– Угу, а ты против.

– Я не товар!

– И каков твой план теперь? Напомни. Про фиктивного мужа опустим. Вчерашний день я помню смутно.

Я выпустила туман из ладони и скрестила на груди руки, словно это поможет закрыться от взгляда, направленного на меня. Желудок заурчал предательски громко. Дезмонд усмехнулся и поманил меня.

– Планы подождут, иди поешь.

Сопротивляться я не стала. Села, отпила чаю, уткнувшись глазами в самодельную чашку. Могул срезал румяный кусочек с туши, положил на заготовленный широкий лист катальпы и вручил мне.

Румяный, сочный кусочек еды! Как же он пах! Умопомрачительно! Я вцепилась в мясо зубами так, словно никогда не слышала об этикете, вилке-ноже и утренней молитве. Мгновенно одолела угощение и чудом не заурчала.

– Ещё! Пожалуйста… – сказала я и протянула ему листок.

Дезмонд, посмеиваясь, отрез

а

л мне кусок за куском, жевал сам с аппетитом и с явным удовольствием смотрел, как я ем. Я же, напротив, сосредоточилась на еде и старалась на него не смотреть.

С умирающим было как-то проще. А тут… с этой его условной набедренной повязкой, с теснотой и полутьмой в скальной комнате, разбавленной чудом пробравшимися снаружи лучами, рассыпавшимися пятнами света по полу, ситуация складывалась неоднозначная.

– Одна моя знакомая говорила, что если человек хорошо ест, значит, он и сам человек хороший, – заметил он.

– Оля? – спросила я.

Рыжий тут же нахмурился.

– Откуда ты про неё знаешь?

– Ты вчера в забытьи назвал меня её именем и обрадовался, что она жива. Кто она?

– Слишком долгая история. Об этом не будем, – сказал он резко, как точку поставил.

– Извини.

Тишина между нами теперь была неловкой, словно кто-то кого-то обидел, но ведь это было не так. И Дезмонд всё-таки мог мне пригодиться.

– План простой, – сказала я. – Столица отсюда не так уж далеко, туда поехал мой двоюродный брат Киран. Он обманул меня и, считай, продал, подлец, вместе с домом бабушки и дедушки. Он себе забрал выкуп за меня и мою половину денег за дом.

Рыжий развернулся ко мне всем телом, не вставая с камня.

– Ушлый хмырь. И как же ты деньги у него отнимать собралась?

Я сжала кулаки.

– Отниму как-нибудь. Я сильная. Я бы и проклятой старухе, так называемой свекрови, не поддалась. Вырвалась бы сразу и уехала. Но у неё какая-то магия плюс слуг полон дом. Меня просто скрутили, как пленницу, и заперли. Охотник этот, Ринзод, сын старухи, к вечеру только явился. Глянул на меня и сказал: «Завтра». Хоть в этом мне повезло!

Дезмонд присвистнул.

– Да уж, всем свадьбам свадьба! Подашь на развод в городе. И в суд. Или что у вас там…

Я горестно вздохнула.

– Отменили у нас разводы как Богу противные.

– А у вас ритуал был какой-нибудь разве? Чтобы клялись Богу, жрец, священник?

Во мне зародилась надежда.

– Нет. Только договор брачный подписали брат и старуха.

– Даже не муж? Пффф, филькина грамота это, а не договор! В суд иди!

Я отвела глаза. Стало ясно: Дезмонд действительно не из наших краёв. А вот говорить ли ему, что в последнее время женщин лишили почти всех прав? Не позволит ли он тогда себе лишнего? И так постоянно намекает неизвестно на что. Поэтому я промолчала, кивнула только. Но потом у меня вырвался вздох.

– Эй, что за грусть, детка? – Рыжий подался ко мне.

– Думаю, хоть бы в столице всё получилось, – соврала я. – Потом отправлюсь учиться, это дальше, на другом конце острова. Доеду до школы, и считай, я свободна! Когда вступаешь в Орден, все бывшие связи, договоры аннулируются, ты просто даёшь обет и становишься сестрой ордена и всё, тебя даже другим именем нарекают. Главная сложность – дороги, вдоль них ходят стражи, в маленьких деревнях и городках тоже чужаков проверяют. А наш остров Деон большой: отсюда до школы Ордена больше пятисот километров, через столицу добавится крюк, плюс ещё километров пятьдесят.

