— А белку так можете? — восхищённо поинтересовалась Кэт.

— Я всё могу, — снисходительно сообщил я. — Попутешествуй с моё.

Этот эпизод серьёзно улучшил всем настроение. Даже Эдвин, мрачный с самого утра, наконец-то разгладил морщины на лбу и снисходительно, как любил, улыбнулся. Осознание того, что сегодня на ужин будет что-то кроме сухарей и валяного мяса, придало всем сил идти дальше.

К обеду, однако, дорога подпортилась. Точнее, она вообще исчезла. Вместо тракта, пусть и заброшенного, но всё ещё осязаемого посреди полудикой местности, впереди виднелась ровная белая поляна, в которой ноги коней увязали по самые бабки. Посыпая снег проклятиями (а бездорожье, как известно, угодно только Армии), мы ещё с час прорывались сквозь сугробы. Но в конце концов, пришлось спешиться и взять коней под уздцы.

Таким неторопливым поездом, загребая снег сапогами и обжигая щиколотки холодными иглами, мы добрались до заброшенной деревни, расползшейся, словно квашня, прямо посреди тракта. Она и была похожа на сбежавшее тесто, никакого порядка в расположении случайно раскиданных по обе стороны дороги домов не существовало. Просто лес по краям деревни отступал, образуя длинную и ровную поляну примерно в полкилометра в диаметре, а посему крестьяне лепили своё жильё кто как хотел. Судя по тому, что вокруг деревни не было достаточно места для пашни, жили давно покинувшие её обитатели то ли впроголодь, то ли как все местные — от болота.

К тому моменту, как мы миновали центр посёлка, Кэт начала всё чаще сбиваться с шага и один раз даже рухнула в сугроб. Несмотря на выбившийся из-под шапки локон, который запыхавшаяся девушка настойчиво сдувала и раскрасневшееся от усталости лицо, она никак не хотела останавливаться на отдых. Только глотнула портвейна из заботливо протянутой мной фляги и тут же скривилась, измарав симпатичное личико гримасой отвращения.

Тем не менее, на привал мы всё-таки решили остановиться, облюбовав один из почерневших домишек, что был ближе всего к заметённой дороге. Это была просторная изба, слегка покосившаяся от времени, но всё ещё крепенькая, строили на совесть. О хозяйственности бывших жильцов свидетельствовала и обстановка внутри: огромных размеров печь, подошвы от сапог, стоящие в пыли возле входной двери. Как только мыши не догрызли? Здоровенная, размером с мою голову, икона святого Леонида в углу и несколько комплектов посуды, правда, деревянной. Судя по всему, бывшие обитатели не бедствовали.

Нам оставалось только поблагодарить их за полную чашу дома и, наскоро натаскав дров с лесной опушки, растопить печь. Огонь никак не хотел загораться, жалуясь на промокшую ель, чадил и плевался, всю избу заволокло едким дымом с острым, но приятным запахом. В конце концов, пламя всё-таки занялось. Наблюдая за тем, как его языки лениво облизывают чернявенькие поленья, мы немедленно потянулись к теплу, рассевшись возле печки полукругом. Едва ноги и пальцы отошли от окоченения, я, ещё чувствуя в запястьях мелкое покалывание, принялся за зайца. Пока сдирал с него шкуру, орудуя толстым ножом, Эдвин, пошарил по избе и вынул откуда-то три деревянные кружки. Предварительно потерев и сполоснув снегом, он накидал туда каких-то ягод, залил водой и поставил в печь для нагрева.

Уже через час мы сидели за столом и раздирали на части то, что осталось от бедного ушастого.

— И всё же, я хочу вернуться ко вчерашнему разговору, — невнятно произнёс Эдвин, рассеяно работая челюстями.

Я закатил глаза.

— Что вы опять от меня хотите услышать? Чтобы я обозвал крестьянскую байку крестьянской байкой?

— Не совсем. Хотел бы получиться пояснения такой категоричности.

Я взглянул на него тем взглядом, которым мастер обычно удостаивает ученика, несущего полную околесицу. И вытер руки об штаны.

— Эдвин, вы же умный человек. И вы должны понимать, что не все россказни о злых духах, демонических тварях и малефикарах действительно являются правдой. Когда заполошная деревенская баба прибегает в отделение Ордена и просит снять венец безбрачия — это смешно. Но когда эта просьба исходит от мага, надежды и опоры Гильдии, то это навевает на кое-какие мысли.

