Прошло какое-то количество времени, и Морозов говорит: «Ну ты как, заканчиваешь?». В ответ я сообщил, что с того самого разговора все забросил. — «Нет, нет, нет! Давай быстро доделывай свой вариант. Делай поярче, побольше цветов, зеленый с красным…» В результате этот диск все считают отлично оформленным, а покойный барабанщик группы «Nazareth» Даррелл Свит, которому я подарил «арийский» концертник, так просто «перся» от него. Кстати, на Западе мало кто может позволить себе столь дорогое издание, к тому же укомплектованное не только толстенным буклетом, но и плакатом группы. По-моему, только у «Iron Maiden» есть нечто подобное, и то их вариант менее роскошный. Поэтому во всех рецензиях на альбом, которые я читал, отмечалось оформление. Ведь по музыке — это традиционный концертный альбом, на котором к тому же нет ни одной новой песни. Зато туча новых фотографий, а для фанатов это крайне необходимо. А как разрулилась ситуация с этой дурацкой печатью, я не знаю, да и, если честно, не хочу знать…

Лицевую обложку следующего альбома «Ария» предложила оформить художнику фирмы, изготовляющей «арийские» майки. В результате на «Генераторе Зла» появился монах или отшельник, видимо это старая идея Холстинина или Пушкиной. Дизайн буклета делал компьютерщик Паша Семенов, до того работавший со мной над большинством «арийских» обложек. И делал он буклет на основе моего серийного дизайна.

Почти параллельно делались еще два диска. Сольник Дубинина и Холстинина «АвАрия» рисовал один из лучших портретистов и карикатуристов, вообще прекрасный художник — Владимир Волегов. Он сделал нестандартную шаржевую обложку, в которой прослеживается явная похожесть на реально существующих персонажей. Второй сольник — альбом Кипелова и бывшего «арийца» Маврина «Смутное Время» — я оформил в традиционной хардовой стилистике. При этом я «поженил» две идеи: с одной стороны, вынес на обложку фотографии Валеры и Сергея, с другой — поместил их на полностью вручную нарисованный фон. По-моему, получилось весьма достойно.

Кстати, первый выпуск альбома «Смутное Время» оказался «пиратским» и состоялся за неделю до выхода настоящего альбома. Пираты где-то смогли раздобыть запись, а обложкой стала пересканированная фотография группы «Ария» из альбома «Сделано В России».

— Маврин говорил, что «Смутное Время» продавалось чуть ли не лучше «Арии».

— Альбом продавался неплохо, но все же похуже, чем «арийские» пластинки. «АвАрия» уходила еще медленнее, но она вышла позже «Смутного Времени», что не пошло на пользу продажам. Кстати, сообщу тебе забавный факт. Однажды, во время оформления пластинки Киркорова, мы сидели с Филиппом, и я предложил ему исполнить одну из песен с альбома «АвАрия». Для этого я просто поставил ему песню «Ужас И Страх», и говорю: «Филипп, это абсолютно твоя песня, больше того — я даже вижу клип, который можно на нее снять». Он послушал, песня ему понравилась, и мне даже удалось договориться с авторами — Дубининым и Пушкиной — о том, чтобы они «отдали» песню Киркорову… К сожалению, именно в тот момент у Филиппа появился новый директор, который одновременно считал себя композитором. Поэтому песни со стороны перестали просачиваться в репертуар Киркорова, а жаль — мог получиться уникальный хард-попсовый замес. Хотя, чем черт не шутит, может, эта песня когда-нибудь еще прозвучит в исполнении Киркорова…

Следующим компакт-диском стал двойной сборник «Лучшие Песни». С обложкой связана следующая смешная история. Дело в том, что картинку, ставшую его обложкой, я рисовал для майки.

— Позволь, но это же тот самый демонический лик, что изображен на стене темницы в «Ночь Короче Дня»!.. Кстати, а кто выбирал песни для сборника «Лучшие Песни»?

— Как бы это тебе ни показалось странным, но «Лучшие Песни» выбирал сам Морозов, что является беспрецедентным фактом. Обычно подбором репертуара для сборника занимается продюсер данного компакт-диска. А по поводу принципа, который использовался при подборе вещей для этого «арийского» сборника, я скажу следующее. Песни, желательно, не должны были «пересекаться» со сборником из серии «Легенды Русского Рока», при этом они должны были быть, по возможности, более хитовыми. По-моему, двойной сборник «Лучшие Песни», по большому счету, «сложился». А если в двух словах'упомянуть сборник «Легенды Русского Рока» (продюсером всей серии являлся лично я), то на тот диск песни отбирал Холстинин. Правда утверждали подборку мы с Морозовым, но составлял ее Володя. Кстати, он сам написал историю группы в буклет и составил «арийское» генеалогическое древо. Причем я предлагал Холстинину, чтобы статью про «Арию» написала Пушкина, но он ответил: «У нее однобокий взгляд». Предложенного позже Грачева он тоже отмел. Кстати, подобная практика самоличного написания статьи о себе в буклет для серии «Легенды Русского Рока» является крайне редким случаем. Больше того, одним из принципов «Легенд» является следующий постулат: группа о себе не пишет (так как написать о себе объективно, по большому счету, невозможно). Во всей серии, на сегодняшний день включающей уже 24 компакт-диска, было всего два исключения, когда герои писали сами о себе: диск Градского и случай с «Арией». В остальных случаях статьи были написаны профессиональными журналистами. Но вернемся к альбому «Лучшие Песни».

