— Доброе утро, — коротко сказал Сергей, сразу переходя к делу.

Он был точен, как всегда. Его слова отмерялись безупречно, словно отрепетированные строки. Ни одного лишнего звука, ни малейшей неловкости в голосе. Она слушала, кивала, отвечала по делу. Но её голос всё равно звучал чуть мягче, чем того требовала ситуация. Это было заметно.

Разговор приближался к концу, когда она вдруг не выдержала.

— Сергей, у тебя всё в порядке?

Пауза.

На долю секунды ей показалось, что он отключился, настолько глухо повисла тишина.

— Да, всё нормально, — наконец отозвался он.

Но Полина уловила заминку в его голосе. Совсем лёгкую, едва ощутимую.

Он сделал вдох и, словно принимая какое-то решение, заговорил снова:

— Слушай, Полина, я должен сказать… Сейчас я не готов смешивать личное с рабочим.

Его голос был всё таким же ровным, но в нём было нечто большее. То, что он не позволял себе говорить до этого момента, возможно, никому.

— У меня был такой опыт раньше, и… всё закончилось плохо. Очень плохо. Это разрушило не только отношения, но и работу. Мне пришлось уйти, и это был сложный период.

Полина почувствовала, как её пальцы непроизвольно сжались в кулак. Она не знала, что сказать. Его слова были словно ледяной водой, внезапно пролитой на её ожидания.

— Это было давно? — её голос звучал осторожно, почти неслышно.

— Достаточно, чтобы не хотеть повторения, — коротко ответил он.

Но, словно почувствовав, что этого недостаточно, продолжил:

— Это был один из тех моментов, когда всё перепуталось. Мы работали вместе. Долго. Сработались, казалось, идеально. Она была талантлива, умна… — он ненадолго замолчал, подбирая слова, — но, когда личное стало вмешиваться в рабочее, всё покатилось вниз.

Полина внимательно слушала, ощущая, как внутри разливается неприятная горечь.

— Сначала всё было в порядке, — продолжил Сергей, — но потом она начала халтурить. Какие-то задачи не доделывала, какие-то выполняла кое-как, а я должен был это исправлять, закрывать на это глаза, но не мог. Я требовал качества, а она воспринимала это как личную критику. Начались сцены, крики, обиды. На фоне этого работа начала страдать. И однажды я понял, что не могу больше вести проект в таких условиях. Всё это закончилось так отвратительно, что я даже не хочу вспоминать.

— Ты ушёл сам? — осторожно спросила Полина.

— Да. Это был единственный выход, — она не видела, как Сергей чуть заметно качнул головой. — Мне нужно было уйти, иначе я бы просто разрушил себя. Но потерять команду, дело, в которое вложил столько сил… это было тяжело.

Сергей продолжил, его голос стал чуть тише:

— Потом пришлось начинать с нуля. Искать новое место. Доказать себе и другим, что я не сломался. Теперь… я не хочу повторения. Не могу.

Он замолчал, будто возвращаясь в тот момент. Полина сглотнула. Она слышала искренность в его голосе, но от этого ей абсолютно не было легче.

— Я понимаю, что ты не такая, — добавил он после паузы, — и всё же на данный момент я не готов рисковать ни проектом, ни тем светлым, что было в нашем общении.

Она чувствовала, как эти слова медленно, но неотвратимо разрезают их хрупкую связь. Невидимые нити, созданные её воображением, её верой в то, что между ними может быть что-то большее, начали рваться одна за другой.

Она пыталась осознать это и принять. Должна была принять. Но как же больно это задевало.

— Я понимаю, — сказала она наконец, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Тогда давай придерживаться исключительно делового общения, чтобы не усложнять ситуацию. Ведь профессионализм превыше всего.

— Спасибо за понимание.

Эта фраза, сказанная ровно, аккуратно, без единой эмоции, стала окончательной точкой. Созвон закончился, и Полина осталась одна в тишине, глядя на безразличный экран. На нём висел список с недоделанными задачами, но взгляд рассеянно скользил мимо букв.

— Да уж. Профессионализм превыше всего, — снова повторила Полина, как мантру, пытаясь заглушить разочарование. Она убеждала себя, что это правильно и разумно. Но всё её существо протестовало против этой холодной, выверенной логики.

