Я заметил, с какой силой Кэт закусила губу. И как до мертвенной белизны сжались её маленькие кулачки.

— Душегубы, — прошептала она. — Самые настоящие душегубы. Хуже Милитантов…

Э, девочка, ты погоди. Это просто люди. Всего лишь люди. Милитантов ты ещё не видала. Как и демонов вообще.

И не дай Создатель увидеть.

— Конечно, Гарвель не стерпел. Как говорили немногочисленные выжившие после, он едва не обезумел от горя. Собрал всех, кого мог, в единый кулак, бросил обоз, бросил лагерь. Бросил вообще всё, что только мог. И рванулся по старому тракту, желая придать Остолье огню и мечу.

— Не вышло? — поинтересовался я.

— Не вышло, — подытожил Эдвин. — Он даже до города не добрался. Бунтовщики прекрасно знали, что делают. Они пошли на провокацию, чернейшую из возможны, и не прогадали. Устроили засаду прямо посреди пути, чтобы назад никто не успел прорваться. Подрубили брёвна, рассредоточили отряд. А когда ополчение добралось до нужного места — захлопнули ловушку. Всех положили. Выжить сумели лишь те, кто в самом хвосте скакал, успели отвернуть. А Гарвель… я уверен, что он дрался до конца. Ярость придаёт сил, но этот бой ему было не выиграть. Дальше мятежники собрали, кого могли, взяли без боя лагерь и устремились в брешь в обороне, едва не окружив всех папских пикинёров. Те встали насмерть в Журавлиных болотах, выигрывая остальным время, а мы откатились за Лейну. Откатились и встали насмерть. На Чёрной переправе. Остальное, я думаю, вам известно.

Маг печально улыбнулся. Но меня этой улыбочкой было не подкупить.

— Это всё прекрасно, — произнёс я, не обращая внимания на тихое женское сопение носом. — Только самого главного-то вы не сказали.

— Верно, не сказал, — согласился Эдвин. — Да дальше уже ваша работа на самом деле, мастер Летт. Говорят, что с тех пор на старом тракте бродит меж деревьев женский призрак в белом платье, прикладывая невесомые руки к лицу, и заходится в безутешных рыданиях. А в ответ на её рыдания мчится по дороге кавалькада рыцарей в чёрных, обгоревших доспехах. Командир их несётся быстрее всех во главе колонны, надеясь найти девушку, прижать к себе и успокоить. И в каждом, кто попадётся ему на пути, видит обидчика, желает отомстить ему за девичьи слёзы и сечёт и правых, и виноватых. Такая вот легенда.

Я зевнул.

— Бабкины сказки. Я и не знал, что по той войне уже начал фольклор появляться.

Если бы взглядом можно было убивать, то возмущённые до последнего предела глаза Кэт мгновенно бы меня испепелили. А что ты хотела, девочка? Поработай на большаках с моё, послушай преданья старины глубокой. Может поймёшь тогда, что все они, по большей части, просто чепуха.

— О, — протянул Эдвин, — вы не представляете, как быстро начал. Эта история имеет под собой хотя бы реальную основу. Это я ещё про Железного Капера не рассказывал. И всё же, полагаете, сказки?..

— Так думаю, — вынес я вердикт, вгрызаясь в краюху хлеба. — Если бы от каждой благородной девицы и такого же благородного рыцаря рождались малефикары, на этом несчастном свете уже протолкнуться нигде нельзя было. Сами посудите: войны, несчастная любовь, родители не велят. Да банальный холерный понос, в конце-то концов. Ладно, ещё в Карсилии с этим полегче, с её-то куртуазностью. А в Альбии? Или в Ризадии. Да помилуй Создатель, я бы сам повесился, будь я тамошней девицей.

Кэт жгла меня взглядом, как огнём. Мне даже в один миг показалось, что её рука дёрнулась, готовясь швырнуть в меня огненный шар. Ещё бы, скотина, такую историю романтичную испортил своим поносом.

— К тому же, — продолжил я с уже куда как большей обстоятельностью, — на лицо явно «разрезанное письмо»[1]. Какой-то менестрель, присутствовавший при тех событиях, разок-другой выпивал с кем-то из моей братии. Те ему в шутку ли, а может, чтобы похвалиться, рассказали о Диком Гоне. И плакальщицах заодно. Тот, с присущей всем певунам хозяйственностью, присовокупил к малефикарам ещё и историю несчастной любви. Спел пару раз в трактирах да лагерях, и был таков. А оттуда байка уже в народ и покатилась.