Эдвин улыбнулся своей обезоруживающе-дипломатичной улыбкой.

— Ну, насчёт надежды и опоры вы мне польстили…

— Давайте не будем друг другу врать, Эдвин. Вы явно не последний человек среди вашего магического сообщества. Да, я прекрасно знаю эту вашу отговорку, что все маги, мол, под Церковью ходят, служат только ей, Создателю и роду людскому, но это никогда не мешало вам играть в собственные игры. Притом на таком уровне, что тягаться с вами могла только сама курия, все эти короли и императоры не в счёт. И поэтому когда подобный вам человек вдруг срывается с места, уезжает в ночь, а на вопрос о причинах отмалчивается, это наводит на некоторые мысли. Но, как я уже говорил, вам я доверяю. Ровно в той мере, в какой вы доверяете мне. Я не лезу в ваши дела, мне ни к чему. Поэтому, пожалуйста, без лишней скромности.

Кэт смотрела на меня глазами полными одновременно и изумления и ярости. Судя по всему, милое дитя действительно тешило себя надеждами об аполитичности магов, служении людям и прочей благостной чуши.

О, сколько там открытий чудных…

Эдвин же, заметив смущение ученицы, аккуратно положил ей руку на плечо, и чуть пододвинул к себе. Одновременно отдаляя её от меня и успокаивая: «Я позже всё объясню». Вполне логичный жест с его стороны, неоперившихся птенцов нужно всячески оберегать.

— Хорошо, вы меня уели, — хлопнул ладонь по столу маг, выбивая из несчастной деревяшки сноп пыли. — Меня действительно можно назвать «важной фигурой». Настолько, насколько важен соглядатай или агент влияния. Но сейчас не об этом. Сейчас мы о Гарвеле и Бетке. И о том, почему гибель молодого человека не могла вызвать Дикий Гон.

Я устало вздохнул.

— Потому что это Дикий Гон. Не Вурдалачий король, для появления которого один идиот должен зарезать другого идиота, единокровного с первым. И даже не сорда, возникающая из души чернокнижницы. Это малефикар совершенно другого уровня. Сплав человеческой души и инфернальной энергии. Гомункулы, обличённые в доспехи и движимые лишь местью. Чтобы сотворить нечто подобное одной обиды за убитую невесту недостаточно. Нужны силы, нужны ритуалы, кровавые ритуалы, и, в первую очередь, нужны знания. Просто так, в чистом поле Гон не возникает, и именно поэтому этот малефикар невероятно редок и очень слабо изучен. У чернокнижников, которым хватит силёнок сотворить такое, есть куда как более практичные способы достижения цели. Огненный дождь вызвать. Или чуму наслать.

Я отхлебнул мутно-зелёного чая, заваренного Эдвином. Странный напиток. Травянистый, аж горло сводит, но не терпкий. После него во рту оставалось чувство свежести, словно разжевал листья мяты.

Никогда такого не пил.

— А Гензель и Грета? — внимательным хорьком поинтересовалась Кэт. — Там же тоже Дикий Гон был.

Я хохотнул.

— Интересно, а от кого это ты узнала, что у той истории для самых маленьких было продолжение? — я украдкой глянул на Эдвина, однако тот хранил невозмутимый вид. — Детка, Гензель кровь пил. Сперва той самой старушки-монахини, а затем и остальных жертв. Силёнок у него было достаточно, чтобы, после того как их с сестрой выдернули из нагретой постели Псы Создателя, оставить своим убийцам сюрприз. А затем кошмарить весь несчастный лирранский городок ещё целый год, разъезжая во главе демонических всадников.

— Я вам не детка, — в лучших чувствах оскорбилась Кэт.

— Верно. Но ничего из сказанного мной это не отменяет.

Ещё одним глотком я дал ей понять, что возражения не принимаются. Она была до смешного трогательна, когда злилась. Со всей силы сжимала узкие, как у ласки зубы, и топорщила светлые брови, чуть выдвигая их вперёд.

— А вам не кажется, — вкрадчивым голосом поинтересовался Эдвин, — что сейчас вы очень сильно напоминаете одного нашего общего знакомого?

— Не кажется, — отмёл я все подозрения, прекрасно понимая, о ком речь. — Тот идиот не хотел видеть очевидное. Я же не хочу верить в местную легенду, не подтверждённую никакими фактами.