Она хотела бы выключить эмоции так же легко, как закрыть вкладку на экране, но это не работало. Каждый раз, когда она оставалась одна, в её голове вновь и вновь вспыхивали моменты, которые казались чем-то большим, чем они были на самом деле. Их вечерняя прогулка, случайные взгляды, чуть замедлившееся дыхание, когда он держал её за талию, помогая спуститься с парапета. Разве это могло быть только её фантазией?

Но чем больше Полина анализировала, тем яснее понимала — она всё себе придумала.

Сергей был сдержанным, отстранённым, корректным. Он не давал ей повода. Не писал первым, не заводил личных тем, не искал встреч за пределами работы. Это она, захваченная его закрытым образом, создала в своей голове иллюзию тайной связи, придумала ему эмоции, которых, возможно, и не было.

Она заигралась. Заигралась в интеллектуальное притяжение, в поиск скрытых смыслов, в желание разгадать человека, который, по сути, просто выполнял свою работу.

Этот человек не притворяется. Он не ищет близости. Он не тянется к ней. Наоборот — он честно и прямо дал понять, что не собирается идти дальше. Не по причине антипатии или холодности, а просто потому, что не хочет и не может.

Ирония в том, что именно этим Сергей и отличался от большинства знакомых ей людей. Он не играл. Не манипулировал, не кормил пустыми надеждами, не тянул резину. Увидев её интерес, он поставил границы. Не грубо, не резко, но чётко. И это было порядочно.

— Господи, какая же я дура, — прошептала она, закрывая лицо руками.

* * *

Полина решила соблюдать дистанцию. Строго, последовательно, без исключений.

Она контролировала каждый свой жест, каждое слово. В рабочих чатах — только дело. В документах — только правки. В созвонах — короткие деловые фразы, точные вопросы, никакой лишней эмоции.

Она превратилась в образцового сотрудника, пример профессионального взаимодействия без единого намёка на личное. Но внутри было совсем иначе.

Каждое утро начиналось с желания открыть рабочий чат и увидеть там его сообщение. Просто одно слово. Хоть какое-то движение в её сторону. Но ничего не было.

Каждый деловой созвон становился испытанием. Она слышала его голос — спокойный, сосредоточенный, чёткий. Вроде бы ничего не изменилось. Но раньше, ещё до того вечера, в этом голосе были мельчайшие, почти невидимые оттенки, которые она улавливала, как музыкант — микроскопические изменения в тональности.

Теперь — ничего.

Ровный тон. Чёткие формулировки. Дистанция.

Она не давала себе расслабиться. Заставляла себя отвлекаться — уходила с головой в работу, в проекты, в дела, которые раньше её увлекали. Но даже зарывшись в них с головой, она продолжала испытывать какую-то болезненную тягу.

Она ловила себя на том, что перечитывает старые переписки. Искала в них что-то, что могла бы понять иначе. Но чем больше проделывала это, тем яснее понимала: он не давал повода. Ни одного намёка. Ни одной неверной интонации. Всё, что было — это её собственные проекции.

Полина понимала, что Сергей давно перестал быть для неё просто коллегой. Он занял особое место в её мыслях, в её внутреннем мире, в её чувствах. И вытравить его оттуда казалось невозможным.

Но теперь она знала, что это только её чувства. Они принадлежат только ей.

И у неё нет права никому их навязывать.

Ожидания против реальности

Дни мелькали, словно кадры в ускоренной съёмке, не оставляя за собой ничего, кроме череды рабочих задач, совещаний и новых вызовов. Полина едва замечала, как будни сливаются в одно целое: утренний чай с привкусом недосыпа, рабочие чаты, заполняющиеся десятками сообщений ещё до девяти утра, таблицы, документы, письма, бесконечные звонки. Всё шло по кругу, и она отчаянно старалась держаться сосредоточенной, не отвлекаться, не позволять мыслям ускользнуть туда, где их быть не должно. Работа стала её единственным спасением, её крепостью, её якорем. Она цеплялась за неё с упрямством утопающего, боясь, что, стоит ей на секунду расслабиться, как все тщательно выстроенные стены рухнут.