Через весьма продолжительное время Андрей заговорил первым:

— Мне кажется ты теперь нигде не будешь в безопасности, пока не дашь своему брату, то что он от тебя хочет. Единственный вариант: сбежать в Россию, ты не какая-то обычная баба, которой нужны будут визы, разрешения, что у вас там ещё есть, найди способ и отправляйся туда.

— Я не понимаю, — виновато, первый раз в жизни смотрела на него Залия.

Борисов понял, что у неё нет наушников. Он хотел было объяснить как-нибудь ещё, но боковым зрением отвлёкся на два вертолёта, которые летели в далеке в противоположную для направления Андрея сторону, и подумал о том, что это возможно летит “спасиение” Залии и если бы он пересёкся с ними, то не выжил бы точно.

Когда они прибыли в расположение, Борисов быстро завёл её к себе и дал ей один из множества своих наушников, у него их здесь было не менее десятка, он повторил ей тоже самое, что сказал в вертолёте. Залия кивнула, обняла его и поцеловала в щёку. Лицо её сейчас было очень серьёзным. Тьма, которая окутывала его разум как будто рассеялась на этот миг, он в прямом смысле не понимал, что происходит и не знал, что ему делать дальше. Правда дальше выбирать не пришлось, к ним ввалились Шари и его люди.

— Что вы оба делали на территориях с которых мы отступили? — начал Шари, который тяжело дышал и глазами сверлил в первую очередь пилота Кальмара.

— Ты не знаешь, что мы там делали? — спросил страшно спокойно, но при этом как-то издевательски Андрей.

— Думаю, что передавали какие-то данные, потому что ты как маленькая вечно ноющая девочка на меня обиделся, что я тебя не отпустил вовремя к маме домой, и решил работать через славян с нашими врагами.

— Во-первых какой маме, во-вторых, какие, нахер, славяне? Ты сам понимаешь, что ты несёшь?

— В любом случае, ты будешь казнён, по подозрению в шпионаже, а ты, — он перевёл взгляд на Залию, — будешь постоянно под моим надзором, всегда в поле моего зрения, поняла?

— Меня там чуть не изнасиловали, и теперь ты говоришь такое, будто я сама туда хотела, — очень зло, как будто не своим голосом говорила Залия.

— Никто бы там тебя не изнасиловал.

— Откуда ты знаешь? — подловила брата, и возможно из-за стресса, сама это осознала не сразу, она.

На что Шари только покачал головой, мол это вопрос настолько глупый, что даже отвечать на него как-то неловко.

— Выведете женщину, — командует правитель Южных Королевств, всё ещё глядя на сестру.

Конечно же Залию вытаскивают из помещения, а Андрея начинают избивать, после очередного удара по голове, у него, что называется выключается свет, приходит в себя он уже в каком-то помещении сильно напоминающем изолятор. Пространства примерно шесть квадратных метров, вместо кровати прямоугольный выступ торчащий из стены, шатающийся пластиковый столик под единственным тусклым источником света горящим под потолком строго напротив двери. К лицу больно даже прикоснуться, да и ко всему остальному тоже, уходит несколько минут, для того чтобы Андрей вспоминл последние события, которые привели его сюда.

В помещении со стенами антрацитового цвета убранство было очень скромным: тонкий матрас расположенный на бетонном выступе из стены, окрашенном в тот же цвет, дырка в полу вместо унитаза, над ней кран только с холодной водой. Ещё один выступ, видимо, служил столом. Холодный свет разливается по этой тесной келье, предназначенной, правда, совсем не для монахов. В ушах чувствуется некоторая приятная свежесть — так бывает когда достаёшь наушники пробывшие там много времени, сам Андрей их, конечно же, не вынимал, с этим помогли сотрудники тюрьмы. Хотя бывший пилот Кальмара не мог знать точно, где он находится, но и обилие вариантов его “номер” особо не предполагал. Побродив в нескольких метрах пространства туда-сюда, он улёгся обратно на то, что рассчитано служить как койка, тревожность не давала легко уснуть, да и сколько Андрей проспал до этого он не мог знать, ведь ни у него, ни в этой камере часов не было. Не знал российский лётчик и через сколько в первый раз внизу двери поднялась створка и туда просунули поднос с едой. Картофельное пюре с несколькими кусками варёной колбасы, чёрный чай в кружке миллилитров на двести пятьдесят. Как только Андрей взял поднос, створка поднялась ещё раз и туда просунули рулон туалетной бумаги во втулке которого стояли зубная щетка с пластиковом пакете и тюбик зубной пасты. От такого у арестанта, который думал, что попал сюда исключительно за своеволие даже поднялось настроение, а то вонь исходящая из собственного рта доставляла большой дискомфорт, больше даже моральный чем физический. Так и почувствовал себя Андрей первый раз за неизвестное ему количество часов человеком, даже уснул в этот день с большей лёгкостью чем обычно.

