Арно Клендинг пребывал в раздраенных чувствах. Отыграться не удалось — просто не на что было. Заработать? Нереально. Он простой студент, не какой-нибудь эксклюзивный специалист. К тому же в распоряжении у Клендинга была всего лишь эта ночь. Завтра студенту надлежит явиться на занятия, а там до него доберется и отец. Возьмет за шкирку и…

Когда он, забредши в рощицу и немного заблудившись, всерьез уже обдумывал вариант ограбить кого-нибудь или даже убить и обобрать, то заметил свет. И этот свет почудился ему надеждой. Свет давал костер. У костра на бревне сидела женщина, бросая в огонь ветки.

Клендинг протрезвел. Моментально. Потому что четко осознал: на пьяную голову — не выйдет.

Женщина. Ночью. Одна. Логика работала: значит, незамужняя. Прячется в роще. Значит, наверняка тоже нелады с отцом. Может, отец не станет ее искать. А если и станет? Никто ведь не знает, что она была тут. Главное — чтобы она не закричала. А то набежит служба охраны безопасности, и… Чтобы она не закричала, ее надо оглушить. С одного удара. Потом — всунуть в рот кляп. И дело почти сделано.

Какое-то время Клендинг потратил на поиск орудия преступления. Оглушить девку надо качественно. И предмет был найден недалеко от рощи. Крышка канализационного люка.

Двигаться совершенно бесшумно Клендинг не умел. Но старался, как мог. Да в роще и не стояла мертвая тишина: ухали птицы, шебуршали не то зверьки, не то насекомые, весело трещал костер. Клендинг подкрался к женщине со спины, обеими руками поднял крышку от люка и от души огрел ее по голове.

Не успев даже пикнуть, женщина повалилась в костер. Клендинг поспешно схватил ее за волосы и чуть не заорал во всю глотку, когда ее голова осталась у него в руках. Нет, не голова… только волосы. Парик! Колотящееся сердце еще заходилось в ужасе, а он уже вытаскивал девку из костра. Ничего, лицо не попортилось. Платье немного обгорело, это да. Но платье так и так надо снять. Вдруг кто-то его узнает? Лишние улики ни к чему.

Дрожащие пальцы содрали с шеи золотые и серебряные цепочки, сунули в карман, разорвали остатки платья. Упругая грудь и живот, белеющие в колеблющемся свете костра, разбудили в Клендинге безумное желание. Он аж зажмурился. Нет, нельзя терять время. Может, ее уже ищут. Он швырнул в костер обрывки платья, парик, сумку со всем содержимым — из ценностей там была разве что чья-то расчетная карточка, но, не зная кода доступа, с нее не снимешь больше, чем стоимость обеда в недорогом кафе, а попасться с чужой расчетной карточкой — хуже нет.

Клендинг поднатужился, перекинул девку через плечо и стал выбираться из рощи, на ходу вызывая машину-полуавтомат.

— Сумасшедший дом какой-то, — пробормотал себе под нос Ильтен, вытирая пот со лба.

Доктор ушел лишь в середине ночи. Платить ему пришлось из своих: Ильтену до жути не хотелось, чтобы в руководстве Компании узнали, что женщине, находящейся под его ответственностью, ни с того ни с сего понадобилось собирать челюсть по косточкам. Этакого могут просто не понять. И указать диспетчеру, превысившему всякую меру, на дверь без выходного пособия. Портить товар вправе лишь тот, кто его купил.

Доктор предложил госпитализировать Алею. Мол, в больнице проще и с уходом, и с оборудованием. Но Ильтен побоялся. Лучше он сам будет ухаживать за бабой, не в первый раз, чем кто-то из Компании увидит ее в больнице и задастся вопросом: а какого рожна?

Робот-уборщик ползал вокруг кровавого пятна в коридоре. И чего Тереза взъелась на девушку? Кстати — он посмотрел на часы — где Тереза? Где она шляется, когда все нормальные женщины сидят по домам?

Словно в ответ, пропиликал звонок. Зохен, четыре часа ночи! Кого там еще несет?

— Я поставщик! — Юношеский голос, запыхавшийся.

— Поставщики днем приходят, — отрезал Ильтен. — Не хулиганьте!

— Да я правда поставщик! — заныл юнец. — Я женщину принес.

Ильтен включил камеру. Действительно, молодой парень с потной челкой, а на руках — голая баба.

