— Тупит? — хмыкнула Озара.

— Нет, ну а как это ещё назвать? Он вообще не отслеживает, когда люды и люди подпадают под его животный магнетизм, — закатил глаза Стремглав. — И при этом умудряется…

— Что?..

Внезапно Стремглав осёкся и внимательно посмотрел на цветы в руках Озары:

— Ты это… Присмотрись к нему, ладно? Он… э… Правда не плох. И частенько в разговоре тебя вспоминает. Ты ему нравишься, но он не умеет это показывать, наверное, потому что в их клане все сами на них набрасываются…

— Ага, теперь ты сводником заделался, — фыркнула Озара, хотя сердце предательски дрогнуло.

— Ещё скажи, что он тебе ни капельки не нравится. Я же вижу, как ты иногда на него смотришь. Вы оба… В общем, между вами чувствуется искра. Родственные души.

Озара нахмурилась. Как она смотрит на Кадмаэля? Да как на всех. Разве что немного опасается из-за магии, которую полностью не может блокировать даже её науз.

— Ты же знаешь, у нас с сёстрами непростая ситуация и не до завязывания романтических отношений, — постаралась она уклониться от этого разговора. — Мы с тобой… Говорили об этом.

— А ещё знаю, что вы не собираетесь сдаваться и соглашаться со своей судьбой. И ты же предупредила меня, значит, право выбора ввязываться в твои проблемы или нет будет за избранником, — пожал плечами Стремглав. — И, прости, но я рассказал об этом Кадмаэлю, не всё, но в общих чертах. Думаю, он не боится. Он вообще ничего не боится, этот Оперённый, — с толикой восхищения и гордости пробормотал он.

Озара вздрогнула, словно очнувшись. Густо и опьяняюще пахло лавандой. Пахло счастьем. Разговор разбередил в душе что-то трепетное и нежное.

Словно ушат воды на голову хлынуло осознание. Она всегда смотрела на Кадмаэля. Это правда. Впрочем, сначала она убеждала себя, что просто не отрывает взгляда от опасности, которую тот несёт. Вспомнились многократные обещания самой себе разобраться в странной реакции на Кадмаэля несмотря на блокирующий любовную магию науз. Отчего-то Озара каждый раз откладывала проверку артефакта, находились дела поважнее. Тем более, что за прошедшие полгода она так и не решила свою проблему: боязнь объединять силы с сёстрами. Общий оборот был всё так же неустойчив и краткосрочен. Этому сопротивлялась именно она — её страх потерять себя был слишком велик. Поддаться. Проиграть.

Но… Проигрыш ли это? Позволить себе… любить? Слиться с кем-то в одном порыве чувств и страстей?

— Отнеси в сушилку, — отдала она букет из лаванды, чабера и шалфея Стремглаву и, развернувшись, побежала назад. Туда, на полянку, где по-прежнему стоял Кадмаэль, который, казалось, любовался закатом солнца, замерев истуканом. Но к солнцу у него было особенное отношение, особенно здесь, где оно не такой и частый гость относительно его дома.

Озара тихо подошла к нему со спины, сердце буквально клокотало в ушах одновременно обмирая от собственной смелости и возможности ошибиться, но…

— Ты уже вернулась?.. — спросил не оборачиваясь Кадмаэль, а Озара прильнула к нему со спины, обнимая, и ощущая, как чужое сердце заколотилось сильней.

— Спасибо за цветы… — тихо сказала она, а он порывисто повернулся, схватив в крепкие объятия и прижал к себе.

Поцелуй с Кадмаэлем отличался от того её первого поцелуя как небо и земля. На миг ей показалось, что она целуется с обжигающим солнцем, вспыхивая, словно сухая трава и сгорая дотла. Будто два огня — её пламя и его, объединились и взвились выше звёзд.

А потом всё закончилось, потому что Кадмаэль оторвался от её губ, прикрывая собой.

— Э… Хм… Там всех зовут ужинать, — смущённо кашлянул застукавший их Стремглав.

— Мы идём, — кивнул Кадмаэль, взял слегка дезориентированную Озару за руку и привёл к общему костру.

А она ела наваристую похлёбку и чуть не проносила ложку мимо рта, так как всё время думала о том, что вот как это — целоваться со своим настоящим суженым.