В реальности прошло семь дней, когда дверь камеры Андрея открылась в первый раз полностью, сам Борисов, даже не догадывался сколько к этому моменту он пробыл здесь.

Смуглый мужчина, служащий тюрьмы, что-то говорил, но и сопровождал свои слова жестами, при этом даже не особо глядя на самого узника, опухлость лица которого уже в значительной степени спала, только фиолетовые круги то тут, то там на лице и теле плавно перетекали в желтые обрамления себя же. Андрей, естественно, не понимал ни слова, но можно было легко догадаться, что от него хотят, он повиновался: повернулся следуя жесту работника тюрьмы, завёл руки за спину, на них тут же почувствовал холодок от металла наручников, дальше услышал пару щелчков — наручники закрылись. Служащий не очень сильно, но крепко взял Андрея за локоть и несильным подталкиванием задал вектор его пути.

Вскоре Борисов оказался в душевой внушительных размеров, она как будто тянулась метров на сто вдаль, около пятидесяти метров была её ширина, постепенно под каждой лейкой оказывался мужчина, каких-то приводили по одному, каких-то группами. Андрей получил кусок мыла в пластиковом контейнере, снял с себя одежду там где ему приказали и отправился под свободную душевую кабину без дверей, только с боковыми стенками, без каких-либо кранов, на передней стене выступ, прямо как у него в камере, видимо чтобы положить туда мыло.

Вода была горячей, но терпимой, регулировать её температуру было никак нельзя, но бывший пилот Кальмара подумал, что уж лучше пусть она будет горячее чем комфортно, чем холоднее. Перед входом ещё один работник тюрьмы что-то сказал ему и раскрыл ладонь, Андрей решил, что время на мытьё у него составляет пять минут и оказался в этом прав. После “банных” процедур его поджидали новые штаны и майка, его кроссовки заменились неизвестной силой на шлёпанцы из пенистого материала, пропали и вонючие носки, вместо них на новых трусах лежали свежие. Кусок мыла Андрей прихватил с собой, никто этому не противился, видимо подобное было в рамках правил данного заведения.

Когда Борисов вернулся в камеру, то обнаружил, что и постель испачканную в первые дни собственной кровью, пропитанную потом тела, ему кто-то заменил, ну прямо сюрприз за сюрпризом, на радостях от такого он даже почти забыл где находится. Правда, спустя примерно час смотрения в потолок, осознал снова, что он не имеет и понятия когда этому заключению придёт конец, и придёт ли. Попытки заговорить с работниками тюрьмы, само собой, не приносили никаких результатов, они не старались понять Андрея, а если бы и хотели, то не могли бы, а у него не получалось выведать у них хотя бы сегодняшнюю дату ни на русском, ни на английском языках.

После того как бывший российский космонавт побывал в душевых три раза он решил, что водят их туда раз в неделю, следовательно и в этом месте он пробыл уже около трёх недель, раны на голове почти затянулись, синяки напоминали о себе лишь небольшими желтыми пятнышками и неприятными ощущениями, если до них дотронуться. Андрею казалось, что у него даже не сбилось ощущение дня и ночи и спал он всегда, как он думал, по ночам, поэтому когда в один из дней он проснулся от того, что с привычным гулом открывается автоматическая дверь, он абсолютно не понял к чему это приурочено и что за ночные дела к этому привязаны.