы тебе помочь, просто не знаю каким способом. Да, дай руку.

Елена протянула, а Рулз, словно в детской игре ткнул указательным пальцем в ладонь и засмеялся. На ладони загорелся, пробив тело уколами тысяч иголок, а потом через секунду превратившись в маленький шрам, странный ни на что не похожий знак, словно арабскую, корейскую и кириллическую письменности свалили в кучу, всё это перемешали и разложили по кругу слоями.

— Это что?

— Это благословление, только у всех оно работает по-разному, ещё это пропуск в храм, удостоверение личности и ещё куча всего. Сама разбирайся, и мне расскажешь. Всегда интересно как эти штуковины себя ведут. Очень надеюсь, что тебе это поможет, и защитит. Очень надеюсь, что когда придёт время, ты вспомнишь о своём спортивном приёмном дедушке.

Рулз рассмеялся. Елену смущало такое панибратское отношение, и она не знала, как себя вести. Она была готова увидеть здесь кого угодно, но тёплый приём и смешливое поведение грозного Бога, с полотенцем на шее и в майке-алкашке, о котором все за этой дверью говорили полушёпотом и с придыханием, водило в ступор. Её никто ни о чём не предупреждал.

— Ну раз тебе больше ничего не надо и совсем ничего не интересно, — улыбнулся мужчина, — тогда у меня и ещё сегодня плавание, конная езда, стрельба из лука, кёрлинг, кёкусинкай, квадратлон — и выудил из небольшого ящика пару бутылок с газировкой.

Одну протянул Елене:

— Держи. Это настоящие. Я такую могу создать, но та, которая приходит из ваших миров чем-то всё равно неуловимым отличается. Так и не разобрался в чём здесь смысл. Наверное, есть что-то, чего даже богам недоступно. У нас сейчас куча предметов из разных миров сюда валяться, только и успеваешь находить и конфисковывать, особенно книги. Да, в книгах много чего хорошего и умного, но попади они не в то время не в те руки. Да, много всего и такого… Ладно, мне некогда, ещё и пробежка послеобеденная и… — и силуэт Рулза растворился в пространстве, прежде чем Елена что-то сообразила ответить.

Девушка задумчиво стояла посреди опустевшего зала, свинтила пробку с бутылки, сделала несколько глотков. Газировка как газировка, такая же точно, как стояла в громадных холодильниках дата-центра — сахар, кислота, ароматизаторы и энергетики. Перед глазами на краю зрения мелькнуло несколько полосок разного цвета.Красная, белая, зелёная, синяя и ещё больше десятка столбиков показались всего на мгновение, а белая, синяя, красная и чёрная резко скакнули вверх. Странно. Елена постояла ещё немного пытаясь уловить угол зрения, чтобы рассмотреть картинку ещё раз, но зрение было обычным и ни какими посторонними предметами не загромождалось.

Сделала ещё один глоток. Белая, синяя, красная и чёрная прыгнули выше других и флуоресцентно-зелёная проклюнулась на пустом месте. Пить не хотелось, но она игрок и Альфа тестер, а вероятность нового мира, сумасшедшего дома или не плановой переброски в новую игру была одинакова, поэтому она выпила залпом газировку, выданную божеством. Допив напиток, несколько раз выдохнув углекислоту, рвущуюся из желудка. Полоски прыгнули ещё раз, а яркая флуоресцентная стала плоским прямоугольником.

Створки тяжёлой массивной двери с этой стороны, обшитой дешёвым белым пластиком, а с той стороны изрезанные диковинными узорами пыток, истязаний, кровавых побоищ и сцен изощрённых казней открылись. Делая мелкие преданные шажки, к Елене подошёл сгорбившийся мужчина, а за дверью, кивая словно китайский болванчик, стояла девушка, преданно смотрящая в глаза Елене.

— Высшая жрица, высшая жрица, пойдёмте, пойдёмте, не надо столько находиться в опочивальне нашего господина, — сгорбившийся жрец всем своим видом показал, что девушке нужно как можно быстрее покинуть помещение.

Пройдя шагов сто по туннелю за парой жрецов, всем своим видом показывающих причастность к великому, и демонстрируя свою ничтожность в логове самого Рулза, девушка увидела знакомую фигуру. Её ждал стоящий прямо без всякого пиетета перед местом, где находится ухмыляющийся Теллем. Остановив сопровождающих жестом, он взял Елену под руку и с улыбающимся, вытянутым от интереса лицом спросил:

— Ну что? Давай, рассказывай.