— Ну, теперь я точно спокоен, — внезапно шепнул ей Стремглав, сидевший по другую сторону, пихнув в бок.

— Что? Почему? — моргнула Озара.

— Ну… — Стремглав усмехнулся. — Теперь я буду уверен, что моя избранница не уйдёт к моему лучшему другу, как это… Ну почти это сделала моя мать. Потому что у него теперь есть ты.

— Ты расстроился? — напрямую спросила его Озара. Как бы то ни было, Стремглав был ей дорог как друг.

— Это было как-то даже ожидаемо, почти моя карма, но нет… Я за вас рад. Вы правда… сливаетесь аурами, словно вот-вот совершите совместный оборот или какое-то парное шаманство. Редко такое увидишь.

— Удивительно, — пробормотала Озара и чуть не выронила ложку. — Я поняла!

— Что поняла? — спросил её Кадмаэль.

— Я поняла, как правильно делать слияние с сёстрами!

Яровзор ощущал себя падающим в колодец или расщелину. В ушах стучала кровь, а сердце, кажется, в горле. Свет и сознание меркли постепенно, словно отдаляясь от него. Взгляд застелило кроваво-красной пеленой. В устрашающе быстро пустеющей голове билась и грохотала единственная мысль: «Ожега рядом, он не должен ей навредить! Только не ей! Только не ей…»

Зверь. Хранитель. Предок. Василиск Великий Полоз.

Яровзор уже ощущал похожую беспомощность. В тот день, когда Предок выбрал его.

Он родился ошибкой. Отец совсем не обращал на него внимания. Наверное, старался не привязываться, зная, что он не переживёт Инициацию брата.

Яровзор помнил тот момент, когда об их судьбе узнал Златозар. Его единственный и любимый старший брат, который с ним играл и в какой-то мере заменил ему отца. Златозару было уже пятнадцать, а Яровзору девять, когда им запретили общаться. Мама вообще часто плакала и недолюбливала Златозара, но Яровзор всегда сбегал из-под её навязчивой опеки, чтобы провести с братом время.

Потом их с матерью и вовсе отправили в дальний храм Предков, туда, где с ним бесконечно проводили обряды отсечения от Рода…

Но это оказалось…

Бесполезно.

Тогда же Яровзор и узнал о своей участи и то, что родился ошибкой. И, можно сказать, на этом его детство закончилось.

В каждом поколении ветви Хранителя оставался только один — самый сильный и достойный. Так было всегда. Он просто родился слишком рано и должен умереть ради Рода и правильной передачи Наследия Великого Полоза. Вот и всё.

Время в храме тянулось убийственно медленно. Все знали, что никакие ритуалы и расстояния не помешают Василиску придти за его законной добычей, он слышал шепотки слуг. Чувствовал на себе взгляды дальней родни. Там же, в том храме, он познакомился с семьёй своего троюродного брата. Мелкого пятилетку кликали Борщ. Дородовое прозвище очень к нему подходило, так как свекольный суп тот очень уважал и мог есть его на обед и ужин. Борщ был единственным, кто не знал о том, что Яровзор скоро умрёт, и он старался побольше времени проводить с младшим братишкой. Учить тому, чему его самого научил старший брат… чтобы… его хоть кто-то запомнил. Его самого, а не «ошибку рождения» или вынужденную жертву Рода Василискова. Чтобы он остался в чьей-то памяти тем, кто существовал.

На время Инициации Златозара мама спрятала Яровзора в пещере. Было темно. Одиноко. И мучительно. Отсчитывать каждый вдох и выдох, ожидая прихода смерти. И он дождался. По крайней мере, тогда он думал, что дождался.

Первым он услышал шелест. Такой странный, обволакивающий и заполняющий всё вокруг. Словно он дышит шелестом и видит только его в сгустившейся темноте.

«Пока с-слабый… но лучше ты…» — прозвучавший внутри головы голос заставил крупно вздрогнуть. Яровзор зажмурился, готовясь к смерти, и проморгал главное: как проваливается в кроваво-красную пелену и куда-то движется. Всё время движется.

Как именно произошёл его первый оборот, он не помнил, не ощутил даже. Просто когда он осмелился взглянуть, то понял, что находится внутри Зверя, смотрит его глазами, ощущает его чувствами и совершенно ничего не может сделать. Словно жук, застывший в янтаре намертво.