– А что за обет?

– Безбрачия и верности Ордену.

Дезмонд кашлянул.

– Нахрена такие жертвы?

– А как иначе стать целительницей? В нашей стране нет вариантов. Замуж я не хочу, а людей спасать – очень!

Рыжий постучал пальцами по колену, затем сощурился, рассматривая меня ещё пристальней.

– Но ведь это на всю жизнь…

– А я и хочу свободу на всю жизнь. И не упрашивать кого-то: пойдём со мной туда или сюда. Это унизительно.

– Слушай, – сказал он. – А ты хоть целовалась когда-нибудь?

– Вот этого не надо! То, что мы волей случая оказались рядом, не даёт тебе права…

– Ясно, не целовалась. И мужских рук не чувствовала, – кивнул Дезмонд. – Прежде чем от чего-то отказываться, нужно знать, что именно ты собираешься вычеркнуть из своей жизни.

– Мне всё это не нужно.

– Всем нужно. Это базовая потребность.

– А вот об этом я говорить не буду. И точка! – отрезала я, разозлившись.

Рыжий покачал головой.

– Интересно, если у вас такие законы, откуда взялась ты, такая строптивая?

– Законы изменились недавно. После эпидемии пришли к власти Святые старцы и стали управлять страной так, как полвека до этого, все порядки из прошлого вернули.

– Как же вы их допустили?

– Все правители погибли во время эпидемии, в стране начался хаос. Старцы навели порядок. Как ни странно многие даже довольны, другие просто боятся.

– Угу, ясно. Хаос – отличное время для перемен и шанс для особо ушлых.

– Тебя казнят, если назовёшь старцев ушлыми.

– Ну разумеется! – поморщился Дезмонд. – Узурпаторы любят стращать, ведь у них трон под задницами шатается. Поэтому казнь, тюрьма и женщин гномить – любимые развлечения слабаков.

Я посмотрела на него удивлённо. А он просто сказал:

– Ладно, жди меня здесь. Скоро вернусь.

Я чуть не поперхнулась воздухом от радости.

– Ты всё-таки решил согласиться на моё предложение?!

– Ходить туда и обратно по пятьсот километров – моё любимое занятие. Еще больше мне нравится вытряхивать деньги из воров. А если серьёзно, ты вернула меня к жизни, я тебе должен.

– Спасибо! – Я всплеснула руками, не помня себя от счастья.

И вдруг Дезмонд посмотрел на меня с прищуром.

– А ты не думала, что есть вариант с освобождением гораздо проще?

– Какой? – моргнула я.

– Свернуть твоему новоиспечённому мужу шею. Станешь вдовой, свободной, молодой, красивой. Никаких обетов, ходи куда хочешь, – усмехнулся рыжий, глядя внимательно и уж как-то слишком прямо. – Судя по тому, что творила старуха, вдовам у вас всё можно. Это какая-то особая категория.

И я его испугалась, понимая, что шутит могул только наполовину. Как я могла забыть, что могул – равно демон? Холодок пробежал по спине и рукам, и я проговорила:

– Но ведь это смертельный грех.

– И что такое, по-твоему, грех?

– Это значить погубить собственную душу. Смысл в такой свободе? Свобода не столько телу, сколько душе нужна…

«Она отлично бы смотрелась бы на троне», – подумал Дезмонд, представив статную девушку напротив в багряном платье и с тиарой на подобранных наверх волосах. Впрочем, сейчас Ума Яни, большеротая, синеглазая, с разметавшимися по плечам длинными прямыми волосами цвета зрелой пшеницы, с застрявшими в них травинками, с точёным прямым носом, высокими скулами и с ямочкой на подбородке, выдающей недюжинный характер, говорила ему о том, что собирается стать монахиней.

Это вызвало в Дезмонде такой внутренний протест, что он сам себе удивился. Но, позвольте, куда ей в монастырь или орден, не важно, с такими длинными ногами, красивой грудью, тонкой талией и выразительными бёдрами? А эти узкие запястья и щиколотки? Нет, это преступление против природы!

На вид Уме было лет двадцать, и она буквально излучала чувственность. Не кокетство, а что-то настоящее, женское – эдакую смесь силы и уязвимости. На ум Дезмонду пришло слово «первородная», и, пожалуй, оно ей подходило как нельзя лучше – светлое, но с таинственными тёмными водами в глубине, в которых чего только не водилось.