Елена показала ладонь. Словно повинуясь её желанию раскрыться, шрам засветился хитрым переплетённым и ни на что не похожим знаком из множества букв.

— Отлично! А как выглядел?

Лена непонимающе посмотрела.

— Давай, рассказывай. Ну как ты его видела, где были, что делали, — допытывался маг. — Он выбирает какой-нибудь удобный тебе образ, которым тебе будет приятно или удобно общаться. У меня, например, была полностью не одетая девица, совсем не одетая, на громадных каблуках расхаживала по залу охотничьего домика, хотя вру, на ней шляпа была, с пером, но я на голову почти не смотрел, запамятовал. За время разговора несколько раз садилась на колени, а знак у меня на позвоночнике, чуть ниже шеи, именно туда меня поцеловали, — и Теллем хлопнул себя ладонью по горбу. — Она меня тогда вином угощала. Напился дико, уже не помню, что говорил. Меня тогда жрецы с оханьем оттуда в полумёртвом состоянии выносили. Так нервничали, чтобы живым до кровати дотащить, сам я ходить уже не мог. Ты давай, рассказывай!

Такого расклада Елена и предположить не могла.Всё было настолько лаконично, понятно и точно в мелочах, что даже и подумать не могла что спортивный зал и тренированный мужчина — поддельные.

— У меня он был спортивный мужчина лет пятидесяти, в тренировочных шортах и майке. Он грушу бил, со мной ни о чём особом не говорил, а потом, сославшись на то что у него ещё тренировка по плаванию, кёкусинкай, квадратлону и конному спорту взял и растворился.

Теллем заржал, приобнял Елену и вытирая рукой выступающие слёзы сказал:

— По Крилонскому мячу у него соревнования. Это такой вид спорта, почти религия. У них какой-то безрукий что-то куда-то важное нёс и долго бежал, а ценное имущество в зубах тащил. Там всё заморочено, но самый главный вид спорта — это бег с мячом в зубах. Мяч здоровенный, с метр, наверное, а серьёзно на столько, что проводятся чемпионаты, а лучшие бегуны с мячом в зубах — национальные герои не меньше, чем герои войны. Памятники по всей планете стоят — человек держащий метровый мяч в зубах в полный рост. Рулз божество и никаким плаванием заниматься не будет, а показывает то, что удобно. Ты, Лена, ещё совсем ребёнок, вот и показали тебе доброго дедушку, крепкого, основательного, на которого можно положиться, пожаловаться, и на коленях посидеть поплакаться без всякого там подтекста, а если что и соседским хулиганам может вломить, несмотря на то что они тоже в спортзал ходят. С чего ты решила, что Рулз имя мужское? У меня Рулз была девица с меня ростом, совсем голая, на высоченных каблуках и такими формами, что так сразу и не обхватишь. А что говорил?

— А разве рассказывать можно?

— Не знаю. Если что-то совсем уникальное или интимное, не говори, а если что-нибудь такое, то сама решай. Меня об этом никто не спрашивал, но и таких как мы в этом храме, наверное, больше нет, а неписям и в голову не придёт что-то такое спрашивать. Они живые, настоящие, но ведут себя как будто в игрушке находятся. Мне, моя голая Рулз сказала, что я дома, скоро привыкну и могу смело заводить подружку для жизни, но жениться не обязательно, мне и так всё дадут. Говорили много, но смысл такой. Я и вправду прижился и никуда не собираюсь, да и с подружками тоже всё нормально.

— А мне сказал, что я никогда не буду его дочерью, а всегда буду любимой, талантливой падчерицей.

Теллем сбросил смешливая выражение лица и посмотрел на девушку внимательным взглядом:

— А вот это интересно. И тебя одарили высшим дарующим благословением и сделали высшей жрицей, зная, что ты не будешь в его пастве?

— Это плохо?

— Это странно. Тут не медалью генерала соседнего государства наградить, за большие заслуги — это сила, это реальная сила, просто тебе надо самой разобраться, у каждого этот знак по-разному действует. Да, странно, при этом Рулз знает, что ты с ним вечно не будешь и даёт такие возможности. Знаешь девочка, — серьёзным тоном произнёс её друг, — я тут теперь живу и баб могу менять и жениться не обязательно и, наверное, я могу рассказывать, а вот тебе об этом говорить совсем необязательно. Даже если вдруг я сам заведу этот разговор, больше этого никогда не повторяй.