По просьбе фирмы «Spika», выпускающей «арийские» майки, я нарисовал некую картинку. Она, в общем-то, понравилась группе, однако на майку, по неизвестным мне причинам, не попала. После этого она с полгода валялась у меня бесхозной, как вдруг — в обычных для подобных случаев обстоятельствах суеты — потребовалось срочно оформить «горящий» сборник «Арии». Тогда-то я и предложил уже готовую, «маечную», картинку. Все согласились, обложка уже была сделана, я привез показать ее Рите Пушкиной, и вдруг она заявляет: «Почему у монстра во лбу перевернутая звезда? Это сатанизм, я — против!». На это я отвечаю: «Но у вас же и на альбоме «Кровь За Кровь» присутствует перевернутая звезда, и вы все считаете это нормальным». — «Нет, на «Генераторе Зла» нужна обычная звезда. А это — пентаграмма…» Я резонно отвечаю: «По-моему, здесь дело совершенно не в звезде. Для полноты пентаграммы необходимо, чтобы звезда была в кружочке. А перевернутая она или нет — ничего не меняется. Впрочем, если вы хотите, я готов ее перевернуть так, как вам заблагорассудится». Звоню Холсту, чтобы узнать его мнение, и он мне говорит: «Нет, нам надо перевернутую звезду! Это добавит провокации и ажиотажа, а значит и интереса». На все это я сказал: «Мне все равно, как делать. Вы, главное, решите это между собой, а я поверну так, как вы скажете». В общем, в результате вовлечения в спор Кипелова и Дубинина, Манякина и Терентьева, а также друзей и домочадцев, составился общий фронт противодействия Холсту. В итоге было определено, что звезда будет обычная, комсомольская, как на кремлевских башнях. Я сделал именно так, и благополучно забыл про эту историю. И вдруг, через некоторое время, мне звонит взбудораженная Пушкина и говорит: «Мне позвонил Холстинин. Он видел в продаже диск, на котором звезда все-таки перевернутая!». В общем, Рита начинала уже видеть в этом очередную интригу, и несколько успокоили ее только мои слова: «Анатольевна, я лично ее перевернул! И если она сама перевернулась обратно, то это точно происки дьявола». В результате звезда оказалась, естественно, обычной. А вся история, согласись, довольно смешная…

И еще я хочу рассказать одну историю, абсолютно не связанную с оформлением пластинок. Когда был самый первый путч, во время которого запретили все митинги и собрания, я, естественно, поперся к Белому Дому. И первый, кого я увидел, выйдя из метро «Баррикадная», был Виталик Дубинин, который, как и я, пришел защищать Ельцина. Итак, мы с ним пришли на площадь, как вдруг на трибуну вылез оратор и стал толкать пламенную речь. В это время Дубинин размышляет вслух: «Да, колонки — так себе. Звук отстроен отвратительно, да еще и ревер бубнит. Что за дилетанты? А ведь здесь аппаратуры «немерено». Ну посадите вы за пульт правильного человека!». На сцене разглагольствует оратор, рядом стоит, прикрываемый бронежилетами и телами других, Ельцин, а рядом со мной стоит старый профессионал шоу-бизнеса в лице Дубинина и воспринимает все события сквозь аппаратурно-звуковую призму. А в это время этот дядька на сцене начинает скандировать: «Елъ-цин, Ельцин!». Вся толпа дружно подхватывает и начинает ритмично повторять: «Ель-цин, Елъ-цин!». Но вся беда заключается в том, что у оратора на трибуне чувство ритма отсутствует напрочь. Короче, он начинает убыстряться, и полностью сбивает общий ритм. В результате дружное скандирование превращается в невнятный шум. Дубинин говорит: «Господи! Ну как же можно было выпускать такого козла? Ну взяли бы профессионала, того же Минаева или другого диск-жокея, который завел бы всю эту публику…». К чему я все это вспомнил? Да только лишь для того, чтобы показать, что настоящие музыканты всегда живут абсолютно в своем индивидуальном мире, и мерить их общими мерками просто невозможно…