— Прямо так и покатилась? — въедливо спросила Кэт. Судя по всему, ей очень хотелось, чтобы влюблённые всё же остались вместе. Пусть даже и в тёмном, проклятом обличие.

Но я безжалостно кивнул.

— Так и покатилась. Как колесо от телеги. Для появления Дикого Гона, а именно так твой учитель только что описал кавалькаду погибшего Гарвеля, требуется невероятно мощное приложение сил. Заклятие мести, например. Притом наложенное особо сильным чернокнижником. Это же не дух покойника призвать. Каждый призрак Гона — малефикар-секундус. Выше только демоны. А, насколько я понимаю, ни Гарвель, ни Бетка даром не владели.

— Резонно, — подняв палец, согласился маг, тем самым пресекая возражения со стороны Кэт, которые готовы были вот-вот сорваться с маленького острого язычка. — Но почему бы этим не заняться чернокнижникам Лирраны? У них-то силёнок было полно.

— А им на кой хрен? — удивился я. — Малефикаров на собственную же тыловую дорогу выпускать?

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Эдвин. — Еретик, что твой безумец. Можно всякого ожидать. Ромашку луговую подарит или стилет в бок вонзит.

Он хлопнул в ладоши, словно призывая к вниманию.

— Ладно. Пора и честь знать. Предлагаю рассредоточиться по лежакам.

— Учитель, а вам точно помощь не нужна? — пискнула Кэт, выпрямляясь и разминая затёкшие от сидения ноги. — Я могу влить свой пятый.

— Ну уж нет, — отмахнулся от неё Эдвин. — Завтра нам и одного сонного мага хватит. К тому же, если ветер стихнет, я ночью перекрою поток. До утра тепла хватит, а там и в дорогу. Всё, гашу костёр.

Магическое пламя действительно погасло, и мне не оставалось ничего другого, кроме как шустро и на ощупь нырнуть под одеяло. Ещё с пару минут я ворочался, булькая тёплым портвейном в животе и вслушиваясь в завывания ночного леса. Ели шумели, всё сильнее и сильнее склоняя пушистые ветки к земле, но магический купол, выставленный магом, чуть заглушал звуки, и потому буйство стихии доносилось до меня, словно сквозь вату.

И как только веки сами собой начали слипаться под это мерное гудение, до меня донёсся чуть хрипловатый голос Эдвина.

— Знаете, мастер Летт, а ведь в кое чём вы ошиблись. Приложение сил… может и было оно, это самое приложение. Ведь Создатель есть любовь, а что может быть сильнее Его?

Я приподнялся на локте, собираясь прочесть магу лекцию о том, что сама суть малефикаров исходит не от Создателя, а от Армии, но едва я раскрыл рот, как заметил, что маг уже спит.

***

Утро мы встретили в препоганом настроении.

Как и обещал Эдвин, купол он снял где-то в середине ночи, чтобы сэкономить капельку сил для себя. Однако ветер, прервавшись ненадолго в третьем часу, к рассвету начал с новой силой, из-за чего все мы оказались заметены тонким слоем снега. Конечно, проснуться это помогло, но ощущения оставило самые гадостные.

Мы на скорую руку, то и дело подпрыгивая на разных ногах попеременно, собрались и, кое-как оседлав продрогших лошадей, двинулись в путь. Все трое были злыми, словно суртульские медведи, которых незадачливые охотники пробудили от законного снежного сна. Уже через час Кэт начала грустно хлюпать носом, из-за чего пришлось останавливаться и вливать в неё живительный магический поток. Точнее, вливал его Эдвин, водя руками перед лицом девушки, я лишь наблюдал в стороне и тихо матерился, то сгибая, то разгибая окоченевшие пальцы на ногах.

К обеду устаканилось. Ветер стих, вчерашняя хлябь рассеялась, а едва вставшее из-за горизонта зимнее солнце весело поблескивало на неглубоких сугробах. Из-под тонкого снежного налёта торчали, словно высушенные руки покойника, опавшие ветки ельника. Лесная живность, потерявшая после вчерашнего свои дома, то и дело очумело выглядывала на опушку, словно размышляя, что им теперь делать. Одного из таких несчастных, зайца беляка, обгрызавшего кору с непонятно откуда взявшегося в таком лесу ивняка, я умудрился подбить пращой, которую предусмотрительно всегда держал на дне сумки. Пробравшись по сугробам и хапнув сапогами снега, я довольно потряс добычей перед своими спутниками, приподняв трупик за уши, прежде чем прикрепить его к поклаже.