У примитивных народов в самых разных уголках планеты мы видим одну и ту же картину: ритуалы, знаменующие этап вступления в зрелость, для девочек значительно проще. Обычно знаковым моментом становилось начало менструации, за этим следовали небольшие ритуалы (например, нужно провести 3 дня в отдельном помещении, постясь). Далее она уже считалась женщиной, могла одеваться и украшать себя как взрослая. Для мужчин племени становилось очевидным: девочка вступила в возраст невесты, теперь за ней можно ухаживать.
А вот инициационные ритуалы для мальчиков гораздо сложнее, дольше и даже страшнее: это тяжелые испытания, которые выдерживал не всякий и не с первого раза. Мальчик должен был доказать свое право называться мужчиной и вести мужской образ жизни. В какой именно момент мальчик отважится на прохождение инициационного ритуала, зачастую он мог выбирать сам. Обычно был «желательный» возрастной диапазон, дольше которого затягивать инициацию считалось постыдным. И не прошедший инициацию юноша (отказавшийся от испытаний или не выдержавший их) не считался мужчиной – воином и охотником. Он был обречен заниматься женской работой и не мог жениться (в некоторых племенах даже надевал женскую одежду).
Есть еще одна гипотеза о том, почему мужчина вынужден доказывать свою мужественность чаще, чем женщина доказывает свою женственность. Уже не биологизаторская, а психоаналитическая.
Когда рождается младенец, вне зависимости от его пола, самым близким человеком для него становится мать. И именно с ней младенец бессознательно идентифицируется; это называется «первичной половой идентификацией». Для младенца-девочки такая идентификация совпадает с полом биологическим, и впоследствии она просто развивает свою женственность, переходя с одного возрастного этапа на другой. Естественно, для младенца-мальчика все не так просто: ведь изначально он идентифицирован с женской фигурой. И лишь затем меняет объект для идентификации: появляется фигура отца (или заменяющего его мужчины, в некоторых случаях это может быть дедушка, отчим, дядя, крестный…).
Если мужская фигура в жизни мальчика так и не появляется, бессознательно он остается идентифицированным с матерью, из материнского поля женских энергий так и не переходит в отцовское поле мужских энергий. В этом случае психологическим полом мальчика остается женский пол, во взрослости он проявляет женский тип поведения, его сексуальное влечение направлено на мужчин. Он или позволит себе пойти за своими желаниями и разовьет гомосексуальные отношения с мужчиной (для его психологического пола они будут гетеросексуальными). Или, отрицая и подавляя гомосексуальные импульсы, останется в сексуальной изоляции, рационализируя это социально приемлемым образом: «Не встретил ту единственную» и т.д. Также латентный гомосексуализм может перейти и в гомофобию.
Возникает закономерный вопрос: всегда ли в ситуации отсутствия рядом реальной мужской фигуры мальчик идентифицируется с матерью? Ведь в жизни бывают разные обстоятельства. Например, после Второй Мировой войны число взрослых мужчин сильно сократилось, были семьи, а то и целые деревни, в которых их не осталось вообще. Но военное и послевоенное поколение мальчиков выросло достаточно мужественным. Потому что ключевым моментом является следующее: символический образ, с которым мальчик идентифицируется, формируется в его внутренней психической реальности. Он символичен и необязательно должен иметь реальное воплощение вовне. То есть образ мужчины, подходящий для идентификации, может быть символическим, не требующим реального присутствия мужчины рядом. После войны живого отца могло рядом не быть, но символически он присутствовал в поле семьи, и этот образ был положительным. Женщины семьи вспоминали отца-героя, мальчик знал о нем, уважал, восхищался и хотел быть похожим на него. Идентификация происходила: даже после смерти отца его связь с сыном не нарушалась, осуществлялась преемственность мужественности.