— Заходите, — сказал он неохотно.

Юнец тяжело прошагал в прихожую и сгрузил женщину на кресло. Ильтен бросил на нее оценивающий взгляд… и застыл.

У Клендинга душа ушла в пятки, когда диспетчер перевел глаза на него. Подумалось — сейчас убьет, и никакой отец уже не страшен.

— Где вы ее взяли? — процедил диспетчер.

— На… на Алте, — выдавил Клендинг, отчетливо понимая: диспетчер откуда-то знает, что он врет. Но почему-то не спешит уличить, продолжает игру.

— Как ее зовут?

— Манис.

— Манис, значит. — Не такой уж профан этот тип, знает алтянские женские имена. Может, мать у него с Алты? А что, похож: нос с горбинкой, черные кудри.

Ильтен видел мерзавца насквозь. Он из тех, у кого никогда не примут заявление на жену. Выпивоха, наркоман или игрок. Либо на дозу не хватает, либо проигрался в пух. К нему порой приходили такие. Не совсем опустившиеся, этим все равно — недоопустившиеся личности. Предлагали краденых женщин. И иногда он брал. Если понимал, что искать ее явно некому или не станут. Но чаще приглашал незадачливого коммерсанта выпить чаю и побеседовать, а сам незаметно вызывал службу охраны безопасности. Больше всего ему сейчас хотелось вызвать безопасников и полюбоваться, как они спускают горе-поставщика, закованного в наручники, с лестницы. Но именно этого он не может себе позволить. Ему придется проглотить все, что скажет этот наркоман, и перевести ему на счет деньги. Причем не средства Компании, а свои собственные сбережения. Потому что служба охраны безопасности и Тереза — вещи несовместимые.

— Что вы с ней делали? — Требовательный взгляд диспетчера не отпускал Клендинга.

— Н-ничего, — пролепетал он. — Только по голове стукнул маленько. Даже того, не баловался.

Ильтен хмыкнул. Презрительно, но с едва заметным облегчением.

— Десять тысяч, — вынес он вердикт. — Давайте карточку.

— А я слышал, что поставщикам по двадцать тысяч единиц за бабу платят. — Жадность подняла голову.

— Двадцать тысяч — за тех, кого по голове не били. — Еще не хватало давать какому-то наркоману полную цену за женщину, у Ильтена же и украденную! — Десять тысяч, или я вызываю службу охраны безопасности.

Парень сдулся. Протянул расчетную карточку. Десять тысяч единиц — цена твоего молчания. Чтобы ты не вызвал службу охраны безопасности и не сдал диспетчера, принимающего краденый товар.

Клендинг бежал прочь, сжимая в руках расчетную карточку, пока не вспомнил о машине, брошенной у дома диспетчера. Ну и ладно, полуавтомат подождет, пока кончится аванс, а потом сам уедет в гараж. Зато теперь есть с чем вернуться к отцу.

Ильтен подождал, пока счастливый наркоман уберется восвояси, и набрал номер.

— Доктор Энсет… извините за беспокойство и не сочтите за издевательство…

Ильтен обнимал бесчувственную Терезу и гладил, бормоча что-то успокаивающее. Она, конечно, ничего не слышала, так что успокаивал он больше сам себя. А кроме того, обнимать ее было так приятно… Тихая, спокойная, покорно лежит и не ругается. На мгновение закралась шаловливая мыслишка — а не воспользоваться ли? Но была отметена. Чего доброго, очнется в самый неподходящий момент и засветит ему в челюсть, или по деликатным органам, или в глаз. И то, и другое, и третье одинаково пугало.

Явился Энсет, демонстрируя олицетворенное смирение перед лицом беспокойной судьбы. Осмотрел Терезу, провел какие-то экспресс-анализы, прописал мази и таблетки.

— Вы мой спаситель, доктор Энсет, — растроганно сказал Ильтен.

— Ваш? — Доктор издал смешок. — Или ваших женщин?

— Мой, доктор Энсет, мой. — Не может быть, чтобы он этого не понимал. — Как мне вас благодарить?

Он протянул доктору чашку горячего травяного чая, белую в красный горошек, которая тому нравилась. Не в счет благодарности, конечно. Так, взбодриться слегка в самый сонный ночной час.

За чаем Энсет разоткровенничался.

— Я работаю врачом в Брачной Компании одиннадцатый год. Поверьте мне, господин Ильтен, это немало.