Война между тем продолжилась, изменившись лишь только в том, что роли диаметрально поменялись: теперь сторона Арманьяка- как потерпевшая поражение- попряталась по замкам и крепостям, а другая, противная-воспользовавшись предоставленным простором, развернулась от всей души, грабя деревни и бастиды,- на крупные города граф Гастон пока не замахивался. Да и зачем? Ведь так возможно и отхватить, получая ненужные осложнения в итак уже по сути выигранной войне. Кусок бы, случайно откусанный, прожевать. Все его планы на эту зимнюю компанию не распространялись далее желания хорошо пощипать противную сторону, защищая от аналогичного свои недавние приобретения,- а тут вон как вышло. И, если бы сейчас предложили мир, уверен- он не отказался. Но в том то и дело, что взявший на себя командование после пленения графа Арманьяка его сын и наследник, ещё на что-то надеявшийся, мириться отказался, и более того- начал собирать новую армию. Правда, пока не очень удачно: наёмники с определённым скепсисом смотрели на кондотту с проигрывающей стороной, а собственные ресурсы- вдруг, и после недавнего события- оказались не столь уж и боеспособны. И пытаться устроить реванш с наличествующими силами пока не стоило и мечтать.
Вследствие этих событий, и не ощущая реального сопротивления, рутьеры перешли к обычному для себя ведению боевых действий: вновь занялось зарево над деревенскими крышами, закричали пытаемые о наличии захоронок обыватели- над Югом Франции понеслись четыре всадника Апокалипсиса. В этих условиях, среди прочих подобных выделялся наш отряд, не оставляющий после себя пожарищ, и страдавший, по мнению членов других отрядов, излишним чистоплюйством. Были разговоры с другими командирами, с нашим капитаном, убеждавшими меня не маяться хернёй, и быть как все. Но все их доводы пропали втуне, разбившись о моё нежелание уступать в данном вопросе: было желание остаться человеком, не превращаясь окончательно в живодёра; но присутствовал и интерес- а возможно ли как-то повлиять на эту реальность, изменив её- хотя бы и в такой малости.
Шли разговоры и внутри отряда, узнаваемые мной по докладам Марка: я как-то подумывал по примеру Суворова подсесть к солдатскому костру, отведать из их рациона, обсудить насущные проблемы, но был удержан своим заместителем в категоричной форме от подобного шага. По его словам, это бы точно не подняло мой авторитет в отряде, а наоборот- уронило, и, причём, бесповоротно. После такого моего выступления последовал бы неминуемый распад отряда, ибо не может вельможа опуститься до уровня простецов- обратное бы послужило свидетельством моей неадекватности и недалёкого ума. И выполнять- и без того-странные для местных вояк распоряжения- отказались бы. Опять же- всё это по словам Марка,- но кому мне ещё верить?
Так и шли мы от одного населённого пункта Родеза к другому, рассыпавшись на относительно небольшие отряды. Бывало, что кое-где у местных феодалов взыграло ретивое, и они пытались дать отпор- почти повсеместно жёстко подавляемый, но, в основном, сидели за высокими крепостными стенами и с ненавистью наблюдали за развлечениями рутьеров. Военные авторитеты- такие, на манер наших диванных, и здесь имеются- считают подобный удар по экономике противника наиболее действенным, а простые солдаты, обогащавшиеся при этом, поддерживали эдакие методы войны обеими руками. И в этой ситуации крайними оставались лишь мирные жители, но их мнение никто не спрашивал…
Разграбление графства Родез продолжалось всю зиму. Граф де Фуа уже к январю укатил в Ортез- считать золотые кругляши, и рутьеры плотно оккупировав территорию, перешли к банальному рэкету. Как и прочие, наш капитан, в стремлении побыстрее набить свою мошну, в полной мере воспользовался предоставленной свободой действий: требуя плату за проход и проезд, перекрыл все перекрёстки, а также обложил данью лежащие в ближайшей доступности деревни и городки. И не было человека в округе, который- под страхом смерти- был бы не должен нашему капитану. Так проходили дни…вплоть до марта месяца, когда закончилась наша кондотта. Но ещё ранее до нас дошли слухи о каких-то переговорах между графом де Фуа и исполняющем обязанности- на время вынужденного пребывания его отца “на нарах”- графа Арманьяка. Конкретное содержание нам, естественно, докладывать никто не спешил, но рутьеры не без оснований полагали, что дело движется к миру. И если это так, то продлевать нашу кондотту очевидно не будут, что ставил перед нами новые задачи по поиску возможностей приложения наших умений. В том, что эти поиски не затянутся- я не сомневался. Чего-чего, но вот желающих решить вопрос силовым способом, всегда, в любые времена, было предостаточно.
