Надо сказать, что на этот концерт пришел Стае Намин, чтобы смотреть Львова. И когда он увидел нас и узнал, что мы уходим от Векштейна, он в ту же ночь пригласил меня и Игоря Молчанова к себе домой. И мы поехали к нему — пикантность ситуации усугублялась тем, что жил Намин на одной лестничной площадке с Векштейном. И всю ночь мы вели со Стасом переговоры, во время которых он, в частности, сообщил нам, что у него есть договоренность с известнейшим американским продюсером Догом МакГи. Тому нужна была русская группа, которую он собирался тусовать в Америке, и Намин предложил эту роль нам. Он сообщил, как все это будет выглядеть, то есть рассказал об этом проекте все, что мог сказать. Несмотря на то, что общение продолжалось всю ночь, мы с Игорем отказались от намин-ского варианта.

— Почему?

— Юношам свойственно желание самим определить свою судьбу. Стоило ли уходить от Векштейна, где все уже есть, для того чтобы теперь попасть в такую же зависимость от Намина? Надо сказать, что наши последние концерты в «Арии» выглядели странным образом. Сцена мысленно была разделена на две половины: мы не заходили на правую половину, принадлежавшую Холстинину, а он не появлялся на левой стороне, где работали мы с Аликом. Это глупая ситуация, но мы так выступали довольно длительное время. Поэтому мы спокойно могли остаться у Векштейна, где все уже было сделано, и купаться в успехе. Какой смысл идти к другому начальнику, который через какое-то время будет так же душить. Кстати, Намин обалдел от нашего отказа: «Вы что — сумасшедшие? Я вам предлагаю Америку, серьезное дело, мотели и все подобное». Мы сказали: «Стае, извини, какой нам смысл менять шило на мыло?». Мне не нужна была Америка, потому что я туда никогда не стремился. Мы с Аликом были сейшеновыми людьми, похожими в самом главном: нам нужно было, чтобы никто не мешал нам «мочить» так, как хотели мы сами. И с этой точки зрения, Валера Гольденберг был для нас оптимальным вариантом. Когда я пришел к нему, то сказал: «Валера, только в творчество не лезь!». И он стопроцентно откровенно ответил: «Да мне это вообще не нужно. Я бизнесмен, мне нужны деньги. Если ваша музыка продается, играйте ее, а я обеспечу всю организационную часть». И он действительно дал нам колоссальные возможности. Мы первыми из всех групп получали огромные деньги, он «заряжал» большое количество концертов — в общем, административная сторона была на высоте. Но вернемся к моменту нашего ухода из «Арии». Мы приехали к Векштейну с заявлениями. Виктор Яковлевич оказался на редкость доброжелательным и нормальным человеком. Он не стал выстраивать стену между нами, он просто спокойно с нами поговорил. Там ведь были еще и другие причины нашего ухода в лице Тони Жмаковой. Мы больше не могли и не хотели ей аккомпанировать.

— А разве к моменту вашего ухода из «Арии» у Жмаковой еще не было собственного аккомпанирующего ансамбля?

— Нет, это все было потом. Можно сказать, что наш уход очень помог Володе Холстинину, которого уже больше не душили исполнением «жмаковских» песен. После нашего ухода Виктор Яковлевич понял, что и Володя может напрячься… В общем, Векштейн подписал наши заявления об уходе, хотя сказал: «Если вы передумаете, это всегда можно обсудить». Кстати, уйдя от Векштейна, мы налетели еще на одну проблему. Ведь, пока мы играли в «Арии», мы продали все наши инструменты. Там они нам были абсолютно не нужны — ведь мы играли на всем государственном. И это притом, что играли мы на самой крутой, по российским меркам, аппаратуре. Гольденберг, в отличие от Векштейна, никакой аппаратуры не имел и не содержал. Он вообще сказал: «Это — не моя проблема», и был, по большому счету, прав. Нам пришлось репетировать в жутчайших условиях, где-то в Кунцево, вместе с группой «Лотос». Пришлось искать самопальные гитары, и так далее. Но мы были настолько упертыми, что все это прошли. Мы так хотели играть, что любая проблема не могла стать помехой.

— Но как вы собирались решить свою основную, можно даже сказать единственную, проблему с вокалистом?

— Больше всего нам хотелось уйти и играть свою музыку, а потом бы мы решили любую проблему. Кстати, когда мы ушли, в прессе началась кампания против нас. Сейчас я могу спокойно говорить об этом, а тогда это было крайне неприятно. Больше других «отличился» главный «музыковед» «Московского Комсомольца» Дмитрий Шавырин, близкий знакомый Векштейна, да и некоторые другие средства информации, вроде «Хит-парада Александра Градского», вторили. Повсюду стали крутить мою песню «Воля И Разум», она стала занимать верхние строчки в хит-параде «Московского Комсомольца», и везде указывалось, что это песня группы «Ария». Я позвонил Градскому, говорю ему: «Извини, но «Воля И Разум» — моя песня. Всегда указывают автора и композитора песни, а ты приписываешь ее «Арии»…». А он с Векштейном был в друзьях, короче: практически послал меня. Все это было ужасно обидно, да и Гольденберг сказал: «Разбирайтесь сами…». Тогда я набрался смелости и позвонил Виктору Яковлевичу Векштей-ну— Все-таки он был очень достойный человек. Если сказать честно, если бы не он, «Ария» никогда бы не выдержала того удара. Ну да ладно. В общем, я сказал ему следующее: «Виктор Яковлевич, поскольку мы. ушли, поскольку вы сказали, что мы сумасшедшие, у меня к вам есть просьба. Пожалуйста, вы можете устроить, чтобы лично мои песни, которые я написал, ваш коллектив не исполнял?». Он сказал: «Я даю тебе честное слово, что никогда твои песни группа «Ария» исполнять не будет!».

— Странно. Вы с Грановским с какого-то момента начали двигаться так согласованно, как два корпуса катамарана. Почему же ты попросил не играть твои песни, а Грановский этого не сделал?

— Видишь ли, в чем дело, я же не Алик. Я звонил по поводу того, что касалось именно меня. Тем более что первые места хитпарадов занимали мои песни. Мне было просто по-мальчишески обидно. Я написал, а меня отодвинули в сторону. Кстати, я точно знаю, что после данного мне Векштейном обещания «Ария» моих песен не играла. Хотя публика на каждом концерте требовала «Волю И Разум» и некоторые другие песни. Честь и хвала Виктору Яковлевичу, я таких людей очень уважаю. Как ему ни было трудно, он не стал меня обманывать.

Теперь, что касается вокалиста. Вся проблема заключалась в том, что Гольденберг сразу после начала нашего сотрудничества «заделал» гастроли на 30 или 40 городов. Это был тур сразу на месяц, причем за большие деньги. Все проблемы решались моментально. Нужно два трейлера аппаратуры? Пожалуйста. Нужен свет? И у нас был самый лучший. Нужен подиум? Нужен бархатный задник? Все вам будет, вы только будьте готовы работать! А у нас проблема: нет вокалиста. Ну и нашли мы тогда Сашу Арзамаскова, который репетировал в проекте Сергея Потемкина. Такой мужичок неказистого вида, но пел отлично. На прослушивании спел вначале несколько вещей Ко-вердейла, потом что-то из Эмерсона. Я думаю: «Вот это да!». А когда стали играть наши песни, ему было очень тяжело. У Кипелова — высокий голос, у Арзамаскова — низкий. И буквально через несколько репетиций он сорвал голос. Нам об этом он ничего не говорил, потому что боялся потерять место в группе. Кроме этого — об этом он тоже не говорил, а мы только потом узнали — Саше в тот момент негде было жить, и он ночевал чуть ли не в подъездах. Стояла зима, и он, естественно, простудился. И в этот-то момент мы выезжаем на гастроли, где у него начались проблемы с вокалом. В конечном итоге на концерте в Воронеже у него пошла горлом кровь. Утром мы сели в машину и поехали в больницу, где узнали, что ему не то что петь, а говорить-то нельзя. Но нам нужно было работать концерты в Москве, где была заряжена целая серия выступлений во дворце «Крылья Советов». Снять эти концерты было невозможно. Правда Голь-денберг отвез его в баню, на специальный массаж, но все это не помогло. В конечном итоге концерты прошли ужасно, это было настоящее ощущение позора. Представь, классно звучит музыка, световые эффекты работают на высочайшем уровне, сейчас должна начаться вокальная партия и… пустота. Было ужасно жалко Сашу, но это стало настоящим уроком. Мы поняли, что лучше отказаться от гастролей, чем терять репутацию группы. В конце концов, как ни прискорбно, с Сашей Арзамасковым мы расстались. Гольденберг тогда сказал: «Решайте вопрос с вокалистом, мне нужна стопроцентно работоспособная группа». И мы стали подбирать вокалиста. К нам пришел некий Гоша Корнеев, отработал два концерта, и с ним произошло то же самое. И только потом появился Миша Серышев. Он был человеком из попсовой тусовки, но с первого же раза точно спел все высокие партии Кипелова. Это давало возможность работать, и мы взяли его. Он идеально отработал все гастроли, а потом мы засели в студию записывать первый альбом «Мастера». Там присутствовали уже более трэшевые композиции, и в них Миша ну никак не вписывался. Пришлось поставить вопрос ребром: либо Миша поет так, как надо, а точнее — «рычит», либо мы меняем вокалиста. В итоге Миша стал «рычать». Ну, дальше идет уже сугубо история «Мастера», которая в книге про «Арию» просто неинтересна. А с «Арией» у нас впоследствии были прекрасные отношения. Первая наша встреча с «Арией» на одной сцене состоялась на фестивале «Монстры Рока» в Череповце. Мы там очень хорошо отыграли, «Мастер» тогда действительно был в форме. И, главное, у нас не было никакого соперничества: кто лучше, кто хуже. Просто одна группа была «Арией», а другая — «Мастером». Можно считать, что вот так мирно вся эпопея и закончилась…