А может происходить и наоборот: образ отца в семье обесценен и демонизирован. Например, в ситуации развода жена представляет сыну своего бывшего мужа как какое-то чудовище. Забывая, что это для нее он – «бывший муж», а для сына – раз и навсегда «отец»! – и отец предстает как негативный объект. Разве мальчик захочет быть похожим на него? С негативным объектом крайне сложно идентифицироваться. Проводилось исследование мужчин-гомосексуалистов, показавшее интересные результаты. У значительной части гомосексуалистов образ отца был негативным, в связи с чем идентификация с отцом нарушалась (Калина О.Г., Холмогорова А.Б. «Роль отца в психическом развитии ребенка»). Важно: какими бы ни были конфликты между родителями, ребенка нельзя в них включать, настраивать против кого бы то ни было из родителей.
Так что мужской путь начинается с идентификации с женщиной (с матерью), и лишь потом происходит идентификация с мужской фигурой (с отцом). Именно поэтому мужчина боится продемонстрировать женское поведение, потерять мужественность, и вынужден постоянно свою мужественность доказывать, словно не уверен в своей идентичности. Мы видим устоявшиеся выражения, например, «Докажи, что ты мужик». И множество анекдотов:
В роддоме лежат дети: несколько девочек, и среди них единственный мальчик.
– Я – мальчик! – гордо заявляет он.
Но все остальные не верят и смеются:
– Нет, мы все девочки, ты тоже – девочка!
Тогда мальчик откидывает свои пеленки и кричит:
– Я вам сейчас докажу, что я – настоящий мужчина! Вот, смотрите, все-все смотрите. Ползунки – голубые!!!
Женский путь инициации, развития: девочка-девушка-женщина-старуха.
Мужской путь инициации: мальчик-юноша-мужчина-старик.
Как мы видим, они симметричны, но при этом женщина и мужчина проходят свой путь по-разному. Мужчине сложнее, ему надо совершить больше «подвигов», тогда как основной женский «подвиг» – деторождение. Если мы обратимся к сказкам, то увидим, что в большинстве из них главный герой – мужчина. Он должен пройти через самые разные испытания, приобрести самый разносторонний опыт – и тогда его ждет невеста (право оставить потомство).
Возможно, именно по этим двум причинам, культуральной и архетипической, среди фигурных карт таро мужских образов в три раза больше, чем женских.
Некогда паж иногда считался и женской фигурой, в гадательной традиции обозначал юного мальчика или юную девочку. Но не случайно в символике зафиксировался все же мужской образ, а не женский.
Классические колоды таро, в отличие от совсем уж современных модификаций, имеют схожие изображения и символику. Самая известная колода – Уайта, также называемая «райдеровской». Мы предлагаем для психологической работы с фигурными картами таро использовать непосредственно ее, или такой ее современный вариант как «Универсальное таро Уайта», модернизированное итальянским художником Роберто де Анджелисом. В этом варианте персонажи прописаны более четко и реалистично.
Рассматривая изображения, мы будем исходить не из эзотерической, а из психологической символики. Поэтому некоторые трактовки могут не совпадать с гадательным толкованием.
3.2. Женские образы в фигурных картах таро: королевы (дамы).
4 королевы (дамы) – 4 женских образа, 4 женские ипостаси. Они распределены по 4 мастям: кубки, жезлы, монеты (пентакли), мечи. Символика масти помогает раскрыть суть каждого образа.
Между собой королевы равны. В некоторых эзотерических традициях и карточных играх существует иерархия мастей, но для символики психологической – это не так, и иерархии быть не может. О королевах невозможно судить в категориях «лучше-хуже», «правильная-неправильная», «достойная-недостойная» и т.д. Они гармонично друг друга дополняют, являясь частями единого целого – идеальной женщины. На сознательном уровне наши представления об идеальной женщине будут совершенно разными, в зависимости от нашей личной истории: воспитания, книг и фильмов, на которых мы выросли, индивидуального жизненного опыта… Но на глубинном бессознательном уровне у всех людей есть древнее единой знание – какой должна быть «идеальная женщина». Конечно, речь идет о содержании этого образа (о внутренних качествах и о ролях), а не о внешних проявлениях вроде цвета волос или одежды.