Заканчивающая кондотта освобождала меня и от формальных обязательств перед капитаном, и в общем- перед компанией. Мы ещё не отделились окончательно, расположившись чуть наособицу, и слово “прощай!”- сказано не было, но лично для себя- я определился. И, решив, что пришло время действовать, пригласил на разговор костяк своего отряда, состоящий из латников и командиров младшего звена. Одиннадцать человек расположились, рассевшись на брёвнах под развесистыми ветвями на живописном берегу небольшого водоёма. Чувствовалась подступающая весна, дурманя запахом разноцветья, оглушая криками птиц, на водной глади ведущих “лебединые” танцы. Это влияло и на людей: стали чуть веселей, чуть разговорчивей, чуть шальнее глаза… В такое бы время бы любимую девушку выгуливать, провожая закаты и встречая восходы, но не всегда судьба идёт нам навстречу- иногда таранит на манер локомотива. А мы- нередко- передаём свою боль дальше- по цепочке, и бывает- совершив круг, она возвращается в совершенно непредставимых сочетаниях. Но всё это лирика. Прочь печаль…
Как организатор сего мероприятия, заранее озаботился свиным окороком и соответствующими ситуации напитками- серьёзные разговоры здесь, но нередко и там, в прошлом-будущем- только таким образом и проводятся. Сразу вспоминаются любимые нашими руководителями деловые переговоры в сауне… Пока присутствующие набивали брюхо, я не торопясь выстраивал в уме конфигурацию будущего непростого разговора по душам. Как-то парни отнесутся к подобной теме, но если хочу реализовать свои планы- эта беседа неизбежна. Наконец, заметив, что движения у народа стали медленнее, а глаза сыто осоловели, приступил к пропаганде в пользу себя любимого. Если по поводу самого понятия, то такого рода целенаправленной, как в будущем из каждого утюга, здесь- наивные времена- ещё не знают. Но тем не менее, её пока скрытой формой уже вовсю пользуются церковники. И очень действенно: даже спустя две тысячи лет после появления этой религии люди молятся безымянному Господу, даже в мыслях не задаваясь вопросом- а кто, или что это такое (если, конечно, принять за аксиому, что действительно существует), и что может понадобиться на нашей бедной планете существу подобного калибра? Да этим, которые из зомбоящиков и в интернете вещают должно быть стыдно при сравнении с людьми в сутанах за бездарно потраченные “народные” деньги. Но забудем на время об этих, надоедливых, и вернёмся к сегодняшней встрече, и попробуем-агитируя за “советскую власть” в моём лице- изобразить из себя комиссара. То, что скажу сейчас, позже присутствующие донесут простым бойцам, и очень важно, чтобы мною сказанное совпало с последующим изложением, как по духу, так и по содержанию.
- Товарищи!- Выдал на автомате, и заметив на лицах удивление от непонятного обращения, поспешил исправиться.- На моей родине так принято обращаться к соратникам, объединённых по типу вашего рутьерского “братства”.
Судя по прояснившимся взглядам и улыбкам начало зашло: не каждый день знатный сеньор и командир в одном лице тебя братом именует. Переглянулись было радостно, но почти сразу на лицах самых догадливых проявилась другая крайность- тревожное сомнение,- с чего бы это вдруг командиру подобными словами кидаться? Хмыкнул про себя- умные ребята,- будь иначе, стал бы их на командные должности выдвигать? Не будем их разочаровывать:
