И теперь сижу в задрипанной забегаловке и пропиваю последние деньги. А тут ещё Марк присоседился за мой стол. И что он хочет сказать я уже знаю- наслушался за эти пару недель, что мы торчим в этом грязном городишке. А когда-то мне мечталось прогуляться здесь туристом- сбылась мечта идиота…

- Даниэль (мы с ним по-простому общаемся- сам попросил), не подумай плохого, но…ребята волнуются.

Ты бы, Марк, хотя бы фразы местами переставлял- нельзя же быть таким предсказуемым. Сейчас про деньги скажет.

- Деньги уже заканчиваются, скоро ни су не останется.

Ну, как я и думал. А про деньги он трясётся потому как поставил его казначеем. Кто-то же должен, так почему бы и не Марк. И теперь он носится с этим, как с писаной торбой. Я уже пожалел, но не снимать же- обидится. Не так чтобы это было важно, но зачем на ровном месте хорошего человека обижать. Пускай играется- ведь каждый мужчина в глубине души, что малыш в песочнице…

И немного про деньги: это от продажи моей доли от добычи после боя в лесу, да и барон от щедрот своих кое-что подкидывал мне время от времени на бедность. Для чего он это делал, какова цель- неизвестно. Тогда меня всё устраивало, а сейчас и не спросишь… Так и образовалась энная сумма, которую я не долго думая и отдал на отряд- никогда не умел считать деньги, они у меня, как песок сквозь пальцы, непременно утекали.

Между тем разговор продолжился- что-то ещё ему нужно от меня. Смотрю- замялся. Блин, неужели опять. Прошлый раз он, ничтоже сумняшеся, предложил мне другую бабу. Мол, подобное бьётся подобным, клин клином, и всё такое… Кончилось тогда некрасиво-матом на разных языках, и я ему за малым в глотку не вцепился за такую “помощь”. Помощничек… Он потом несколько дней ко мне подходить боялся. Так что: снова- старые песни о главном?

- Это…Жан тут знакомца встретил,- Марк с надеждой взглянул на меня, но убедившись что я по-прежнему индифферентно кручу в ладонях кубок с вином, разглядывая на его дне некую истину, вздохнул. Помолчал, раздумывая продолжать ли, но всё же договорил,- Тот сказывал, что между Арагоном и Кастилией закончилось перемирие.

- Да? И что?

- Транкавиль хочет собрать рутьеров для Энрике Трастамара. Мы могли бы тоже…

- Я подумаю.

- Капитан…

- Завтра! Подойди… Мне надо подумать.

Мне на самом деле надо подумать: или останавливать пьянку и пробовать как-то жить дальше, или не мучать ни себя, ни других, и… Вариантов этих самых и- море,- и не обязательно в петлю лезть. Можно просто плюнуть на ногу какому-нибудь дворянчику, а там дуэль и, если не сильно сопротивляться, смерть.

Сидеть в этом, неудачно маскирующемся под приличное заведение, свинарнике расхотелось. Сгрёб со стола бокал и кувшин с пойлом, и пошатываясь, направился к лестнице на второй этаж, где располагались мои скромные апартаменты, представляющие собой конуру три на четыре с маленьким, забранным ставнями, оконцем. С минимальной мебелью, представленной табуретом о трёх ногах и большим сундуком, служившим мне одновременно постелью.

Вошёл в комнату, сгрузил на табуретку всё, что притащил для продолжения банкета. Постоял, пошатываясь, и разрываясь в туманных желаниях между выпить и поспать. Сделал неожиданный выбор: пошёл и распахнул настежь окошко- и вправду душно. Полюбовался окрестностями, которые были также серы и невыразительны, как и моя жизнь: быстро темнеющее, приближаясь к чёрному, небо; уже нечёткие очертания двух-и трёхэтажных домиков, в темноте почти неотличимые друг от друга- лишь подойдя к ним вплотную можно было различить отличающие их нехитрые украшения- сплошные белые, горизонтальные либо диагональные полосы на грязных стенах, или изредка встречающиеся, покачивающиеся на штырях, вмонтированных в стену дома, небольшие железные или деревянные доски с изображенными на них картинками, нередко с шокирующим, или попросту не имеющим ничего общего с реальностью содержанием; тёмная щель между домами, здесь именуемая улицей, по которой время от времени весьма робко пробирались запоздавшие путники, опасавшиеся в эти злые моменты всего что угодно- от заточки в печень до банального ведра с помоями на голову,- таковы реалии в эту эпоху; приоткрытое окошко в стоящем напротив доме, до которого, казалось, можно дотянуться рукой; и горящая там свеча на столе, разгоняющая тьму комнаты лишь на метр вокруг.

На какое-то время залип, вглядываясь в эту свечу- что-то во мне она зацепила. Мерцающее, колеблющееся пламя, готовое потухнуть от любого ветерка- вот что такое я сейчас,- но неужели всё? Отвернулся, подошёл к сундуку и сел, задумался. Назойливой мухой зажужжали слова Марка. Надо, чёрт возьми, выбираться из этого городишки, иначе здесь меня и похоронят. А как же Маша? Прости, родная, не уберёг… Мы всё равно будем когда-нибудь вместе, не здесь, но в лучшем из миров. Что-то опять стало тоскливо, и я взахлёб вылакал вино из бокала. Осоловелым взглядом уставился на дрожащую от ветерка из окошка паутинку, попытался сосредоточиться- о чём это я? Ах, Машенька. Милая… Нет. Не сегодня. Я подумаю об этом завтра… Комната закачалась перед глазами, и я уже не сопротивляясь подступающему забытью, рухнул в постель. Через некоторое время по комнате разнёсся громкий храп, изредка прерываемый всхлипами и непонятными для местных словами.

Разбудила меня барабанная дробь начавшегося дождя. Под перестук капель снова задремал, но ненадолго- вскоре снова очнулся,- и на этот раз сна уже не было ни в одном глазу. Из открытого окошка веяло сыростью и прохладой, охлаждая моё разгорячённое тело. Поскольку дел сегодня особых не намечалось, да и в такую погоду ничего и не хотелось, решил полениться- полежать и подумать. Глянул на кувшин- вино, вроде, осталось- но при мысли о продолжении пьянки замутило. Не, не, ну его нафиг, такое счастье. И вправду пора завязывать…

Разглядывая серую мокрую завесь за окошком, вспомнил вчерашний разговор с Марком. Податься в кондотьеры? В эти времена такое расценивается однозначно- покатился по наклонной. Это каста отверженных- их боятся и ненавидят одновременно. Существуют даже специальные указы против наемничества: их отвергает церковь, им запрещается селиться в городах и селениях, заниматься мирным трудом и т.д. и т.п. Неудивительно, что рутьеры платят миру ненавистью, делая исключение лишь для таких же изгоев, создавая этакие братства со своими ритуалами и законами. И вот если вдуматься, вспомнив этих беспредельщиков в их, так сказать, естественной среде обитания, и что они творят- не хочется мне что-то в подобные ряды вступать. Пришлось и мне в своей жизни в дерьмеце поковыряться, но если к этим- это как на всю оставшуюся жизнь в эту дурно пахнущую субстанцию по самую маковку окунуться.

С другой стороны- а куда ещё податься? Всё же аристократ я только на словах, а так-если копнуть поглубже- сразу же закричат, мол “царь-то ненастоящий” и на Лобное место поволокут, или куда здесь самозванцев пристраивают для утилизации. Вот и хорошо, что ещё никто как следует в моей легенде не поковырялся… И выбор выходит, к сожалению, совсем не велик: либо в дружину какого вельможи поважней- не может же князь, пусть и липовый, служить кому-то менее знатному, либо вот так- на свободные хлеба- на кондотту. Что первый, что второй вариант меня не радуют: в одном случае проведу жизнь в какой-нибудь сырой казарме, или в продуваемом всеми ветрами замке, служа на побегушках у патрона, убивая время при помощи выпивки и немытых, привычных к скотству, селянок; во втором- как я уже говорил- придётся в нехорошем измазаться, так как здесь нет такого понятия как комбатант” или “нонкомбатант”, а все кто не носит оружие- это добыча. По сути, рутьер в здешних палестинах не только человек с оружием и знанием как его наилучшим образом применить, но он к тому же совмещает в себе черты рэкетира и вымогателя. Разбой, убийства, похищения с корыстной целью- вот не полный список “героических” деяний этих людей, в тёплую компанию которых мне предлагают влиться. А других солдат я, к своему сожалению, не увидел. И мучают меня смутные сомнения, что и в других странах, и на других континентах, дела обстоят подобным же образом.